Н. А. Бугров.
Фото М. Дмитриева

«Хлебный король» Николай Александрович Бугров (1837–1911) терпеть не мог театр и никогда в нем не бывал, что и неудивительно: был он из крепкой староверческой семьи, уже в третьем поколении из богатого нижегородского купеческого рода, доходы которого преумножил многократно. При этом он свято сохранял строгие принципы предков.

Удивительно умен, сметлив и предприимчив был Николай Александрович. То, о чем мы теперь только мечтаем (так называемая вертикальная цепочка производственных связей), было у него выстроено безупречно: закупал пшеницу, грузил на свои пароходы, привозил на свои мельницы, молол, продавал через сеть своих магазинов и лавок (даже тара была своя). И банки, его кредитовавшие, тоже свои. Да еще сеть доходных домов… Да еще десятки пароходов, паровые мельницы, склады, причалы, сотни десятин леса, целые селения, представительства в двадцати крупнейших городах России. Товарищество Бугрова перерабатывало в 1908 году 4600 пудов зерна в сутки. В 1896 году он получил право поставлять хлеб для всей русской армии.

Всероссийскую популярность принесла ему слава защитника староверов и щедрого благотворителя (вот «говорящие» факты: на благие дела тратилась почти половина чистого дохода, из них 15% — на поддержание приютов и богаделен, 30% — на пособия погорельцам и бедным).

Царь принимал Николая Александровича вперед губернатора, а всесильному министру финансов Витте Бугров говорил «ты». При этом он был чрезвычайно скромен и непритязателен в быту. Имел и слабости, особливо к женскому полу («Блуд — не грех, а испытание Божье», — любил он говаривать). Будучи трижды вдовцом, он не имел уже права, по старообрядческим правилам, снова жениться, поэтому пользовался девушками из скитов, которых приглашал «для услужения». Через пару-тройку месяцев он выдавал их замуж и дарил молодоженам домик в три окна голубого цвета с палисадом, где была высажена белая сирень. Таких домиков только на Сейме (где Бугров имел большие лесные угодья) насчитывалось более тридцати. Многие сохранились до наших дней.

Ну, а что касается нелюбви Николая Александровича к театру, то тут проявила свою игровую режиссерскую природу сама жизнь и построила-таки (тоже через дома) свои сюжеты. Итак…

СЮЖЕТ ПЕРВЫЙ (В КОТОРОМ ПОБЕДИЛ БУГРОВ)

На самой главной площади Нижнего Новгорода — площади Минина и Пожарского — обращает на себя внимание монументальное здание Дворца труда, в облике которого явно чувствуется романтический настрой, а свободное сочетание архитектурных стилей придает дому подчеркнутую пышность и значимость (архитектор В. П. Цейдлер).

Но вернемся к истокам: еще в XIX веке на этом месте родители Н. А. Бугрова имели дом, потом продали, а новые хозяева стали сдавать здание в аренду городскому театру. К концу века в театре случился пожар. Здание было повреждено.

И вот в 1897 году Николай Александрович обратился в городскую управу с просьбой продать ему дом и место под ним. Просьбу уважили, но через неделю после покупки от Бугрова поступила новая просьба: принять новоприобретенный дом и землю от него бесплатно в городскую собственность, но с одним условием: «в этом здании впредь никогда не допускать устройство какого-либо театра или увеселительного заведения». Мотивировал он этот странный поступок так: «Родители покойные, папенька с маменькой, на этом месте жили, дом имели. Легко ли их косточкам в могилке знать, что теперича здесь театр?» На резонный вопрос, а что же такого в театре делают, что родительские кости могут тревожиться в гробах, Бугров ответил: «Я в театрах не бывал, но знаю, что там голые бабы через голых мужиков прыгают. Тьфу!» Старую постройку разобрали, а на ее месте построили в 1903 году новое здание Городской думы (ныне Дворец труда). Сам Бугров опять-таки выделял деньги на строительство этого здания и был очень доволен, что все так и вышло, как он хотел.

СЮЖЕТ ВТОРОЙ (В КОТОРОМ ПОБЕДИЛ ТЕАТР)

Дом, где была ночлежка, сегодня.
Фото М. Дмитревской

У ночлежного дома Н. А. Бугрова.
Фото М. Дмитриева. Начало XX века

В разных городах одно и то же название может иметь разный смысл, иногда прямо противоположный. Вот, например, «миллионка». В Петербурге это была Миллионная улица, расположенная в центре и вполне респектабельная. А в Нижнем шумливая и буйная Миллионка — целый квартал у подножья кремля, прилегающий к Волге, с базаром под «аппетитным» названием «Обжорка». Именно в этом районе, рядом с храмом Иоанна Предтечи, построил Николай Александрович в память своего отца ночлежный дом, который так и называли бугровский. Дом основательный, каменный, в три этажа, с глубокими сводчатыми подвалами. По разным данным, он был рассчитан на 500—800 человек, но на самом деле в него набивалось народу гораздо больше. Так что спали и на полу, и в коридоре, и даже в «отхожем месте». После эпидемии сыпного тифа, случившейся в первый же год жизни дома, и проведенной вслед за этим дезинфекции ночлежку на день стали закрывать и пускать постояльцев только на ночь. Каждый мог рассчитывать на фунт бесплатного хлеба и кружку кипятка. Строгости были большие: «Водки не пить. Песен не петь. Вести себя тихо».

Чуть больше ста лет назад (в 1897 году) в России проводилась перепись населения. Ночлежка была удобна тем, что помогала учесть прежде нигде не учтенных граждан. Босяки реагировали на вопросы с юмором и пониманием: «Дай пятачок, тогда отвечу», а один из них назвался бароном Бухгольцем. Переписчики ему не очень поверили, а зря. И барон Бухгольц, и многие обитатели бугровского дома стали прототипами пьесы Максима Горького «На дне». А когда МХТ готовил в 1902 году свою знаменитую премьеру, то Алексей Максимович привез в Москву фотографии Максима Дмитриева, замечательного нижегородского фотографа. По ним изучались типажи, костюмы, быт… Горький вообще был частым посетителем Миллионки и недалеко от бугровской ночлежки организовал знаменитую чайную «Столбы», средства на которую шли и от Николая Александровича Бугрова.

Сам Бугров вряд ли слышал об оглушительном успехе пьесы и, тем более, не мог себе представить, как много без его ночлежки мог бы потерять мировой театр.

СЮЖЕТ ТРЕТИЙ (В КОТОРОМ ПОБЕДИЛА ТРЕТЬЯ СИЛА)

Чайная, где проводили время «босяки», сегодня.
Фото М. Дмитревской

Тот же известный архитектор, академик Владимир Петрович Цейдлер, спроектировал и построил к 1896 году (ко времени проведения в Нижнем знаменитой Всероссийской промышленно-художественной выставки) для Николая Александровича очередной доходный дом. На верху его угловой части, на округлом эркере, мы и теперь можем видеть вмонтированную букву «Б» — начало фамилии первого хозяина. В первом этаже размещались различные лавки, второй занимал Волжско-Камский банк с прекрасными интерьерами, который уже в начале XX века контролировал капитал размером более чем в 300 миллионов рублей (!).

После революции здание поначалу не поменяло своего назначения: здесь расположился один из филиалов государственного центрального банка.

И вот по иронии судьбы именно в этом доме в 1957 году открывается театр Комедии. Для этого здание порядочно изуродовали: «нацепили» инородные колосники, большой операционный зал превратили в зрительный (прозванный за непропорциональную длину «кишкой»), надстроили сцену, перепланировали весь первый этаж под гардероб, фойе…

Конечно, для театра, который уже существовал 10 лет без стационара, скитаясь по чужим сценам, это было праздником. И поначалу даже как-то не замечалось, что нет места для цехов, невероятно малы гримерки, практически отсутствует так называемый «карман» сцены, куда можно складывать декорации, да и многое другое.

Однако все это через определенное время стало очевидным, и театр стал мечтать о новом здании. А тут еще пожар, обвал потолка в зрительном зале…

Словом к началу перестройки дом имел жалкий вид.

Финал всей этой истории можно трактовать поразному. Сами же факты таковы: театр получил новое хорошее здание в центре города. Косточки Николая Александровича, таким образом, могут быть покойны: театра в его доме нет. А есть…

А есть японский культурный центр. Японцы реставрировали дом, внутри перепланировали все, а внешне он — как новенький. И вензель Н. Б. (Николай Бугров) тоже сияет на доме. Правда, ни краеведам, ни историкам не известно, как относился Николай Александрович к японцам вообще и к их культуре в частности.

Ноябрь 2005 г.