Где-то году в 1992-м из Театра на Литейном, который я тогда возглавлял, вылупился театр «Фарсы». Мне это нравилось, потому что можно было думать, что это первый театр-студия. У театра «Фарсы» были свои актеры, режиссер — Витя Крамер, а потом, когда они стали уже самостоятельно работать, появился свой художник. Саша Шишкин. Я увидел там чудный спектакль — «Вохляки из Голоплеков». Играли в ТЮЗе. Меня поразил вкус костюма, идея сценографии, и я подумал, что немедленно нужно приглашать этого представителя новой генерации к себе в работу, и с нетерпением ждал, когда появится такая возможность. И вот она появилась. Из далекого города Якутска я получил приглашение поставить спектакль. Хотели, чтобы я повторил «Упыря», а я предложил «Игроков» Гоголя. «Завел» Сашу Шишкина на это дело — и он откликнулся.

У нас с ним сложилось, на мой взгляд, идеальное сотрудничество! Он был чрезвычайно чуток к любому повороту мысли режиссера, его предложения были всегда конструктивны. Мы не боялись друг другу показать, что чего-то не знаем, вчитываясь в пьесу, открывали самые разные пласты. И Саша приносил мне бесчисленное количество вариантов. Это было наслаждение! Каждый эскиз, помимо того, что Саша — график замечательный, — это какое-то новое решение сценического пространства.

Но я чувствовал, что это не совсем близко моему ощущению. У Саши не пропадал азарт к работе. Наоборот, ему хотелось «попасть». Он, помимо эскизов, еще сделал 3–4 макета. Представляете? Наконец настало время уезжать в Якутск. Репетиции начинались в апреле, в день рождения Гоголя… Мы повезли с собой эти макеты и эскизы. Решение еще не оформилось окончательно, и мы хотели на месте, посмотрев сцену, окончательно все обдумать. Было на все про все полтора месяца! И я выговорил условия у директора, что Саша прилетит второй раз (там этого не делается, художник сдает и улетает). Мы начали смотреть сцену, цеха (талантливый столяр там работал, чуть-чуть выпивал — такой народный герой… и невероятно творческий завпост, редкостная женщина!). Конечно же, всем безумно трудно было в снегах Якутии держать русский театр. Актеры — подвижники, студия была своя… Мы посмотрели там один-два спектакля — и все сформировалось. Возникла идея в пространстве этого театра сделать свой маленький театрик. Он должен был выявляться через «номер провинциальной гостиницы». Пустая сцена (мы называем это «черный кабинет»), в центре — деревянный куб 4 x 4 м, в перспективе уходящий в глубину, с потолком, полом, стенами, сделанными из натуральных досок. В потолке кабинета вырезан круг диаметром метра в полтора, а сверху, с колосников, спускалась люстра, которая лежала на полу. В паутине, одетые в белое трактирные половые спали вечным сном в этом зачуханном, грязном провинциальном номере. А потом задняя стенка открывалась, и зритель обнаруживал там тайную белую игорную комнату с ломберным столиком, шикарными четырьмя стульями вокруг стола и специальной люстрой. Вот такая была идея оформления. Занавесом этого маленького театра должна была служить стена из струганого дерева, она поднималась, но пролог шел перед этим деревянным занавесом. Мы придумали все это мгновенно, все само сочинилось, дело было за исполнением.

Когда мы обратились к директору, он сказал: «Вы что, очумели, что ли? Нам в жизни этого не сделать! Где мы вам возьмем такое дерево? У нас лежит мокрый лес, доски, которым сохнуть еще год надо, и одна доска кривее другой, это разве что в какой деревне якутской забор сколотить, чтобы козы не бегали!» Я сказал: «Саша, всегда можно найти решение». Когда запрещено слово «нет», это страшно подвигает к творчеству. Мы же просто увидели с ним этот провинциальный номер из досок, да Саша еще великолепно придумал, что между досками должны быть щели толщиной в два сантиметра, и со всех сторон бьет свет! Представьте себе сарай в летний день, когда пробивается свет, — потрясающая красота. Здесь наши внутренние ощущения совпали, и отказываться вовсе не хотелось.

Что приходит в голову Шишкину? Мы загружаем грузовик этим мокрым лесом. И Саша едет в якутскую деревню, через 20–30 минут после выезда из Якутска перед глазами Саши выплывает потрясающей красоты забор, который окружает покосившийся дом. Снег, лес — а это конец марта, начало апреля — и серебристо-голубоватого цвета доски, они на морозе за двадцать лет выстояли, без единой занозы — проводишь рукой… С трепетом Саша Шишкин открывает калитку, входит во двор, стучит в дверь. В избе сидит, понуро опустив голову, совершенно пьяный якутский парень. Саша садится напротив и говорит: «Послушай, старик. Нам нужен твой забор. В обмен на это мы привезли грузовик леса. Ты построишь два таких забора, ты высушишь лес… все будет в порядке. Давай поменяемся! Что мы тебе должны?» И тот, прожевывая слова и буквы, выдавливает из себя: «За бутылку коньяку согласен!» Ему привозят ящик коньяка «Белый аист» (другого в якутском магазине не нашли), и он отдает нам забор, который мы снимаем и привозим в театр. Там охнули! Доски сложили, они недельку подсыхали — и Саша со столяром, который был «все мастерские якутского театра», начинают сооружать этот кабинет. Я говорю: «Саша, а обои? Все должно быть фирменно». И Саша отправляется в магазин тканей, выбирает самый дешевый (нам сказали, денег нема!) ситец в цветочек и привозит в театр. Каждую доску на высоту в метр десять снизу оклеил этим ситцем. И получились замечательной красоты обои.

Выяснив, что у театра шефы — мебельная фабрика, Саша едет туда, смотрит, что там делается и выбирает (они там только стали выкарабкиваться из кризиса) красивые резные стулья под старину, напоминающие стулья начала 19 века, покрытые белой эмалью. Он просит четыре стула, они с радостью отдают — просто так. Он заказывает прямоугольный ломберный столик, в столешнице которого вырезана середина, а по краям вставлены два стержня — все может крутиться. Сверху белая поверхность, а когда игроки садились играть в карты, стержни чуть ослабляли — рукой ударяли по середине стола, — и он крутился, подбитый снизу зеленым сукном. Сделали над этим лампу… Когда я увидел выставленную декорацию на сцене, я охнул — Европа! Мгновенно заработала фантазия у художника по свету. Когда выставили прожектора сверху справа, слева и свет ударил в щели, — это безумная была красота.

Идея в том, что все, что приходит тебе в голову, — осуществимо, только нужно найти пути, Саша Шишкин, однофамилец знаменитого художника, осуществил.

Я когда был с дочкой в музее и увидел там картину, знаменитых мишек, конфеты есть еще такие, сразу подумал — переименовать… «Шишкин на Севере». Потому что работа была блистательная. Он это все заказал, а когда приехал на выпуск, оказалось, что в Якутском театре, с милейшим, чуть выпивающим столяром, можно сделать оформление, не уступающее по красоте работам Кочергина, Боровского… А как здорово Саша сделал кофр для Ихарева! Я сказал: «Саша, никакой бутафории». Что делает Саша? Сколачивается сундук из фанеры высотой в человеческий рост, его поверхность оклеивают натуральным тонким сукном, которое было на складе в театре, а по граням набивают жестяные полосочки, такие бывают на контейнерах. И просят у ребят-рабочих гвоздики с крупными головками. Набивают их по всем граням с интервалом в 5—10 см, получаются клепки. Саша берет простой кожаный ремень и из него делает ручку. Внутренняя поверхность — красный бархат. Когда я увидел этот кофр — полное впечатление, что его можно спокойно использовать. Наш герой лез внутрь кофра, переодевался там — и представал щеголем! Вот мой первый опыт работы с Шишкиным.

Потом меня пригласили в Александринку — сделать «Дон Жуана» Мольера, а я в свою очередь пригласил Сашу. И вот Шишкин — размахнулся! Это в Якутске мы делали спектакль из ничего, а здесь он придумал оформление удивительного масштаба и мощи. Это был его первый крупномасштабный спектакль в таком театре. Я ему не говорил, что меня вызывал Краев, заместитель директора, и говорил: «Надо бы на миллиончик расходы сократить… Подумайте, пожалуйста». Я на миллиончик убирал — Саша не замечал… Но и когда замечал — мы настолько с ним понимали друг друга! Я сразу сказал так: художник — это тот же режиссер, только не работает с актерами, а режиссер — это тот же художник, который не делает макет. Ему страшно понравился этот принцип. Саша Шишкин всегда понимал, что идет сотрудничество, никакой фанаберии — и ответственность колоссальная!

Когда я узнал, что Андрей Могучий, уважаемый мной режиссер, пригласил его на «Петербург», я не удивился. Потому что масштаб такого зрелища — Саше по зубам, это его. Когда мне рассказывают про будильники — это абсолютный Шишкин…

А теперь — фигушки его пригласишь! Он — по всей Европе. Я не удивлюсь, если появится статья «Шишкин и Комеди Франсез»!

Это здорово, что в Петербурге есть такой художник, оригинальный, ни на кого не похожий, — Саша Шишкин.

Ноябрь 2005 г.