А. Родионов. «Война молдаван за картонную коробку».
Режиссер Георгий Цнобиладзе
«Война молдаван за картонную коробку» — ранний текст Родионова. За войной, о которой здесь написано, далеко ходить не надо. Если даже просто людей послушать — таких историй про безжалостный и беспощадный наемный труд в постсоветском пространстве пруд пруди.
По сюжету «Войны» в столицу на заработки приезжают два молдаванина-нелегала — Василий и Игорь. Селятся в картонной коробке за оградой рынка. В соседней коробке обитают еще трое молдаван — это старожилы, они на этом рынке работают. Петр и Митя «там уборщики и когда что», Галя — продавщица. Самый значительный человек рынка — работодатель Рашидов, который по средам встречается с Галей для элегантного интима (Рашидов испытывает оргазм от классической музыки, женщина — смотрит). Не менее значимы для гостей столицы и милиционеры — они наведываются сюда, за ограду, с карательными визитами. Василий и Игорь устраиваются работать на рынок, и все бы ничего, но только однажды Василий по пьяной лавочке режет кого-то из спящих соседей. Может статься, только одного Митю (за то, что он Васю с Игорем накануне послал), а может — всех троих.
Текст «Войны» в основе — документальный, написан
в 2003 году по реальной истории. Как известно,
главное условие спектакля по доку — соответствие
во всем, от пластики до манеры речи, заданному прототипу.
Поэтому идеальное воплощение этого соответствия
— когда режиссер и актеры сами «рожают»
текст, а затем и спектакль. Так было в
Сцена из спектакля. Фото Т. Ивановой
Цнобиладзе режиссирует «Войну» вне doc эстетики. На сцене из картонных коробок выстроен город.
Пара коробок лежит на авансцене, за ними стеной понаставлены картонные нагромождения, напоминающие о высотках мегаполиса. Из-за «высоток» выглядывают, подглядывают, посмеиваются, хохочут в голос — по-разному, как придется по ситуации — люди. Эти люди за коробками — не действующие лица. Фон. Бесчисленные работяги столицы.
Первые тридцать минут эскиза — звонкие, очень удачные. Персонажи живут скрупулезной, проработанной жизнью — они так смачно, ярко общаются, что «Война» напоминает «На дне» Горького. Но затем постановка начинает распадаться, действие не держат ни актеры, ни диалоги, ни встречающиеся в тексте шутки. Потому что если из заведомо документальной пьесы исключать doc, делая ставку на традиционный театр, как здесь, то пьесу нужно переписывать. Одно перемонтировать, другое кардинально поменять, третье вовсе вырезать и забыть. Цнобиладзе, нового в текст не внося, гармонию документа разрушает, более того, вычищает из текста самое главное — досаду и злость на Москву.
В спектакле видишь, к примеру, что Митя (Борис Драгилев) — робкий и незлобивый, что Василий (Андрей Перович) — сумрачный, себе на уме, что Игорь (Степан Пивкин) чуть борзый, но совсем не скрытный, что ладен и хорош собой Петр (Дмитрий Луговкин), что между Галей и Петром есть какие-то нежности (без обязательств, фрилав), еще Галя встречается с Рашидовым, дразнит влюбленного в нее Митю (а Митя влюблен, и сильно — и это хорошо сделано, что он в спектакле — влюблен, хотя в тексте не был), ну а к Василию так и вовсе откровенно благоволит, и он, кажется, серьезен к ней. Но дальше этой «поверхности» отношений — не сыграно. Тем более не сыграно про оставленность людей, про их потерянность в Москве, про вечный бой со столицей, про ненависть к Городу и, одновременно, страстное желание заключить с ним мир. Потому что только в контексте «войны» человека с Городом «картонная коробка» становится метафорой, знаком места под солнцем, знаком дома.
Если в пьесе ощущение конфликта с Москвой создавали еще и специальные персонажи — «девушки из зала», которые иронизировали над героями, а те ругались в ответ, то в спектакле вместо девушек возникает огромный плакат с лицом Ксении Собчак. Плакат карамельным, искаженным записью голосом (монтаж из разных выступлений ведущей) транслирует Гале мнение поколения «блондинок в шоколаде», несогласных с засильем приезжих. И то, что вначале срабатывает (находка с Собчак действительно оригинальна — столичная краля и бездомная торговка с рынка никогда ни о чем не договорятся), через минуту перестает работать. А трюк все длится.
Л. Алимов (Рашидов). Фото Т. Ивановой
Если в пьесе милиция действовала как в жизни, привычными методами с ноги в голову, то в спектакле этой агрессии также почти нет (здесь и милиционер — один, а не несколько), никого не бьют и до «войны» не доводят. Здесь вообще все начато и словно брошено на полпути — и про любовь, и про войну, и про ненависть.
Ведь играть Василия, человека, который убивает, нужно так, чтобы мы, зрители, видели: этот парень давно, всей своей непутевой, неустроенной жизнью зрел для убийства. Так же, как другой, рядом, зрел для смерти. Нам же сразу предъявляют убийство как факт, без системы мотиваций и доказательств. Вообще, действия всех «молдаван» мало мотивированы. И дело даже не в том, что актерам для должного исполнения роли недостает текста, а в том, что они не знают своих героев, не породнились с ними. Только у двух артистов, роли которых решены масочно, нет проблем в мотивации. Маски у Цнобиладзе — не бедолаги-молдаване, а те, кто в массовом сознании уже готов к маскараду, признан как тип: милиционер и лицо кавказской национальности — Рашидов.
Милиционер (Павел Чунигин) врывается к молдаванам, словно надзиратель в камеру. Сонные люди вытягиваются в струнку. Мент приказывает отжиматься, приседать, махать руками — все как бы играючи, с шутками-прибаутками, за которыми — злоба и вседозволенность. Пока Петр отжимается, а Василий прыгает, милиционер выкаблучивается: щурясь, затягивает одну и ту же сентиментальную строчку про «Золотые маковки церквей над рекою…» из песни Трофима «Родина». Но если милиционер Чунигина остается маской (это узнаваемо, забавно, в чем-то даже сатирически), то Леонид Алимов играет своего Рашидова, выходя за маску, как бы помимо и сверх нее. Вместо типичного владельца торговых точек, хвата с масляными глазами перед нами человек с обреченным, без удивления к жизни голосом, покойно сложенными на животе руками. Человек, у которого, как угадывается по его поведению и скупым фразам, за плечами какая-то своя невеселая история отношений с Москвой. Именно этот эпизодический персонаж становится главным проводником смыслов пьесы. Финальный выход Рашидова, его жалобное, покорное обращение из своей коробки в сторону коробки Гали (которой и в живых уже нет) запоминается надолго.
Галя! Ты почему не пришла? Я тебя ждал, ты не пришла. Номер снял. Сегодня среда. Днем прическу сделала? Овощи взяла? Обиделась, да?
В своей крохотной роли Алимов играет рождение человеческого — настоящей печали, тоски, боли, личной и душевной неустроенности, неказистой, но все-таки любви — всего того, что пока не получилось у «молдаван».
Июнь 2010 г.
Комментарии (0)