Петербургский театральный журнал
Блог «ПТЖ» — это отдельное СМИ, живущее в режиме общероссийской театральной газеты. Когда-то один из создателей журнала Леонид Попов делал в «ПТЖ» раздел «Фигаро» (Фигаро здесь, Фигаро там). Лене Попову мы и посвящаем наш блог.
16+

ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ПЕТЕРБУРГА

МУЗЫКАЛЬНЫЙ ТЕАТР КАРЕЛИИ: ВОЗВРАЩЕНИЕ

На театральную карту отечества вернулся еще один музыкальный театр — в Петрозаводске. Вернулся после трех лет капитального ремонта своего здания и в новом статусе — как театр всех музыкальных жанров (балета, оперы, оперетты и мюзикла). Это сам по себе факт примечательный — ремонт не затянулся на десятилетия, и, переживая сложные три года, ни руководство города и республики, ни сменившееся не раз руководство театра все же не утратили тонуса. Все действия вели к одному — открыться, обновить и пополнить труппу, практически заново создать репертуар для большой сцены (во время ремонта труппа работала на крошечной площадке с громким для ее размеров именем «Малая сцена» — сейчас там осталась драматическая часть некогда общей труппы). Но примечательно еще и то качество, с каким сделаны спектакли по сути нового театра, подготовленные за первое полугодие с момента открытия (с июля по декабрь). Об этом по порядку.

За балетную часть вот уже не первый год отвечает петербуржец Кирилл Симонов (он заставил говорить о себе со времен постановки «Щелкунчика» в Мариинском в содружестве с художником Михаилом Шемякиным). Петрозаводский балет — его детище, его огромная работа с труппой. На счету балетмейстера восстановление классики в виде реконструкций и собственные сочинения. Из последних — постановка «Ромео и Джульетты» на музыку С. Прокофьева (исполнение этой партитуры — особая и сложная задача для оркестра театра). В этой премьере Симонов вполне явил характерные черты своей индивидуальности, за которые его любят и не любят, ценят и недооценивают. В плюсе — замечательное чувство театра. Умение строить драматургию известного сюжета как собственную, со своим оригинальным, отличающимся от общепринятого взглядом. Индивидуальное видение героев — с позиции молодого человека нашего времени. Персонажи спектаклей Симонова приближены к зрителю, они среди нас, хотя и не точно такие — они художественно преображены. И все равно очень живые — те, кому можно сочувствовать и за кого переживать. (Так было и в «Золушке» Новосибирского театра оперы и балета, получившей «Золотую маску».) Мастерство владения сценическим простран ством, которое создается в тесном содружестве с тем или иным художником (часто это, как и в «Ромео», Эмиль Капелюш). Пространство не только функционально и удобно для размещения масс, оно образно и действенно участвует в создании целого. В «Ромео» это сочетание золотистых, богато оформленных колонн, которые рушатся, и обычных грубых досок, использование воды, земли, огня как символов жизни и смерти. Любовный дуэт Ромео и Джульетты под каплями воды — как омовение и очищение. Сцена убийства Тибальда, которого Ромео буквально топит в лохани. Всё — намеренные переклички, напоминание об амбивалентности основ бытия. Это определенно выигрышные стороны сценического решения.

Сцена из спектакля «Ромео и Джульетта». 
Фото из архива театра

Сцена из спектакля «Ромео и Джульетта».
Фото из архива театра

Не столь выигрышна сама хореография. Ход, основанный на лейттемах — повторяющихся движениях, как толпы, так и конкретных героев, драматургически оправдан, но он же и однообразен (как беден язык современной молодежи, так кажется бедным и язык их танца). Может, в этом есть смысл, но средства для его воплощения не обязательно должны быть однозначными. Такая связь или такой способ характеристики слишком прям. Словом, лексика танца — то, что кажется в работе Симонова наиболее уязвимой ее частью. Понятно, что хореограф владеет разными языками, разной лексикой и почти не изобретает своей, но, похоже, это его и интересует меньше, чем создание спектакля как художественного целого, как вполне самобытного высказывания. Это подобно составлению предложения, фразы, рассказа из известных букв, потом слов, в котором слово не самоцель, цель — конечный результат. Может, это не столько работа хореографа в традиционном смысле слова, сколько творчество хореографа-режиссера. Или даже режиссера-хореографа, где режиссура на первом месте.

К заслугам художественного руководителя балета надо отнести и уровень подготовленности труппы к тому, чтобы современную лексику танца освоить. Может, не все еще тут равны, но видна направленная работа и определенно положителен ее итог. Замечательно хороши солисты — Алевтина Мухортикова (Джульетта) и Анатолий Скуратов (Ромео): не просто движение и пластика, а мысль и чувство, переданные через интонацию выразительных тел. Драматургические линии взаимоотношений здесь длинны, последовательны и осмысленны.

Сцена из спектакля «Ромео и Джульетта». 
Фото из архива театра

Сцена из спектакля «Ромео и Джульетта».
Фото из архива театра

На «Ромео и Джульетте», судя по бурной реакции зала, становится ясно, что публика к современному балету вполне приучена и в этом смысле продвинута. Иначе дело обстоит с оперой. Ей предстоит своего зрителя-слушателя воспитать, завоевать, образовать. Занялся этим еще один петербуржец — Юрий Александров, руководитель театра «Санктъ-Петербургъ Опера», а теперь по совместительству и руководитель (не знаю, как с формальной точки зрения, но номинально — руководитель) Музыкального театра Республики Карелия. На афишах он числится постановщиком спектакля «Травиата» — дебютного для нового театра. Название выбрано подходящее и объяснимое — начинать знакомство лучше с той музыки, которая на слуху даже у непросвещенных посетителей оперного зала. И спектакль должен быть дебюту под стать — не радикально перерабатывающий общеизвестное, когда и сюжета не узнать, а напротив — чтоб ответить на ожидания оперного чуда. Чтобы красиво, пышно, масштабно — как в опере. Для знакомства с ее основами и законами это нормально и даже правильно. В конце концов, оперу за это и любят. «Травиата» всем чаяниям соответствовала. По полной программе — говорю без иронии. На сцене Вячеслав Окунев «сделал нам красиво» — бархат, банкетки, зеркала, резные рамы. Костюмы заслужили отдельного разговора — в третьем акте на балу у Флоры от дефиле захватывало дух — столько фантазии и вкуса было вложено в эти роскошные одеяния дам. Любая столичная сцена могла бы позавидовать. Солисты в большинстве своем тоже не подкачали. Уверенно справлялась с трудностями партии Виолетты Татьяна Еремина, к тому же эмоции своей героини она передавала как свои. Красив тембр баритона Андрея Макарова (Жорж Жермон), хотя над кантиленой еще бы работать и работать, но как образ — Жермон удался… Не все получалось у Михаила Дьяченко — горячность его Альфреда явно сказалась на качестве пения, качеству же актерской работы следует отдать должное… В спектаклях Александрова вообще исполнители часто раскрываются, как никогда прежде. А тут еще и благодарный материал — драматический музыкальный… Плюс общий подъем, ощущение удовольствия от того, что делаешь, чувство заслуженного успеха — в ответ на отклик публики. Все вместе сообщило спектаклю живую эмоцию, не трафаретно оперную приподнятость, естественность дыхания.

Сцена из спектакля «Травиата». 
Фото из архива театра

Сцена из спектакля «Травиата».
Фото из архива театра

К финалу режиссер позволил себе отступить от строгих канонов привычных решений. (Правда, во втором акте была еще одна попытка — Альфред подслушивал объяснение отца и Виолетты, но не вмешивался и тем самым предавал ее, но, похоже, это скорее сбивало зрителя с толку, ибо такому ходу не хватило мотивации, он так и остался ничем не поддержан — поведение Альфреда в дальнейшем не отступало от положенного.) В четвертом акте ноу-хау сработало — Виолетта заканчивала свои дни на простой железной кровати и мерещился ей не праздничный, а зловеще смертельный карнавал… Общее впечатление это только усилило, ибо подано было тактично и для испытания зрителя. Прошло. Приняли. Можно постепенно двигаться дальше — в русле традиции и расширяя ее… Впереди — «Евгений Онегин».

Оперетту в новой жизни театра представила премьера спектакля «Летучая мышь» по И. Штраусу. Отвечал за нее Николай Покотыло, еще недавно вы ступавший в качестве главного режиссера, но теперь оставивший свой пост. Если про первые две работы сезона можно сказать, что они планку привычной жизни театра сильно повысили и могут быть оценены по высокому счету, то опереточный опус оказался на уровне среднестатистическом. И связано это не только с индивидуальными причинами местного характера — то оформление меняли, подправляли на ходу, то средств после дорогостоящих премьер на пышное зрелище не хватило — может, все и так. Но… Есть еще и объективные обстоятельства трудной жизни оперетты в нашем отечестве. Особенно классической оперетты. Она сложна и требует супермастерства и еще — особого тонуса подачи, какой-то сумасшедшей к себе любви, обожания, упоения, бешеного пульса, постоянно выдерживаемого ритма — все presto, brio, tutti… При общей, я бы сказала, слаженности зрелища, в котором не было, к счастью, ни особой пошлости, ни особой глупости, которые так любят лезть из всех щелей опереточного спектакля, не хватило этих самых presto, brio, tutti. Не хватило чуть-чуть, без чего осталось ощущение недотянутости или блеклости. Не хватило стержня — зачем и куда все это действо катится. И что, собственно, хотели этим сказать… Вот «Ромео и Джульетта» — высказывание, «Травиата» — высказывание, а «Летучка» — нет. Правда, предъявлять ей требование решить все проблемы жанра тоже было бы несправедливо — не только петрозаводский театр за них отвечает. Но раз взялись — хочется пожелать удачи и на этом, благодарно-неблагодарном поприще.

Сцена из спектакля «Травиата». 
Фото из архива театра

Сцена из спектакля «Травиата».
Фото из архива театра

Подводя итоги, важно не забыть главного — музыкальный театр не может полноценно существовать без соответствующего уровня музыкального освоения материала. Музыка, исполненная в музыкальном театре, должна отвечать требованиям санитарных норм. В Петрозаводске с этим порядок — что не является для множества российских театров естественной практикой существования. В театре Карелии оркестр звучит мягко, аккорды берутся вместе, есть баланс между сценой и оркестровой ямой, и у дирижера Сергея Инькова (кстати, тоже из Питера) всегда имеется ясное представление о стиле произведения, его законах и эталонной его подаче. И пусть в его оркестре еще не все эталон, стремление к нему ощутимо и отражается на качестве звучания того, что в музыкальном театре — сердце…

Ноябрь 2009 г.

Комментарии (0)

Добавить комментарий

Добавить комментарий
  • (required)
  • (required) (не будет опубликован)

Чтобы оставить комментарий, введите, пожалуйста,
код, указанный на картинке. Используйте только
латинские буквы и цифры, регистр не важен.