Н. Йорданов. «Убийство Гонзаго».
Открытый театр. Режиссер Анатолий Морозов
Драматический театр им. В. Ф. Комиссаржевской. Режиссер Владимир Воробьев

Есть такая пьеса — «Гамлет». Пьеса, «которую все знают и никто не читает». Или наоборот. Это не важно. Так получилось, что само понятие «театр» ассоциируется с этой пьесой. «Театр» и «Гамлет» — «близнецы-братья». Когда заходит разговор о театре и нужно, не задумываясь, привести для примера какую-нибудь пьесу, все равно какую — обычно говорят: «Ну, допустим, а Гамлет»«… Это вполне естественно — «допустим, „Гамлет“». Постановки «Гамлета» всегда имели важное, если не решающее значение для оценки состояния театрального искусства. Если в каком-то историческом периоде не было постановок «Гамлета» — это не могло остаться незамеченным, необходимо было выяснить: что произошло с «Гамлетом», почему и куда он делся?

Интересно, что петербургский театр, сегодня медленно, но верно подбирается к «Гамлету». В научных статьях употребляют такое словосочетание: «прорастание тенденций». Сейчас мы имеем дело с «прорастанием» «Гамлета». «Гамлет» прорастает — и мутирует. Естественно, под радиоактивным солнышком. Так мы получаем не постановки «Гамлета», а «Убийство Гонзаго». Целых два убийства в Петербурге и одно убийство в Москве. Статья в «Московском наблюдателе» о спектакле Малого театра по пьесе Н. Йорданова называлась «Гамлет сегодня не придет». Потому что вся эта история имеет смысл только в ожидании Гамлета.

«Убийство Гонзаго» — «хорошо сделанная пьеса» с множеством реминисценций из Шекспира. Она предполагает предварительное знакомство с тайнами Эльсинорского двора и изобилует нехитрыми, но довольно изящными парадоксами средней руки, типа — Полоний о Гамлете: «Он не убьет даже крысу!» Любопытен избранный масштаб. Обычно для рассмотрения «Гамлета» пользовались телескопом — потому что космос. Йорданов взял микроскоп и разглядел актеров. Актеры — это интересно. Но интересно в том случае, если в истории о бродячей актерской труппе, посетившей Эльсинор и сыгравшей столь важную роль в произошедшей там трагедии — отражается сама эта трагедия, «Гамлет», то есть. По части можно судить о целом. «Как в капле воды…»

ЛАКЕЙСКИЕ ИГРЫ — I

Эльсинор в театре имени В. Ф. Комиссаржевской был мрачен и многозначителен. Деревянная решетка была таких размеров, чтобы все без исключения вспомнили: «Дания — Тюрьма!» Вернее, так: Дания-Тюрьма-решетка. Пространство необходимо «решать». Это правда. И его решили. Отдельные доски двигались, как увеличенная до гигантских размеров чертежная рейсшина. Страшно? Вот. Вот куда попала бродячая труппа! Но почему-то сочувствия эта труппа не вызывала. Появившись на сцене, актеры начали тут же клясться в большой и преданной любви к театру. То есть, простите, к Театру. Очень пластично двигаясь, они хором твердили: «Театр — это жизнь, театр — это страсть», мечтательно полузакрыв глаза и сомнабулически улыбаясь. Пластика их напоминала движения китайских пенсионеров, занимающихся гимнастикой у-шу. И еще ручкой они все взмахивали этак, задорно, по-цыгански, как бы в исступлении. Клялись они театру в любви затем, очевидно, чтобы стало ясно: они — актеры. Впрочем, это было и так ясно. Из текста. Пьесы.

Сцена из спектакля. Театр им. В. Ф. Комиссаржевской.
Фото Ф. Титова

Кто-то из создателей спектакля, вероятно, режиссер Владимир Воробьев что-то знает о существовании термина «актерская энергетика». В спектакле много кричат. Первый раз на меня серьезно накричал директор труппы Чарльз Бориса Соколова, отреагировав на предложение актеров: «не позвали ли нас, чтобы посмеяться над нашей самодеятельностью?» Сюда, в Эльсинор. Граница между Эльсинором и залом начала стремительно разрушаться. Тем более что в Эльсиноре повсюду висели разноцветные фонарики из ресторана «Кронверк».

По карнизу на веревочке приехал Горацио Георгия Корольчука. Друг Гамлета. Хотя на самом деле это был Озрик. Он убил Горацио за кулисами и занял его место. А сумасшедший принц ничего не заметил. Наверное. На такие размышления настраивала общая фиктивность зрелища. Горацио очень пластично изображал, что в Эльсиноре у стен есть уши — и он как раз одно из них. И делал этак ручкой кверху.

Потом Горацио вместе с Полонием Иосифа Конопацкого играли в шахматы. О, как это тонко! Шахматы и дворцовые интриги. Шахматы и «Гамлет». О, это очень точно! Особенно после того, как «Гамлета» играли на шахматной доске. За шахматами Горацио и Полоний вяло вели «искрометный» диалог, периодически театрально подергиваясь. Мимо них изредка проезжало странное сооружение — симбиоз рыцарских лат и швейной машинки. Этот рыцарь на колесиках явно был созданием инженерной мысли Янки при дворе короля Артура. Но Горацио махал на него рукой и называл «швейцарской стражей».

Легкой тенью пробегала прелестная Офелия Ольги Белявской. Казалось, она уже пару раз тонула — до того была экзальтирована. И все спрашивала о принце, с какой-то странноватой затаенной боязнью: «Как он?» — "Он очень плох!«— хотелось дать честный ответ. Где-то далеко, очень далеко раздавались залпы — король Клавдий осушал очередной кубок. Жизнь шла своим чередом — очень далеко.

А что было бы, если бы принц присоединился к бродячим актерам? Ненадолго. Он ведь любил актеров. По идее, они все как-то связаны между собой… Я с ужасом думаю об этом. На сцене появился бы монстр (недаром Офелию напугал), сплясал бы танец, поставленный Кириллом Ласкари, прочел бы бессмысленно-складный стишок и, сделав на прощание ручкой, умчался бы на колесиках в мрачную, черную бездну… Это даже хорошо, что Гамлет сегодня не придет.

ЛАКЕЙСКИЕ ИГРЫ — II

В Открытом театре (бывший им. Ленсовета) Гонзаго убивали чуть дольше и еще скучнее.

«В театре должно быть красиво!» И нам делают это «красиво». О, эти синие ночи и розовые закаты Эльсинора! Редкостное убожество оформления дополняется свисающей сверху красивенькой решеткой. «Дания — Тюрьма!» Руки прочь от актеров — мучеников датских застенков! При полном отсутствии режиссуры (строчка в программке: режиссер-постановщик — Анатолий Морозов, кажется досадным недоразумением) актеры слишком буквально поняли некоторые слова автора. Например: «Мы, артисты — мы только произносим слова, которые пишут другие». И три часа актеры Открытого театра произносят слова. Слов много. Самое трудное в театре — это выучить много текста. Но самое интересное — это, разумеется, актеры.

Та разнузданная фальшь, с которой они играли, все время наводила на мысль, что это не может быть случайностью, что, видимо, в этой игре «что-то не так».

Сцена из спектакля. Открытый театр.
Фото В. Васильева

Ну, конечно же! Как же это я сразу не догадалась! Актеры бродячей труппы перехитрили подлых царедворцев. За стенами Эльсинора остался не только основной реквизит — но и сами актеры! А те несчастные, которых принуждают разыгрывать пьесу «Убийство Гонзаго» — это работники того же театра, но люди других театральных профессий. И даже ясно каких — вот Чарльз Владимира Матвеева — он, наверное, администратор, Бенволио Петра Шелохонова — ну какой же он «старый актер»? — он старый капельдинер, знаток театрального закулисья, общая любимица, рыжая Амалия Натальи Кутасовой — заслуженная театральная буфетчица и т. д. Слава Богу, при норд-норд-весте я могу еще отличить сокола от цапли.

О, как были правы актеры бродячего театра! Они-то знали, что их обман никто не раскроет. Ведь и Полоний у Алексея Розанова — вовсе не «лукавый царедворец», а в лучшем случае лакей, которому трудно дослужиться до дворецкого. Его соперник по борьбе за власть — Горацио Георгия Траугота — студент отнюдь не Виттенберга, учился он вероятнее всего в ЛГИТМиКе. Поединок их — лакейские игры.

Проблема не в том, что так называемую труппу Чарльза заставляют сыграть опасную вещь, а в том, что их в принципе заставляют быть актерами. Как идеально фальшив шекспировский сонет в устах директора Чарльза! Невнятность смысла не искупается попыткой размахивать руками, заполняя сценическое пространство. «Сползает корона»… По-новому звучат хорошо знакомые слова: «…И мощь в плену у немощи беззубой…» Мой принц, Вы действительно хотите, чтобы эти люди играли вашу пьесу? Вы и впрямь сумасшедший!

Наиболее яркий образ спектакля — повозка с большим колесом, которая стоит посреди сцены. На таких повозках бродячие труппы перевозили реквизит и использовали их как сценические подмостки. В этом спектакле на этой повозке — ничего не происходит. Она никуда не двигается. Никогда. И действие спектакля происходит «никогда». Изредка повозка используется как место для любовных игр, как бы подтверждая тезис Амалии, которая умудрилась Офелию обучить похабной песенке: «Артисты такие развратные!» Ну что ж, если актеры так видят себя со стороны…

Самая смешная фраза в спектакле: «Быть иль не быть?» Эту фразу Полоний произносит со всем сарказмом, на который он способен. И зрительный зал, понимая тонкий юмор, радостно смеется. Действительно, что может быть забавнее этого дурацкого вопроса: «Быть иль не быть?» Театр, о котором шла речь, кажется, знает на него ответ. Его ответ: «Кушать подано!».

Появления Гамлета в этом спектакле пугаться не следует. Его могут вообще не заметить — или принять за статиста, или просто за рабочего, случайно пробежавшего через сцену. Случайно, как и все в спектакле…

Говорят, в театре им. Пушкина репетируют «Гамлета»…

Любите ли Вы театр? Любите ли Вы его достаточно, чтобы туда ходить?