К. Гольдони. «Кьоджинские перепалки».
Мастерская Г. И. Дитятковского. БДТ им. Г. А. Товстоногова.
Режиссер Григорий Дитятковский, художник Александр Храмцов
«Кьоджинских перепалок» от этого режиссера никто
не ждал. После Бродского, Стриндберга и Расина,
с которыми Дитятковский становился режиссером
Дитятковским, далекая от всякой высоколобости
пьеса Гольдони выглядит странно. Странно она выглядит
и в соседстве с изощренно театральным Гоцци,
фьябы которого Дитятковский ставил даже трижды:
в 1997 году в новосибирском «Глобусе» вышли
«Счастливые нищие», в 2003 году в театре им. Вахтангова
— «Король-олень», а в
Сперва-то кажется, что в рыбацкой деревушке Кьоджа все как у Гольдони: бабы и девки плетут кружева и темпераментно ругаются в погожий денек, их мужья-рыбаки отчаливают и причаливают на тартане, бездельники таскаются по улицам и заигрывают с девушками, а девушки ищут женихов. Но эту почти неореалистическую жизнь Дитятковский очистил от крепкой простонародности, зато приправил текст итальянскими словечками-междометиями вроде «a punto!» или «que merabilia!», стилизовал костюмы — чулки, льняные юбки, нарукавники словно списаны со старых гравюр.
Графичные мизансцены следуют одна за другой, как открытки в наборе: каждый новый пластический ансамбль — новый эпизод. Диалог тоже нередко условен: персонажи разговаривают, а корпусы актеров развернуты под углом в противоположные стороны.
Почти всю Малую сцену БДТ занимает широкий деревянный помост, справа и слева от него расставлены табуреты. Этого достаточно, чтобы состоялась игра. Но заводится она не на сцене, а в проходе к ней. Студентки, наряженные в кьоджинок, придвигают микрофон к медному тазу с водой, опускают в него руки — и зрители слышат плеск воды в тростниках, наждачная бумага шуршит по столу — ясно: шумит море; вздрагивает связка ключей — вдребезги бьется стекло. Когда рыбак Тоффоло — Андрей Никитин на сцене лупит по воображаемой двери, кажется, видишь и дверь, и гремящие задвижки. Похоже на то, что Дитятковский отрабатывает со своими студентами упражнения первых курсов.
Сцена из спектакля. Фото С. Ионова
Так черная коробка-сцена становится своеобразным классом, где молодые актеры разыгрывают этюды без предметов. Вот Руслан Мещанинов — Падрон Виченцо, наивный хитрец, и Егор Капустин — Падрон Фортунато, уморительный заика и шепетун, «кьоджинского» наречия которого никто не в состоянии понять, располагаются на краешке сцены и нюхают «на брудершафт» воображаемый табачок — получают безусловное удовольствие от жизни, выраженное в яром чихе и крепком объятии. А вот все тот же Падрон Виченцо пытается передать Исидоро — Артуру Бызгу еще живую, бьющуюся в руках рыбу. Несуществующая рыба не дается, выскальзывает из рук, актер носится за ней по сцене и, наконец, прибивает своей толстенной учетной книгой.
Первая сцена организована симметрично и разворачивается на пока горизонтальной поверхности, все в ней покой и равновесие. За станками для плетения кружев сидят две семьи: слева семья Падрона Фортунато, справа — Падрона Тони. Женщины работают. Оживленно стучат коклюшки. Ровно льется бойкий разговор, ничто не предвещает перемен. В такую вроде бы бытовую сцену Дитятковский вводит двух откровенно театральных старух-приживалок — по одной на каждую семью. Одетые в одинаковые цветастые костюмы, они сидят, одна справа, другая слева, улыбаются своими беззубыми ртами, почти синхронно трясут головами. Нежный возраст исполнительниц усиливает комический эффект.
Но вот на сцене появляется лоботряс Тоффоло. Он подсаживается на одну из сторон — кокетничать с главной местной красавицей Лучеттой. Обеим Лучеттам (Александре Ладыгиной и Веронике Нориной) перед таким ухажером не устоять — Тоффоло соблазняет красотку печеной тыквой. Алексей Павлов — Каноккья выносит блюдо с настоящей тыквой в зал, предлагая удостовериться: тыква — дело серьезное. А непостоянный Тоффоло в это время уже спешит на сторону маленькой смешливой Кекки. Гордая Лучетта, даром что чужая невеста, не может снести обиды. Девушки встают на табуреты и задирают друг дружку веселым мотивом «тарьям-тарьям». Так музыкально начинаются кьоджинские перепалки.
Между тем день нарастает. Приехали рыбаки. Они объявляют о себе напористым и веселым «тарапарам». Платформа уже раскололась надвое и превратилась в две качели: задняя поднялась слева, передняя справа. Понятно, что на такой неустойчивой поверхности мужчинам недолго мирно разгружать рыбку — их быстро втягивают в казавшийся невинным конфликт. Тита-Нане, которого играет Денис Золотарев, доносят, что его невеста Лучетта вертела хвостом перед Тоффоло, а Беппе, жениху Орсетты, роль которого играет Алексей Козлов, — точно то же про Орсетту. Женихи оскорблены. И вот один уже торчит слева с «ножом», другой — справа с «камнями». Начинается условная драка: герои, рассредоточенные по разъехавшейся платформе, двигаются в рапиде, в кого-то медленно летит (его передают из рук в руки) табурет, лица сплющиваются от «ударов». Звучит «Зима» Вивальди, который для Гольдони — современник, а для нас — старинная музыка. Так разрастаются перепалки и заканчивается первая часть спектакля.
Пока все дело держалось отношениями двух полухорий друг с другом. Во второй части они объединяются и вступают в диалог с солистом: появляется новый персонаж — Исидоро, помощник судьи. Его партитура сложнее, в ней больше оттенков, чем во всех других ролях. Музыкальный, ловкий и смешной Исидоро пытается уладить дело и по очереди вызывает на допрос любителей уличной драки. С мягкой иронией Бызгу демонстрирует любителя женского пола, и первым испытанием для него становится обворожительная маленькая Кекка (Ольга Семенова и Кристина Цылева). От ее наивного кокетства Исидоро трепещет и изнемогает, спасаясь тем, что буквально цепляется за стену, но, когда Кекка подходит ближе, он все-таки падает. Наступление продолжает ее сестра: напористая Орсетта сверкает пятками и шевелит пальцами ног (действуют на Бызгу и эротичные пятки Сесиль Жендр, и заигрывающий задор Александры Овчинниковой). Наконец, до полуобморока доводят бедного Исидоро внезапно оглохшая Либера и ее муж Падрон Фортунато, с жаром рассказывающий о деле на своем непереводимом наречии. Параллельно красавица Лучетта и итальянский Джованни-дурак Тита-Нане наперегонки пытаются оскорбить друг друга отказом. На глазах у Лучетты Тита-Нане целует в лоб Кекку, этого достаточно, чтобы состоялась еще одна драка — теперь тянуть друг друга за ноги будут дамы. Кажется, только музыка Вивальди помогает их разнять…
Сцена из спектакля. Фото С. Ионова
По всему видно, что это театр, который не скрывает своей природы. Почти у каждого из персонажей Гольдони есть клички. Для Дитятковского эти прозвища становятся предметом лукаво-простодушной игры. Если Тони — Огурцони, то он должен таскать с собой и поедать огурцы, что актер Кузьма Стомаченко и проделывает к полному удовольствию публики. Либера прозвана Мегерой тоже неспроста: ее задача — блюсти репутацию своих незамужних сестер-кокеток. Инесса Грабусте и Екатерина Новикова в этой роли исполняют свои обязанности с одинаковым энтузиазмом, хотя и видно, что слегка посмеиваются над своими персонажами.
Учебные этюды тоже не стремятся скрыть свою учебность. Но если сначала казалось, что они ловко вставлены в спектакль, то постепенно становится очевидно: звук, пластика, игра без предмета — это автономные мотивы, которые, вдруг соединяясь в музыку, вместе начинают действовать на театральную подкорку. И уже отдаешь себе отчет, что на фоне черных стен особенно рельефно выделяются постановка корпуса, поворот головы — профиль, фас, три четверти… — так это же маски комедии дель арте! Теперь уже недолго ждать настоящих масок. И они появляются и для начала разыгрывают пантомимический этюд: дирижер руководит двумя музыкантами — картинно вздергивает руки, при этом, чуть только наладив «темп», отбегает потанцевать в одному ему доступном ритме. Белые маски надеты не на лица, как положено, а на головы, так что, когда мы видим маску, актер смотрит в пол, когда показывает свое лицо, не видна маска. Тут разница между лицом и маской прямо намекает на дистанцию между ак тером и ролью. Персонажами не становятся, их демонстрируют. Отсюда свобода интонации — две исполнительницы одной роли могут быть по-разному характерны, по-разному смешны. Тут не дель арте — игра в дель арте, показательное выступление современников.
Скоро станет ясно, что эти трое участвуют в сюжете: дирижер, само собой, превратится в Исидоро, а его музыканты станут судебными приставами. Но в отличие от всех остальных персонажей, приставы нагло нарушают правила игры в Кьоджу: они остаются в карнавальных плащах, маски нарисованы у них прямо на лицах — глаза густо подведены, напомаженные красные рты растянуты до ушей. Явившись, чтобы объявить кьоджинцам о приглашении в суд, они исчезают с каким-то потусторонним хохотом. Один из приставов выйдет на сцену еще раз. Он будет стоять в самом центре помоста и вздымать длинные руки, как вороновы крылья, отбрасывая тень Гоцци на мир гольдониевской деревушки.
В конце спектакля на помосте собираются все кьоджинцы, разгоряченные, довольные жизнью и друг другом. Раздается музыка, смех — это актеры Дитятковского радуются за своих героев и вместе с ними. Созвучно дышит переполненный зал. Но кажется, что кто-то меланхолично усмехается у них за спиной.
Июль 2010 г.
Комментарии (0)