Л. Толстой. «Холстомер». Брестский театр кукол.
Режиссер Руслан Кудашов, художник-постановщик Андрей Запорожский, художник по куклам Алевтина Торик

Руслан Кудашов сначала перестал быть режиссером единственного нашумевшего спектакля, сделанного еще в студенческие годы («Река Потудань»), — и осуществил несколько постановок, о каждой из которых с неизменным интересом говорили и зрители, и специалисты. Потом он получил сразу две «Золотые маски». Потом вышел из разряда провинциальных кукольников, живущих в замкнутом пространстве доступных им образов и тем, — стал ездить по фестивалям и смотреть другой театр. Наконец, он перестал работать лишь в одном, созданном им самим, театре «Потудань» — откликнулся на приглашения сначала питерской «Бродячей собачки», потом других городов (Петрозаводск), а затем и стран (Белоруссия).

Столь стремительное и заметное распространение кудашовского театра объясняется просто: Руслан Кудашов — режиссер для театра кукол редкий. Он пришел в профессию в Петербурге в такое время, когда страсти вокруг кукольного искусства уже давно были списаны в архив. В условиях отсутствия полноценной конкуренции во взрослом камерном татре кукол быть замеченным оказалось нетрудно. Но в Кудашове изначально было заложено гораздо большее.

В первую очередь, профессиональная интеллигентность — в своем отношении к кукольной режиссуре Кудашов неизменно проявляет стопроцентную серьезность и осведомленность. Во-вторых, врожденная «правильность»: театр Кудашова — театр точной и актуальной установки. Это театр большой классики в малом пространстве, одновременно элитарный и общедоступный. Любая труппа была бы не прочь иметь такие спектакли в своем репертуаре.

Главная же сила Кудашова кроется в его «слабости» — он абсолютно неконъюнктурен, то есть «несвоевременен». Его главное достоинство — немодная теперь в искусстве искренность. У него напрочь отсутствуют комплексы большинства кукольников, которые работают с явной или скрытой оглядкой на драматический театр, постоянно извиняясь за свое участие в кукольных играх. Кудашову подобные переживания незнакомы — он действительно именно в куклах хочет ставить то, что ставит — Гоголя, Пушкина, Толстого, Хармса, — не притягивая кукол за уши к сюжету, но изначально читая материал особыми профессиональными глазами. Кудашов не боится сложных задач, сам задает себе провокационные вопросы и смело смотрит в лицо опасностям, которые на каждом шагу подстерегают режиссера-кукольника. И классика перед ним охотно — и иногда парадоксальным образом — раскрывается. А те ловушки, в которые он иногда попадается, расставлены им самим. «Холстомер», поставленный в Брестском театре кукол, — наиболее удачный тому пример.

Сцена из спектакля.
Фото из архива театра

Сцена из спектакля.
Фото из архива театра

Невероятно, что это первое обращение кукольного театра к рассказу Толстого. Материал — и кони, и люди — прямо просится на кукольную сцену. Так что вопрос правомерности его в куклах не встал бы, если бы режиссер сам его не поставил.

Ведь, как ни крути, «Холстомер» — это «история лошади», рассказанная ею самой. Вслед за Толстым Кудашов выбирает «животную» точку зрения. Но парадокс спектакля заключается в том, что лошади-то в нем как раз и нет. Холстомер, безусловно, есть, но представлен он (как и все остальные лошади и люди) в каждой сцене по-новому — настолько разнообразно, разнофактурно и разномасштабно, что его и идентифицировать-то порой бывает трудно. Такое решение (как всегда у Кудашова, стильное и культурное), безусловно, добавляет «интересности», спасает от скуки, но «пегость» («иноходность», «меринность») — «инаковость» Холстомера в нем полностью исчезает.

В силу разнообразия режиссерский ракурс выходит размытым, и надо признать: то, что сам режиссер считает свойством спектакля, на самом деле является его недостатком. Нам представлены не люди глазами лошадей, а лошади глазами людей — но не героев, а авторов. Иногда даже кажется, что брестский «Холстомер» поставлен не столько по Толстому, сколько по Лотману («Куклы в системе культуры») или Якобсону («Статуя в поэтической мифологии Пушкина»). Вместо «оживления» лошади, переживающей вполне человеческие страсти, Кудашов выбирает другой путь: лошадь увидена им как сумма ипостасей понятия «лошадь». Спектакль заполнен игрушками, миниатюрными статуями, шахматными фигурами, карусельными лошадками, «конскими» деталями интерьера и т. д. Также и люди решены в спектакле не вглубь, а вширь, суммарно — набором визуальных ребусов. Они изображаются то «безголовыми тантамаресками», то отдельными частями тела, то деталями костюма, использованными как кукла. Если добавить, что на сцене постоянно присутствуют актеры (иногда как «невидимые» кукловоды, а порой и в ролях — то ли персонифицированные души коней, то ли конюхи), — станет понятно, что во время спектакля зрителю приходится разгадывать образные загадки, сквозь которые трагическая исповедь Холстомера довольно скоро, несмотря на по-кудашовски подробное следование авторскому тексту, перестает слышаться вообще.

Сцена из спектакля.
Фото из архива театра

Сцена из спектакля.
Фото из архива театра

Как неизбежный результат — самое ценное качество искренности Кудашова — чувственность — тоже микшируется подобным подходом. «Холстомер», как и всё у Кудашова, отличается необычайно привлекательным обещанием чувства. Но режиссер, все еще сам, видимо, числящий себя в «начинающих», будто продолжает «учебу» — освоение набора профессиональных инструментов, — и это мешает ему с их помощью строить если не содержание, то эмоциональный сюжет. В этом освоении он неизбежно обращается за поддержкой к «постановочной команде театра Потудань» — звукорежиссеру Владимиру Бычковскому, художникам Андрею Запорожскому, Алевтине Торик. Профессиональная страховка предохраняет Кудашова от «слишком личного» — это всегда заметно по излишне функциональному использованию сценической конструкции и по предсказуемому появлению музыкальных тем, приходящих на помощь в нужный момент. Получается слаженно, но чуть слишком слаженно — нет парадоксальных сбоев в повествовании, ритме, эмоции, которые придали бы спектаклю неповторимый вкус.

Между тем возможности, использованные не до конца, явлены нам на сцене. В двух местах — в эпизоде из детства, где крохотный жеребенок, как котенок, тычется в огромную морду матери — выплывающей из мрака лошадиной головы; и в сцене последнего свидания с барином, где Холстомер вдруг запевает «Отцвели уж давно…», — нас подводят особенно близко к эмоциональному прозрению, но… Но недооживлены куклы, отстранены голоса, глушит тишина между важными репликами. Режисссер сам себя будто одернул за рукав и остановил на полпути.

Как всякое выпадание из родного гнезда, «Холстомер» со всей очевидностью обнажает уязвимость «вышедшего в свет» постановщика. Равно как и перспективы, ему данные, его потенциал. Потенциал у Руслана Кудашова, безусловно, многообещающий. Для того чтобы его реализовать, как явствует из «Холостомера», ему осталось совсем немного: освободиться от ложно понятой «ответственности» — перед классикой, перед профессией, перед чем угодно — и наконец довериться — актерам (кем и откуда бы они ни были) и, главное, самому себе.

Ноябрь 2005 г.