А. Васильева. «Моя Марусечка». Новосибирский академический молодежный театр «Глобус».
Режиссер Марина Брусникина, художник Екатерина Кузнецова

Сначала была «Сонечка», спектакль Марины Брусникиной в МХТ по повести Людмилы Улицкой. Наивное ретро светлых платьев и рубашек. Чистые звонкие голоса, улетающие вдаль. Жизнь Сонечки от рождения до смерти, через все ухабы и лихолетья, проходила перед нами. Теперь история жизни Марусечки (инсценизация повести волгоградской писательницы Александры Васильевой). Не столь биографически подробная, но не менее драматичная. Оба спектакля навязчиво похожи. Тот же неброский рисунок на платках, та же бежевая неяркость летящих юбок. Словно рассказ об одной и той же женщине, неказистую жизнь которой театр высветляет, уравнивая счастье и несчастье. Создает свой миф о Женщине.

Историю Маруси рассказывают девять актеров. Говорят так, как будто вы ее тоже знаете. Остается только припомнить какие-то факты, чтобы воображение нарисовало полную картину жизни Марусечки, работающей уборщицей в рыбном магазине. Она, Маруся, когда-то схоронила сестру Дусю и взяла на воспитание шалопая Митю. С ним и связана вся ее боль. По предположительно ложному обвинению Митю осудили. Вроде бы основная забота Маруси — собрать ему посылку и найти деньги на адвоката, но это не прерывает течения обычной ее жизни. Она не превращается в озлобленного накопителя, стремясь урвать лишнюю копейку, обкрадывая таких же, как она. Марусю волнуют несчастья и заботы других. Она во все встревает, бесконечно добра и отзывчива. А еще она умеет аккуратно выметать шаровые молнии из подвала и видит Бога во сне и наяву. Умрет Марусечка, ударившись головой об лед, сбитая санками какого-то сорванца, летящего с горки.

Спектакль Брусникиной — для любителей размытых акварелей. Общий тон — любовь и доброжелательность. Диетический продукт. Ни соли, ни перца. В ровно выстроенном повествовании все быстро приедается. Но есть оберегающее тепло, пропитавшее действие. Здесь сентиментальничают, но в открытую, надеясь на ответную эмоциональную реакцию зрителей.

Плавно текут слова и народные песни, переплетая реальные события со слухами и приметами. Деревянные ворота в никуда, кусок настила из досок, лодка, брошенная с краю, — вот и все декорации. Особый притчевый тон повести в спектакле незаметно отодвигается на второй план. Обретя плоть и кровь, Маруся становится современницей, потеряв чудотворные свойства.

Сцена из спектакля.
Фото К. Ощепкова

Сцена из спектакля.
Фото К. Ощепкова

И. Нахаева (Оля), Л. Трошина (Маруся).
Фото К. Ощепкова

Одного персонажа играют несколько актеров. Не примеряют на себя, отстраненно давая понять: «это я в роли Маруси», а сразу и мгновенно становятся Марусечкой. Между персонажами явный сговор. Они перебрасываются взглядами, смешками, понимающими улыбками. Эти отношения создают драматургию спектакля. Образ Марусечки не раскладывали на составляющие, чтобы разные актрисы играли разные характеристики, вовсе нет. Просто какаято из них окажется вам ближе. Мне ближе оказалась Людмила Трошина. Через нее я смогла присвоить Марусечку, сказав: «Моя». Героиня Трошиной соткана из осторожных движений, редких взглядов не в упор, негромкого, с трещинкой, голоса. Она говорит, ходит и делает все аккуратно, чтоб не расплескать… горе, которое ей выпало. Старик из сна Маруси не позволил ей опустить ношу, вот она и несет ее бережно, чтоб горе другим не досталось. А по пути делает свое маленькое, но очень важно дело — заботится. Обо всех. И о богатых, хорошо устроенных, как Тамара с восьмого этажа или Витя — директор рыбного магазина. И о других… Ей до всего есть дело. Людмила Трошина ненавязчиво убеждает всех, что без ее Маруси нельзя. Вот только рефрен «Митя», как непрекращающаяся боль, сопровождает весь спектакль. Чуть-чуть отпустило, увлеклась Маруся другими делами — и тут же негромко, как стон: «Митя».

Все в спектакле как-то не особо удачливы и счастливы. И Оля (Ирина Нахаева), которая «ловит сыкунов», «ростит для родины десять детей», не претендует на роль героини. Она еще способна бороться за место под солнцем, не для себя, для своих детей. Оля ближе к Марусе, чем другие персонажи. Она бойкая, нахрапистая, энергичная, готова долго поучать Марусю, но больше всех ей сочувствует. Два столь различных женских характера оказались в центре действия, благодаря актерскому воплощению. «Соло» Маруси оттенено и подчеркнуто «вторым голосом» Оли. Отчетливей видна Маруся настоящая, не похожая на других.

Эта театральная повесть — как воспоминание о другой жизни. Где живут не торопясь. Проживают горе с достоинством. Рассказывают секреты приготовления каких-то блюд, да так, что слюнки текут. В ней с тоскливо-щемящей, ностальгической нотой описывается довольно скудный быт. Может быть, это недалекое прошлое, где пирожное за двадцать пять копеек и какао из титана. Может, навсегда ушедшее время, когда новости передавались из уст в уста, обрастая нелепостями. Повесть удивительным образом сохраняла колорит эпохи и места действия. Все имело значение. Воспоминания о бесконечно любимых и навсегда ушедших временах или людях у Васильевой переливались живыми, яркими всполохами. А в спектакле, сохранившем весь текст в неприкосновенности, теряется динамика. Внимание зрителя рассеивается, когда уже понятен прием — переход роли от одного персонажа к другому, — становится неинтересно наблюдать за действием на сцене. Достаточно слышать, можно не смотреть. Даже при активных стараниях актеров спектакль будто лишается тех самых специй, что в изобилии имеются в тексте.

Уверенность, что Маруся не умрет никогда, радостный энтузиазм по этому поводу, поддержанный песней Петра Лещенко «Моя Марусечка», на какое-то мгновение захватит и зрителя, но лишь на мгновение — пока звучит финальная песня:

Моя Марусечка, моя ты куколка,
Моя Марусечка, моя ты душечка,
Моя Марусечка, а жить так хочется,
И как приятно, хорошо мне танцевать с тобой вдвоем…

Октябрь 2005 г.