В этом году волна «нового цирка», уже несколько лет радующего москвичей, докатилась до Петербурга: Чеховский фестиваль привез театрально-цирковую фантазию на тему Чехова «Донка» Даниэле Финци Паски, а легендарный канадский Цирк дю Солей — его же шоу «Corteo» («Кортеж»). Так петербургскому зрителю удалось познакомиться с двумя направлениями нового цирка: на сцене и на арене. С законами цирка в пространстве сцены театральная критика уже разобралась и придумала для него название — «новый цирк», теперь интересно понять, как обстоят дела с театральностью на арене.
ВОСХОД ЦИРКА ДЮ СОЛЕЙ
В конце 1980-х годов глотатель огня Ги де Лалиберте и жонглер на ходулях Жиль Сте-Круа организовали свою цирковую труппу и расположили шапито около Ниагарского водопада. В первый же сезон предприятие прогорело, не выдержав конкуренции с этим чудом природы. Тогда артисты решили набраться опыта и начали путешествовать по миру, изучая традиции цирка и приглашая в свою труппу не только лучших фокусников, акробатов и клоунов, но и музыкантов, режиссеров. Одним из первых приглашенных стал бельгийский режиссер театра и кино Франко Драгоне. Он сделал цирку прививку театром, в каждом шоу выстраивая не только логику чередования номеров, но и отношения между исполнителями. Так, в шоу «Quidam» («Некто») сюжетом стало путешествие девочки из обычной комнаты в цирковое, волшебное измерение, что оказывается возможным после того, как она надевает шляпу человека без головы (он зашел в гости поздно вечером, когда она скучала, играя около мамы и папы, застывших в креслах с газетами). Вместе с сюжетом возникает система ролей, развивающихся на протяжении всего шоу, а не только в пределах одного номера. Все, кто в обычном цирке выполнял служебные функции: конферансье, танцовщицы, помощники, подносящие реквизит, — превращаются в персонажей — в козлоногих дам, как в шоу «Alegria» («Радость»), или в пингвинов, как в «Quidam». Появляется даже главный герой, ранее ненужный в этом жанре искусства (как правило, это певица или клоун). Цирк дю Солей одним из первых начал выстраивать сквозное действие в своих шоу, подчиняя их законам театра.
В 2005 году Ги де Лалиберте пригласил для постановки нового шоу Даниэле Финци Паску, уже работавшего в другом, не менее известном канадском цирке «Элуаз» («Туман», «Дождь»). И вообще, он, бессменный руководитель шведского театра «Сунил», вот уже 25 лет скрещивает театр с цирком и выработал особый к этому подход. В отличие, например, от династии Тьере, разоблачающих цирковую кухню в своих театральных представлениях, Паска всегда подчеркивает красоту и волшебство этого явления. Не цирк странного сюрреалистического сна — пугающий, парадоксальный, каким мы уже привыкли видеть его у французов, а всегда impression, впечатление, сохранившееся, кажется, с детства, которым и стремится поделиться режиссер. И будь то посвященная Чехову «Донка» или «Corteo» — цирк о цирке, импрессионистический уклон сохраняется.
ПОХОРОННЫЙ КОРТЕЖ
Шатры цвета слоновой кости появляются на фоне питерского СКК. Они обретают вес и объем по мере приближения к ним, демонстрируя на практике превращение мечты в реальность. Их холодное пространство наполняется ожидающими циркового чуда. Звенит звонок к началу представления, и бурлящая толпа вливается в зрительный зал, растекается по дугам рядов, усаживается, упорядочивается, отключает телефоны и…
Вваливается и начинает кружение вокруг зрительного зала толпа циркачей. Гавроши крутят сальтомортале, не снимая кепок, тяжело ступает великан, одетый в сюртук конца XIX века, повар в шапке, похожей на половинку яйца, несет куда-то тряпичных тощих кур. Полупрозрачный зеленовато-бежевый занавес, сквозь который чуть виднеются люстры на тысячу свечей и тени обретающих плоть персонажей, взмывает вверх и обнажает второй полукруг зрительного зала, будто зеркально отражающий наш. На арене — кортеж из акробатов, клоунов, жонглеров и гимнасток, лилипутов и великанов. Они прощаются с преставившимся клоуном Мауро. Полулежа на огромной кровати в окружении взмывающих вверх и стремительно пикирующих вниз ангелов, он пожимает руки своим друзьям, обнимает, целует их. Смерть — не повод для грусти, не так ли? Это повод для воспоминаний.
Сцена из спектакля. Фото предоставлено пресс-службой Cirque du Soleil
«Corteo» — это история о Мауро, увидевшем во сне свои похороны в виде прощального циркового представления. В этом шоу практически нет клоунских реприз, они не формируют действие, как в «Alegria». Мауро — лирический клоун, отсылающий к феллиниевским неореалистическим персонажам, в нем нет патологии, свойственной многим работающим в этом жанре циркового искусства. Он просто служит в цирке, носит пиджак и брюки 52 размера, как обычный человек. Только однажды он ненадолго переоденется в свой костюм для выступлений и попросит ангелов принести крылья нужного ему размера, чтобы взлететь.
Если главным героем стал Мауро, то душой «Corteo», и с этим трудно поспорить, оказалась лилипутка Валентина, наделенная характером и темпераментом, сравнимым, без всякого преувеличения, с характером и темпераментом большой актрисы Фаины Раневской. Ростом не выше пятилетнего ребенка и с такими же пропорциями, Валентина, актриса и гимнастка, при каждом появлении становилась настоящим повелителем публики и актеров, энергетически заполняя собой все сценическое пространство.
Вот эпизод из детства клоуна (ведь у умирающего или у умершего вся жизнь проходит перед глазами). Маленький Мауро играет в итальянском дворике. Трудно сказать, откуда на арене цирка взялся дворик, разве что его помог ощутить голос, настойчиво зовущий: «Мауро, домой, Мауро!». Но не об этом речь, Мауро не торопится домой. Большой меланхоличный клоун играет со своей эксцентричной приятельницей Валентиной. Все как у детей: забавы, шутки и взаимная пикировка, только Валентина балансирует в воздухе на больших надутых шарах, а Мауро подталкивает ее вверх за ступни. Потом он направляет ее в зал, и тут уже зритель вынужден поиграть в опасный волейбол живым человеком. Такой двойственный в этическом смысле эпизод шоу проведен максимально чисто, ведь и режиссер, и актриса четко понимают, что происходит. Темная сторона цирка, уходящая корнями к бродячим труппам (состоящим из бородатых женщин, хвостатых детей, карликов и горбунов, пожирателей стекла и железа, продающих свое уродство на потеху праздным зевакам за пять звонких монет), пугающим видением возникает в этой сцене. Паска не только показывает, в каких отношениях находятся зритель и артисты в цирке, но и возводит это в гротеск. Фланируя над ареной цирка на больших шарах, не способная управлять своим полетом, Валентина фактически отдает себя в руки толпы, которая в этот момент вольна делать с ней что угодно. Однако Валентина поучает и понукает каждого, кто отважится оттолкнуть ее в воздух, сердитыми фразами: «Эй, полегче!», «Не так сильно!», «Вы меня совсем уболтали!», сохраняя тем самым зыбкое достоинство циркового артиста. Так режиссер показывает нам двойную суть цирка: с одной стороны, великое искусство, триумф человеческой смелости, ловкости, красоты, с другой — увеселение для грубой толпы.
Сцена из спектакля. Фото предоставлено пресс-службой Cirque du Soleil
Разбираясь с сущностью цирка, Паска не забывает и о театре. Отдушиной для театрала становится еще один эпизод с Валентиной в главной роли, отдельный номер: гастроли театра «Интимо» со спектаклем «Ромео и Юлия». На сцену вывозят передвижную сценическую коробку, размером чуть больше вертепной. У нее нет задника (так как зритель сидит по кругу), зато есть две просторные кулисы. В роли Юлии, конечно, Валентина Пайлеванян, в роли Ромео — миниатюрный, ей под стать Григорий Пайлеванян. То есть это выясняется уже в процессе так называемого спектакля, потому как он сначала выдает себя за Юлию и взывает с чувством «Ромео, о Ромео», за что получает несколько тумаков от Валентины. Дальше в стремительном ритме на Ромео и Юлию сыплются всевозможные невзгоды: то из одной кулисы вывалится непонятно как вместившийся туда монтировщик, то луна упадет на злополучных влюбленных, то у Юлии появится крупногабаритная соперница, то ее помощница начнет быстро крутить бутафорской чайкой над головой, которую (чайку, а не помощницу) благополучно пристрелят. В такой далеко не интимной обстановке герои изо всех сил, в классицистской традиции заламывая руки и прикрывая ими глаза, пытаются сыграть про любовь, но куда там. Не вовремя вылетающие чайки, словно сбежавшие из другого спектакля Паски, и несоразмерные сценической площадке технические работники торчат отовсюду. Так вот виртуозно, со свойственной ему легкостью цирк иронизирует над театром и одновременно демонстрирует, чем он от театра отличается. Ведь циркач не притворяется кем-то, кем он не является, и не делает вид, что вокруг нет ни зрителей, ни монтировщиков, ни страховочных веревок.
Цирковые артисты, исполняя сложные трюки, постоянно балансируют на грани жизни и смерти, хранимые лишь высшими силами. Даниэле Финци Паска материализует эту невидимую защиту: над ареной все время парят ангелы, будто только что слетевшие с рождественской елки, в белых и голубых широких платьях, усыпанных блестками. Они подносят реквизит для номеров, страхуют при исполнении сложных трюков, учат Мауро пользоваться собственными крыльями и парить на велосипеде. Большая часть номеров нарушает законы тяготения, как будто клоун попал на небеса, где они перестают действовать: сначала ангелы-гимнастки летают на люстрах без страховки, акробаты, как дети, прыгают сальто на батутах в виде кроватей, среди подушек. Потом наступает черед традиционных для цирка номеров: появляются эквилибристка, поднимающаяся к куполу цирка по канату, натянутому под углом в 45 градусов; слепой клоун, взбирающийся по приставной лестнице, лишенной точек опоры; акробаты и гимнасты, вращающиеся на турниках, подлетающие на досках-качелях и перекидывающие друг друга в воздухе с той легкостью и отточенным мастерством, которыми гордится Цирк дю Солей.
«Мне приснился сон, что я умер», — доносятся до нас слова в самом начале представления. И эти два родственных понятия «сон» и «смерть» проходят, как ни странно, через все развлекательное шоу «Corteo». Режиссер словно предлагает зрителю самому решить, воспринимать ли похороны клоуна как сон, фантазию, повод для череды аттракционов или же как извечное соседство циркового артиста со смертью. Даниэле Финци Паска выстраивает последовательность номеров таким образом, что шоу начинается и правда с какого-то спонтанного шатания разнообразных циркачей, балагана, неразберихи, привычного циркового калейдоскопа развлечений, но дальше действие переходит с нижнего уровня на верхний в буквальном и переносном смысле. Во втором отделении практически вся жизнь происходит в воздухе: прыгают гимнасты, балансируют канатоходцы, летают ангелы, а в финале под колосниками, крутя педали велосипеда, пролетает и сам Мауро. И даже если это сон, такой волшебный и вместе с тем реалистичный, прекрасный и трагический, то в этом случае кажется, что у клоунов вещие сны.
Август 2010 г.
Комментарии (0)