У. Шекспир. «Гамлет». Donmar Warehous (Лондон).
Режиссер Майкл Грандаж

Т. Стоппард. «Аркадия». Duke of York’s Theatre (Лондон).
Режиссер Давид Лево

Герой пьесы Тома Стоппарда «Отражения, или Истинное» («The Real Thing»), драматург Генри, так говорит о процессе создания пьесы: «Из слов — если с ними бережно обращаться — можно, будто из кирпичиков, выстроить мост через бездну непонимания и хаоса…». Борьба между двумя силами, двумя философскими полюсами — разрушением и созиданием — ведется бесконечно. Часто она становится основой для произведения искусства, которое преодолевает хаос.

Такие разные постановки, как шекспировский «Гамлет» в театре «Donmar Warehouse» и стоппардовская «Аркадия» в театре «Duke of York», вызвали чувство очищения. Очищения — из-за преодоления чувства хаоса и непонимания, пусть мгновенного — но просветления. Эти два спектакля близки и по своей сверхзадаче — поиск смысла человеческого существования.

Близость идейного содержания двух постановок отметил критик Майкл Ковени («The Independent»): «Очень необычно, что, когда политическая система, судя по всему, разваливается, мы видим, как в Лондоне, в пятидесяти ярдах друг от друга, открываются две постановки — величайшая политическая пьеса, когда-либо написанная, — „Гамлет“ и один из бесспорных шедевров Тома Стоппарда, в котором ищется смысл всего происходящего». У спектаклей есть и другие точки пересечения. Они вышли летом 2009 года, обе постановки сравнивают с предыдущими: для «Аркадии» основным референтом стала премьерная постановка в Национальном театре (1993 год), для донмаровского «Гамлета» (с Джудом Лоу в главной роли) — недавняя постановка Королевского Шекспировского театра (где Гамлета играл Дэвид Теннант). Обе пьесы входят в число самых известных английских пьес, и на них ложится определенная нагрузка зрительских ожиданий. В «Аркадии» есть много драматических отсылок к тому, что является квинтэссенцией английской культуры: охота, ландшафтное искусство, жизнь и поэзия Байрона, повседневные реалии жизни английского общества XIX и XX веков. В шекспировских пьесах, в свою очередь, традиционно анализируются черты и обычаи елизаветинской Англии. Однако для Стоппарда, как и для Шекспира, точные детали, передающие определенную среду и атмосферу, — лишь мастерски использованные средства для драматического развития идей, для анализа метафизических вопросов мироздания.

По формальным признакам «Гамлет» — трагедия мести, с поставленной под сомнение логикой жизни, «Аркадия» — искусный, ведущийся в двух параллельных временных плоскостях диспут о будущем и настоящем, разуме и эмоциях, детерминизме и свободе выбора. В «Гамлете» на сознание героев постоянно влияет память о прошлом. У Стоппарда же, по замечанию английского критика Майкла Биллингтона («The Guardian»), «пока одни пытаются представить, что о них подумают в будущем, другие пытаются реконструировать прошлое».

И все же две постановки, как и пьесы, во многом несхожи. Различны формы и метод постановки вопросов, драматургическая концепция, сценические решения, специфика игры актеров. Гамлет Джуда Лоу является центром спектакля — это диктуется и самой пьесой, и расставленными режиссерскими акцентами. В «Аркадии» главное — актерский ансамбль: Нил Пиарсон (Бернард), сын драматурга Эд Стоппард (Валентайн), Саманта Бонд (Ханна), Дэн Стивенс (Септимус Ходж).

Д. Лоу (Гамлет).
Фото из архива театра

Высокие черные стены в «Гамлете» напоминают тюрьму, свет проникает на площадку только из маленьких окон под потолком. Задняя дверь иногда открывается, за ней возникает узкое пространство, напоминающее тюремный двор. Именно там Гамлет, ступая по снегу и прижимаясь к уходящей в никуда стене, произносит монолог «Быть или не быть». Освещение из окошек-бойниц сверху создает ощущение вытянутости пространства, бесконечной устремленности вверх и в то же время ограниченности. Минималистское сценографическое решение — знак верности елизаветинскому театру с его минимумом декораций, где основной смысловой упор — на слова и действия актеров. Все персонажи одеты в черное, но это — не исторические, а современные костюмы. Гамлет выделяется не «черным плащом», а неформальными широкими молодежными брюками и толстовкой с капюшоном.

Комната, в которой происходит действие «Аркадии», светла, прозрачна, трансцендентна, принадлежит двум эпохам одновременно. Длинный прямоугольник стола с накапливающимися на нем предметами, два кресла, подставка для просмотра альбома с архитектурными планами и изображениями сада. Природа за пределами комнаты обозначена бело-голубым полупрозрачным сценическим фоном, звуками щебетания птиц, которые сменяются звуком вертолета, а позже — парового двигателя. Все, что есть на сцене, в деталях соответствует ремаркам пьесы, нет ничего лишнего. Костюмы определенных эпох нужны только для обозначения границ временных пространств. Собственное воображение и диалоги героев помогают нам представить себе ту или иную эпоху. Так осуществляется задача стоппардовской драматургии — заставить наше воображение работать. Только в таком полупустом сценическом пространстве возможны легкие и естественные переходы из одного времени в другое, на которых построена пьеса.

Датский принц Джуда Лоу пластично меняет стили поведения и маски в зависимости от ситуации. Его Гамлет — то отбившийся от рук подросток, то обиженный любовник, то демократичный друг, то аристократичный принц, хорошо понимающий свое высокое положение. Внешне это не слабый, терзаемый сомнениями, а деятельный, подчас нервный и суетливый, подчас беснующийся человек. Постепенно обнаруживается, что уверенность, деловитость, активность — маска, и разрыв между маской и тем настоящим, что она скрывает, увеличивается. В игре Лоу этот разрыв мастерски показан через резкие переходы от наигрыша, издевательской шутки (он грубо изображает полоумного, когда его приводят к Клавдию) к полному серьезу. Основная трагедия Гамлета Лоу в том, что нити начатой им игры путаются, начинают мешать одна другой и в конце он уже не может их контролировать. Гамлета в постановке слишком много, Джуд Лоу физически доминирует над другими. Но харизма актера, его пластичность, современность его интонаций, музыкальность и смена ритмов в монологах, часто обращенных к залу (еще одна дань шекспировской традиции), примиряют зрителя с этим вездесущим, «звездным» Гамлетом.

Сцена из спектакля «Аркадия».
Фото из архива театра

В «Аркадии» же сценическое время и пространство, а также смысловая и диалоговая нагрузка распределены между всеми исполнителями. По другому и не может быть, ведь такова драматургия пьесы, где взаимосвязаны два времени — начало девятнадцатого века и конец двадцатого и где два сюжета, разворачивающиеся в одном и том же особняке, отделены друг от друга двумя столетиями. Отдельные дни из жизни аристократической семьи Коверли в 1809 году чередуются с встречей в том же самом особняке представителей конца двадцатого века. Идея Стоппарда — зависимость всех друг от друга, коллективный поиск тех смыслов, ради которых написана пьеса. В постановке театра эта взаимозависимость мастерски выстроена — актеры легко существуют в двух реальностях даже в момент их пересечения, пьеса идет в колоссально быстром темпе, каждый герой наделен частью изощренного ума и чувства юмора автора, что создает ощущение водоворота идей и ситуаций. Персонажи не могут друг без друга, как двадцатый век — без девятнадцатого, кусочки которого он пытается воссоздать, а девятнадцатый — без своего будущего, в которое он пытается заглянуть. Два полюса сливаются в один процесс — процесс жизни. Герои пьесы часто рассуждают о границе между разумом и чувством, которые в результате тоже становятся единым целым.

На первый взгляд, силы разрушения присутствуют прямо и косвенно в действии и смысловом контексте обеих пьес. В «Гамлете» это неотвратимая, как в греческих трагедиях, цепь убийств, «тюремная» атмосфера подозрения, игр, ведущихся друг против друга, раздвоенности: все не то, чем кажется. В «Аркадии» (уже название символично и наводит на мысль о крахе былой идиллии) непостоянно и зыбко абсолютно все, и разрушение — естественный и неумолимый процесс жизни — присутствует на всех уровнях драматургической реальности. Мир постоянно утрачивает энергию и неотвратимо охлаждается. Флирты и любовные истории заканчиваются провалами. Научные концепции оказываются ложными, персонажи сомневаются в результате своих поисков, в верности своих догадок.

Сила созидания представлена в «Гамлете» опосредованно, не впрямую, скорее метатекстуально, чем сюжетно, связана с христианскими и гуманистическими символами и идеями. Созидание — это и результат наблюдения за духовной жизнью Гамлета, когда сам факт постановки вопроса оказывается важнее, чем полученный ответ.

Созидательная сила поставленного вопроса при ненайденных ответах утверждается и в «Аркадии». Преодоление хаоса представлено в пьесе как процесс без начала и конца, более важный, чем результат. Ничего не пропадает. «Подбирая, мы что-то роняем, как путники, которым приходится все нести с собой, и то, что уроним мы, подберут те, кто идет за нами» (перевод Е. Ракитиной). Для торжества созидания важны не ответы, а возможность задать вопросы, не умение танцевать вальс, а желание научиться и сам бесконечный, неловкий процесс обучения этому танцу. Это движение так по-разному, но так удивительно точно воссоздается в двух лондонских спектаклях — «Аркадии» и «Гамлете».

Июль 2009 г.