Жители Швеции хорошо или очень хорошо знают английский. Но понять шведов (это хотелось сделать всю неделю, пока был в Стокгольме по приглашению Шведского Института) возможно и на языке танца, которым увлечены все от мала до велика. В Стокгольме единственный в своем роде Музей танца, здесь перед Домом танца стоит скульптура Галины Улановой (известная работа Е. А. Янсон-Манизер). Классика в Швеции почитается, но более ощутим интерес к танцу авангардному. Здесь танцуют на улице, в шоппинг-центре, в бывшем цехе военного завода по изготовлению торпед. И даже на хвосте лайнера Балтийских авиалиний запечатлена в полный рост фигура танцовщицы, бегущей по облакам…

Первым танцующим человеком, которого я увидел в Швеции, оказался один из самых великих хореографов XX века Матс Эк. Автор новой версии «Жизели», более 20 лет назад потрясшей балетный мир, поблескивая очками, скромно стоял в углу балетного зала и готовился к ежедневному тренажу вместе с артистами Королевского балета. Увидеть Эка в столь необычном амплуа — большое везение. Хотя, как говорят, ниспровергатель классики нигде не упускает возможности участвовать в классическом тренаже. Разменявший в апреле седьмой десяток, но весьма подтянутый, Эк разминался босиком, в длинных спортивных брюках и вылинявшей футболке. Его движения были далеки от академической правильности и четкости. Но никто и не ждал от философа нового европейского танца грации и изыска. Скорее, это действительно тренинг собственного тела, к состоянию и возможностям которого он чутко прислушивается.

М. Эк.
Фото из архива автора

Как выяснилось, М. Эк только что вернулся из Москвы, где по приглашению Владимира Васильева выступал в программе, посвященной Галине Улановой. И со своей 50-летней женой, в прошлом звездой «Кульберг-балет», Аной Лагуной танцевал на сцене Большого театра семейный дуэт «Память». Эти «священные чудовища» говорили о том, что их волнует именно сегодня, — «об уходящем времени, о старении, о способе относиться к возрасту». Декорация в «Памяти» — обычная жилая комната с креслом, шкафом, кроватью и торшером. Здесь мужчина и женщина были молоды. Печать времени — на лице, однако человек не хочет узнавать себя в зеркале, а его тело помнит все. Полная противоположность тому, что хотят сделать с застывшей красотой улановских поз. Для Эка никогда не была актуальной формула «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!».

Символично, что Лагуна, в 1982 году сыгравшая обезумевшую Жизель в «настоящей» психушке, теперь вышла на сцену, где умирала и воскресала в танце романтическая Жизель Улановой. Сегодня это уже никого не удивляет и не возмущает. А раньше В. Васильеву приходилось защищать Эка — того обвиняли в «осквернении» классики. Теперь и «Жизель», и «Спящая красавица», и «Лебединое озеро» Эка стали классикой уже другого века. В более жестком и откровенном танце отразились новые представления о красоте, жизненной правде и назначении искусства.

В Швеции, особенно побывав в Музее танца, лучше представляешь родословную одной из первых европейских столиц хореографического искусства (Стокгольм занимает четвертое место после Парижа, Копенгагена и Санкт-Петербурга). Очевидно, что и в современном танце он далеко не последний. Здесь постоянно вспоминаешь о династии Кульберг—Эк, особенно о матери знаменитого семейства Биргит Кульберг, фигуре знаковой для европейского танца.

Шведский модерн прошел в ее творчестве интенсивный, не сдерживаемый идеологией процесс эволюции от немецкого экспрессионизма до английской хореодрамы. Подпитанный экзистенциями скандинавских писателей и французским сюрреализмом, он нашел выражение в необычной хореографической образности Матса Эка, которая, таким образом, оказалась сколь загадочной, столь же универсальной — всяк находил в ней что-то свое. Сегодня Эк то мигрирует в театр драматический, откуда в начале карьеры вышел как постановщик, то возвращается к танцу, язык которого уже не в состоянии изменить. Меняются лишь темы композиций и структура зрелища. Возможно, что экзистенциалист Эк возвращается к философии повседневности, пытаясь навести мосты с новым зрителем.

Балет Королевской оперы танцует «Квартиру (Apartment)» Эка, спектакль достаточно известный в Европе (он был поставлен также в Париже и Мюнхене). «Квартира» задумывалась как часть программы Королевского балета «Величайший мастер танца», посвященной Баланчину вместе с «Аллегро Бриллианте» (на музыку третьего фортепианного концерта Чайковского) и «Симфонией Псалмов» Стравинского—Килиана. Хотя более антибаланчинскую композицию, чем «Apartment», представить трудно.

Жители «Квартиры», правда, не оголяются до предела в этом спектакле Эка, но, думаю, любой критик не пропустит возможность иронично пройтись по поводу использования в хореографическом контексте биде, с которым героиня исполняет pas de deux (каламбур получился непроизвольно). Или pas de cinq c пылесосами. Или извлечения младенца (куклы, конечно, но все равно жутковато) из дымящей газовой плиты. Если это и «черный юмор», то черный в прямом смысле.

Не выглядит странным, что сознание признанного мэтра современного танца меняется, а хореографическая лексика — нет. Объяснение тому — в упомянутом номере «Память» (скорее, память тела). Многие движения знакомы с «Жизели» 1982 года. Тогда героиня Лагуны все время «уходила в себя». Обитатели «Квартиры» погружаются в повседневность, замыкаются на обыденном. Самый интересный любовный дуэт — почти повтор аналогичного эпизода в «Спящей красавице» Эка — первая интимная встреча матери и отца Авроры. Видимо, для Эка в названии спектакля «Apartment» слышна игра слов, он явно выделяет курсивом apart — то, что отделяет, обособляет людей в их апартаментах. Зомбированность повседневной жизни приводит к агрессии, нивелированию лучших человеческих качеств. Это видно по движениям тела, которое помнит и знает гораздо больше, чем можно высказать словами.

Е. Лилья.
Фото из архива автора

Думаю, что под этим утверждением могла бы подписаться стокгольмский балетмейстер Ева Лилья, профессор Высшей балетной школы Стокгольма и художественный руководитель компании E. L. D. (Efva Lilja Dance Company). Но быт она в свои постановки не допускает, для нее не актуальна формула «здесь и сейчас», поскольку ее мир сконструирован из лоскутков сознательного и бессознательного, реального и придуманного, прошлого и будущего.

Внешне Лилья очень похожа на Пину Бауш (как, впрочем, и стилистикой некоторых своих композиций). Но, по сути, она повторяет опыты американских постмодернистов конца XX века, в частности Триши Браун. Что не удивительно — начав танцевать в середине 1970-х, она после окончания балетной школы училась у Мерса Каннингема, несколько лет работала за границей, а потом вернулась в Швецию и в 1985-м организовала собственную труппу в Стокгольме. Труппа Лильи дважды побывала в Москве и имела, насколько я знаю, благоприятную прессу, хотя к акциям подобного рода критики у нас часто относятся с предубеждением. Недавно она написала и выпустила свою вторую книгу «Танец к лучшему и худшему», такую же рефлексивную и печальную, как первая — «Слова танца», но более откровенную, приоткрывающую завесу ее мучительных поисков самовыражения.

Е. Лилья. Перфоманс.
Фото из архива автора

Лилья, как и ее предшественницы в Америке и Европе, не любит традиционных сценических площадок, предпочитая им то небольшие замкнутые пространства (прозрачные пеналы, по стенкам которых стекает подкрашенная вода), то целую флотилию плотов, которую тянет по каналу буксир. Она не только лишает ступни своих танцовщиков привычной земной тверди, заставляя их «буксовать» в черноземе или шлепать по воде, но часто предпочитает горизонтальные плоскости движения вертикальным. В одном из самых популярных и оригинальных стокгольмских музеев «Vasa-museet», где высится гигантское, поднятое со дна морское судно, исполнители, по ее команде, подобно альпинистам, цирковым артистам или, если хотите, паукам, спускаются на тросах вдоль отвесного борта корабля. Перформанс завораживает необычной свободой движения и непривычной ритмикой, не говоря уже о масштабах обозрения зрелища. Но главное, оказывается, не во внешних его атрибутах.

В работах Е. Лилья, заснятых на видео в разных местах — от современного супермаркета до арктических льдов, — есть ностальгия по несбывшемуся и прошлому, особенно когда в ее композициях заняты пожилые люди (сейчас подобное можно увидеть у П. Бауш, И. Килиана, М. Эка). Ева Лилья часто использует кинематографический опыт другого великого шведа, Ингмара Бергмана, живущего теперь затворником на одном из 32 тысяч островов архипелага. Не у каждого из современных хореографов есть «свой остров». Но думаю, что Эк и Лилья — в числе немногих «избранных».

Как паром, курсирующий между этими островами, возвышается в центре Стокгольма Дом танца, многоэтажное сооружение с двумя сценами, рестораном и просторными холлами. Все гастрольные труппы современного танца проходят здесь апробацию, для местных это действительно дом родной.

На одной из его площадок я видел выступление молодых воспитанников Высшей школы танца. Программа называлась «In mobile». В первом же номере «Монтекки и Капулетти» на музыку С. Прокофьева из «Ромео и Джульетты» (фонограмма и качество воспроизведения были выше всяких похвал) возникло несоответствие между маловыразительным характером движений трех исполнителей (обычный любовный треугольник, тривиальная «маховая» экспрессия) и значительностью музыки, ее покоряющей, шекспировской образностью. В других композициях больше всего убеждал танец без претензий, под музыку, соответствующую характеру движений, взятых непосредственно из бытовой среды.

Наташа Ломми исполняла номер в постановке Нади Хьортон «Абсолютная любовь» — забавный и немного грустный эпизод из жизни девушки, которая неуклюже мечется и млеет в ожидании настоящего чувства. Абсолютная узнаваемость пластики и мимики героини-тинейджера вызывала бурно-одобрительную реакцию молодежи в зрительном зале.

После просмотра работ Высшей школы танца интересно было узнать, чему же учат в Балетной академии. Она существует в Стокгольме с 1957 года, но лишь к своему сорокалетию получила новое помещение и студийный Модерн-данс театр в символическом соседстве с Музеем современного искусства на острове Скеппсхолмен. За почти полвека от балетной академии в традиционном ее понимании мало что осталось. Зато сохранилась традиция сотрудничества с американскими педагогами джазового танца. Интересней всего получились небольшие номера «Rise above», «Pull/Pulk revolving door», «Goodvill», шуточно-детективный, но, увы, актуальный «The chase» (злоумышленники занимаются грабежом, это теперь случается по вечерам в стокгольмском метро). Хореография была непритязательной, но энергетический посыл, степень увлеченности исполнителей своей работой и зажигательной музыкой передавались зрителям без эмоциональных потерь. На острове Скеппсхолмен в тот вечер показывали бродвейский вариант танца модерн в его вполне самостоятельных образцах.

Не обделены вниманием хореографов Стокгольма дети. Им предлагают спектакли в театре «Зебра-данс» и новый балет по книге Астрид Линдгрен. Пеппи-Длинныйчулок в Швеции — чуть ли не национальная героиня. В любом магазине игрушек или сувениров можно купить куклу Пеппи. Карлсону, трутню и сластене, повезло меньше. Его изображение в Швеции отыскать невозможно. Говорят, потому, что на символику героев Линдгрен есть строгие права наследников. Видимо, они и решают, кому отдавать предпочтение.

Карлсон действительно не вписывается в схему современного семейного воспитания, ведь он — плод воображения мальчика, который испытывает дефицит внимания взрослых. Странно, что при этом сирота Пеппи неплохо чувствует себя в обществе обезьянки и лошади. Пожалуй, Линдгрен в лице своей наиболее популярной героини опровергает распространенное мнение о шведках как о натурах с детства бездеятельных и аморфных. Или правы критики, что детство Пеппи — последний этап перед тем, как окунуться в шведский сплин и атмосферу конформизма? Слишком уж лихо ведет себя рыжая и бесшабашная Пеппи: «коня на скаку остановит» (и не только остановит, а поднимет, как штангу), «в горящую избу войдет» (и заслужит благодарность брандмайора за спасение на пожаре детишек). И где только силы берутся, ведь не водится, как Гарри Поттер, с потусторонними кудесниками!

А. Валев (Пеппи).
Фрагмент афиши спектакля

В мае 2005 года премьеру балета «Пеппи-Длинныйчулок» в постановке Пера Исберга сыграли в Королевской опере. Это дивное здание со старинной позолотой, зеркалами и хрустальными люстрами сознательно подвергли экспансии задорной рыжей девчонки. На афише и обложке программки Пеппи (болгарка по происхождению Анна Валев) запечатлена висящей на люстре именно в этом изысканном интерьере. Поверх парадной лестницы, ведущей в партер, установили спуск, с которого, как с ледяной горки, съезжают после спектакля маленькие зрители. Этот кавардак завершает главный капельдинер театра в униформе — и он на пятой точке спускается за детьми.

В начале спектакля Пеппи отнимает у дирижера палочку и сама руководит оркестром. Она вообще бесспорный лидер танцевального спектакля, где причудливо перемешались задорные характерные па, джаз-танец и брейк, противопоставленные подчеркнуто чопорной, академической манере танца (особенно ярко это демонстрирует эпизод «Пеппи в школе»).

Прием, конечно, не нов. Его много раз использовали балетмейстеры (лучше других Д. Брянцев в «Пигмалионе»). Но Исберг (он же с Г. Ремпке автор либретто), их соавторы композиторы Г. Ридель и С. Нильсон, художник Бо-Рубен Хэдуэл в целом остались верны традициям «большого балета» с его яркой зрелищностью и обязательными, хоть и не во всем оправданными, дивертисментами. Игровые сцены тоже решены очень изобретательно. Чего стоит эпизод, когда Пеппи жарит блины и один из них, как шляпа, накрывает обезьянку (ее роль очень выразительно исполняет ученик балетной школы). А «лошадь» (традиционный вариант с двумя исполнителями под одной попоной), объевшись блинов, начинает тут же стрелять из-под хвоста «каштанчиками». Занимаясь уборкой, Пеппи катается на полотерных щетках, как на роликовых коньках. Ну и так далее.

Дети очень веселятся, а потом у них дух захватывает: к сцене «причаливает» пароход, матросы танцуют шведское «яблочко» с характерным ритмическим аккомпанементом волынок. Пеппи и ее друзья, не боясь гигантской акулы, плещутся в волнах среди танцующих крабов и морских звезд, а потом дети попадают на экзотический остров, где, как и ожидала неунывающая девочка, туземцами правит ее живой и невредимый отец. Здесь, конечно, тоже предусмотрен продолжительный дивертисмент. Но ностальгия по Швеции побеждает — Пеппи ни за что не променяет стокгольмский моросящий дождь на тропические красоты.

Пер Исберг — хороший постановщик, хотя не уверен, что он со своим патриотическим пафосом может быть востребован в других странах. Даже в традиционный «Щелкунчик» балетмейстер вместе с либреттистом Хансом Скоглундом добавил сюжетные мотивы рождественской повести о Петере и Лотте шведской писательницы Эльзы Бесков. Там в прекрасного принца превращается простой угольщик. Да и танцы сластей получились тоже со шведским привкусом: имбирная коврижка и перцовое печенье.

Стокгольмским зрителям такие спектакли «на местном материале» очень нравятся. Но взгляды нового художественного руководителя балета госпожи Мадлен Онне устремлены и на Европу. Как Исберг, она в прошлом балетная звезда, но по официальному званию «придворная танцовщица», что рангом выше. М. Онне соответствует своему положению в Королевской опере. Она еще довольно молода и сама напоминает фарфоровую статуэтку (сохранилась превосходная запись реставрации старинных танцев с ее участием).

Поскольку госпожа Онне хореографию не сочиняет, принципиальных перемен в репертуарной политике вряд ли можно ожидать. Сегодня на презентационном диске балетной труппы зафиксированы фрагменты классики в постановке Н. Макаровой и Р. Нуреева, работы М. Эка, Д. Ноймайера, У. Форсайта, И. Килиана и даже такого редкого гостя на европейских сценах, как американец Улисс Дав.

На афише следующего сезона панорама танцевальных стилей выглядит скромнее. К новым постановщикам должен, правда, присоединиться знаменитый Начо Дуато из Испании. Остальные не так хорошо известны — Матиуш Мрожевски, поляк из Канады, и его соотечественник Кшиштоф Пастор, который прошел апробацию в Нидерландском балете (NDT). Нашлось место и время для показа экспериментальных работ четырех скандинавских балетмейстеров (Б. Эгерблад, С. Лейнонен, И. К. Йохансен, К. Брандструп). Труппа, которую опекает очень хороший репетитор из Польши К. Новогродски, как мне показалось, готова к разнообразным стилевым адаптациям. Хотя выглядит весьма пестрой (русскоязычные артисты здесь — не самое главное украшение, они, по преимуществу, работают в кордебалете).

В зеркалах современного танца шведы выглядят не совсем так, как описывают их в путеводителях и популярной литературе. Каждый житель Стокгольма уверен (и не без основания), что миллиарды людей в мире, особенно в малоразвитых странах, хотят перенять социальный опыт их государства и достичь такого же высокого жизненного уровня. Но душе и телу каждого из отдельно взятых шведов еще далеко до полной гармонии и уравновешенности желаемого и действительного. Скажу лишь о том, что выглядит очевидным, а не прячется в недрах социума.

Скандинавский климат вызывает сплин, хочется, подобно Пеппи, отправиться на экзотический остров, найти там родственную душу или просто согреться. Но возвращение неизбежно. А шведские острова, при всем их огромном количестве, за редким исключением похожи друг на друга. Наверно, поэтому придуманный Пеппи вместе с Астрид Линдгрен остров — самый веселый и увлекательный среди увиденных мной в шведском «танцевальном архипелаге». Оно и понятно — детям рано знать о тех мучительных надломах, которые происходят в душе человека, особенно когда он ищет себя в юности или преодолевает рубеж старости. Таковы законы человеческой жизни, о которой шведы по-разному говорят со своими соотечественниками и современниками на языке танца.

Август 2005 г.