Т. Уильямс. «Татуированная роза». Театр «Комедианты».
Режиссер Михаил Левшин

По отечественным сериалам, заполонившим экраны телевизоров, можно наблюдать любопытную тенденцию: уходит в прошлое мода на героев. С середины девяностых годов народными героями были исключительно мужчины-менты и мужчины-бандиты. В последнее время ситуация изменилась: в центре внимания оказалась женщина. «Она сама» — делает карьеру, растит детей и обязательно нечеловечески любит какого-нибудь недостойного мужчину. Может быть, эта «феминизация» так называемой «народной» культуры привела к тому, что на отечественном театре с небывалой силой вспыхнула эпидемия постановок пьес Теннеси Уильямса. Вот драматургический материал, в котором актрисе есть где отвести душу, а зрительницам — насопереживаться вволю. В театре «Комедианты» состоялась премьера очередной пьесы «русского народного» драматурга Уильямса.

Спектакль «Татуированная роза» в постановке Михаила Левшина оформлен художниками Ф. Волосенковым и Б. Анушиным разностилево и сумбурно. Авансцена представляет собой фанерный фасад ателье Серафины Делла Розы с симпатичными вывесками и беленькими жалюзи в духе сериала про модельное агентство. За жалюзи — комната с лежанкой, составленной из тарных ящиков (намек на «убогость» уильямсовских героев, проживающих на свалке жизни). А по обеим сторонам этого «ложа любви» стоят манекены, выполненные и расписанные в духе Пикассо, что, вероятно, должно являться абсурдистским штрихом в спектакле. Все вместе производит впечатление абстрактного «театрального» пространства, в котором можно сыграть любую пьесу любого автора. И в любом жанре.

Михаил Левшин обозначил в программке жанр как «драматическое шоу» — излюбленный режиссерский ход: никто не знает, как должно выглядеть означенное представление, так пойди, докажи, что это не оно самое и есть. Но идет он тропкой, проторенной отечественными режиссерами, — ставит мелодраму. И актеры достойно поддерживают режиссерское начинание. Нина Мещанинова честно и проникновенно играет женщину, которая потеряла любимого и глубоко переживает эту утрату. Но из образа Серафины ушла поэзия: она обыкновенная женщина, которая отличается от своих соседок тем, что потеряла мужа. Уильямсу же важны не страдания вдовы, а то, что есть в мире любовь и красота. И есть люди, которые носят в себе эту любовь и жить без нее не могут. В пьесе же Серафина исключительна: она итальянка, а значит, иная, не такая, как все; по мнению драматурга, Италия — это единственная страна, созданная для любви.

Герои Уильямса делятся на «слабых» и «сильных», «сильные» хозяйничают в грубом внешнем мире, а «слабым» принадлежит мир любви, красоты, поэзии, который на самом деле лишь уголок в «стране Дракона» (так драматург назвал страну боли и страха, в которой «проживают» герои его пьес). Альваро, как и Серафина, — «слабый» герой, он тоже чужак и итальянец. В спектакле эту роль исполняет Дмитрий Бульба. В розово-белом, игрушечном, фанерном пространстве жилья Серафины вдруг появляется очень конкретный мужичок — Иванушка-дурачок, одетый во что-то неопрятное, потрепанное, серо-черное и не по погоде (разговор у них с Серафиной пойдет об ужасной жаре) многослойное. «Лицо простофили», — говорит о своем госте Серафина, и эта характеристика соответствует действительности. Во всем остальном герой Бульбы нисколько не напоминает героя пьесы: Альваро — мужчина, который способен заплакать, сделать на груди татуировку розы и предложить женщине «любовь и нежность». Альваро Уильямса — человек не от мира сего, а Альваро Бульбы, наоборот, предельно земной и понятный персонаж, лишенный двойственности, свойственной уильямсовским героям.

«Татуированная роза» вообще одна из самых мистических пьес Теннеси Уильямса, в которой большое значение придается символам, видениям, суевериям, всему тому, что невозможно объяснить, чего в реальном мире не существует, как не существует идеальной любви. В пьесе сразу две колдуньи — «добрая» Ассунта и «злая» Стрега: одна любовь привораживает, другая уничтожает. Они борются за Серафину, которая и есть любовь, и внутри самой Серафины идет та же борьба: полюбить Альваро или продолжать ненавидеть мир. В спектакле, как и во всех российских постановках Уильямса, нет ни мистики, ни символов, обе ведьмы очень конкретны и схожи между собой. И та и другая похожи на старых индианок, что кажется удачей спектакля: именно в дремучих корнях, в темных, полудиких людях видит драматург последний источник мистического, колдовского, иррационального, тонкого мировосприятия. Но ведьмам в спектакле отведена та же роль, что и соседкам: служить декорациями для переживаний героини. В этом спектакле все реально: время от времени героиня с ужасом вскрикивает, якобы заметив черного козла Стреги, и тогда все присутствующие на сцене с топотом бегут в кулису — гонять козла, и это кажется всего лишь маленькой бытовой неурядицей, а не предвестием несчастья.

И самое главное — в спектакле нет конфликта. Чему противопоставлена неземная любовь Серафины, с чем эта любовь борется, кто ей препятствует? Серафина—Мещанинова все время на кого-то кричит: на соседок, на священника, на дочь, на Альваро — и постоянно проявляет агрессию (задирает подол учительнице, «насилует» священника, запирает дочь). Вроде бы героиня что-то отстаивает, но непонятно, что и перед кем. Потому что никто ей не мешает ни любить, ни страдать. В пьесе же Уильямса любви Серафины противостоит мир, любви не знающий, мир в котором, по словам Альваро, «только холод и одиночество». В спектакле право любить отстаивать не перед кем: соседки (недаром почти в каждой пьесе Уильямса есть эти страшные «соседи», которых режиссеры обычно превращают в фарсовых персонажей для увеселения публики) — существа гораздо более нереальные, чем героиня, на них не бытовые костюмы, в отличие от бытового и безвкусного розового пеньюара Серафины. Не ясно, кто они, эти соседки, а следовательно, каков мир, окружающий героиню. «Соседки» то набрасываются на проститутку Эстелу, становясь ириниями, мстя за подругу, а потом вдруг начинают «клевать» саму Серафину. В пьесе они хотят растерзать Эстелу, а потом и Серафину, за то, что те осмеливаются быть иными, преступают законы их обывательской добропорядочности. А здесь они вроде бы заодно с героиней. В финале влюбленные пары — Серафина с Альваро и ее дочь Роза с женихом — замирают в «красивых позах» в окружении «соседей». И все улыбаются. «Мессидж», транслируемый режиссером, заключается, вероятно, в том, что «любовь и нежность» — это всеобщее достояние, а не участь некоторых избранных «чужеземцев».