В.-А. Моцарт. «Свадьба Фигаро». Петрозаводский музыкальный театр.
Режиссер и художник Игорь Ларин, дирижер Марат Ахмет-Зарипов, балетмейстер Игорь Кувшинов

Всю жизнь занимаясь балетом, я обожаю оперу, однако писать о ней мне и в голову не приходило. И вот решилась. Речь не пойдет, естественно, о тонкостях вокала и прочих оперных премудростях, судить о коих — привилегия специалистов. Задача у меня другая — рассказать о новой режиссерской работе Игоря Ларина, которая немало удивит почитателей его таланта и будет, надеюсь, приятной неожиданностью для тех, кто его категорически не приемлет.

Актер и режиссер, не поддающийся внятному определению, Игорь Ларин слывет возмутителем «общественного спокойствия», едва ли не театральным хулиганом. Его не знающая преград фантазия и неуемная страсть к игре как таковой, к переворачиванию с ног на голову всего, что под руку попадет, одних восхищает, других возмущает. Должно быть, потому, что попадают «под руку» насмешнику объекты несопоставимые — от Буратино и Петрушки до Пушкина, Островского, Достоевского, Чехова. «Всеядность» налицо и в жанровых пристрастиях. Навряд ли найдется еще хоть один режиссер, готовый ставить и исполнять и драмы, и фарсы, и оперетты и даже… балет. Осталось разве что попробовать силы в опере, и, когда такой случай наконец представился, Ларин его не упустил.

6 октября в Петрозаводском музыкальном театре (где Игорь Ларин с недавних пор является художественным руководителем) состоялась премьера «Свадьбы Фигаро», расцененная в городе как событие экстраординарное. Труппа, многие годы довольствуясь опереттой, уже и думать забыла об опере, а потому не без задора приняла вызов худрука и с жаром принялась за работу. Да и маэстро Ларин, встретившись с Моцартом, почтительно отступил в тень, подчинив свою игривую фантазию диктату музыки. Спектакль получился вполне традиционным и в то же время необычным благодаря остроумному и смелому постановочному новшеству, которое, смею полагать, не смутило бы ни Моцарта, ни Да Понте. Новшество сие состоит в том, что вместе с поющими персонажами в действии участвуют безгласные и безымянные герои, а точнее, один коллективный герой — балет. Сей не предусмотренный сценарием персонаж именно участвует в действии, не ограничиваясь подтанцовками в соответствующих сценах. Функции его неоднозначны и весьма существенны.

Сцена из спектакля. Фото из архива театра

Еще при первых звуках увертюры за подсвеченным занавесом, сплошь усеянным гирляндами цветов и листьев (примета и издержки рококо), мелькают таинственные фигуры — словно мотыльки, слетающиеся на свет. А вскоре на авансцену высыпает ватага комедиантов в ярких карнавальных одеждах с масками на лицах. В руках у всех — листы бумаги. Актеры разучивают роли, раскачиваясь в такт музыке, а затем, словно заговорщики, исчезают. Их следующий выход перед каватиной Фигаро («Если захочет барин развлечься») уже не вызывает особых недоумений. Выслушав сетования героя, пластический ансамбль, откликаясь на текст каватины, то находчиво изображает музыкантов и их инструменты, то танцует вокруг Фигаро. В финале номера танцоры бурно аплодируют герою и вместе с ним покидают сцену, чтобы вернуться и поддержать Сюзанну во время ее перепалки с Марселиной, а позднее — проводить в полк Керубино, подтрунивая над незадачливым «любовником» вместе с Фигаро.

По ходу спектакля балет становится участником всех ключевых моментов действия и многих вокальных номеров. В последней картине второго акта (петрозаводский спектакль состоит из двух актов и четырех картин) танцовщики почти не покидают сцены, и это закономерно, поскольку внешнее действие здесь сходит на нет, уступая место лирическим высказываниям героев. Балет откликается им с сочувствием, а то и с юмором, предъявляя собственный комментарий звучащему тексту. Танцоры могут отступить в глубь сцены, превратившись в подвижный фон для героя, а могут вступить с ним в «диалог». Например, во время арии Фигаро «Мужья, откройте очи, больше терпеть нет мочи!» балет, разбившись на пары, красноречиво «доказывает» коварство и обольстительность прелестных дам. Но когда Сюзанна готовится отомстить ревнивому Фигаро, мужская группа балета принимает в этом непосредственное участие, поддерживая героиню в прямом смысле слова. «Приди, о милый друг, в мои объятья!» — поет плутовка, и танцоры поочередно предоставляют ей такую возможность, не нарушая, однако, неспешного темпа и размеренного ритма музыки, удерживающих конкретные жесты в границах условного танца. И уж совсем не «бытово» звучит финал арии, когда на словах «Жажда свиданья душу мне волнует» Сюзанна, поднятая партнерами, взмывает ввысь и замирает там на несколько блаженных мгновений.

Балет, таким образом, не только украшает зрелище пластическими арабесками и виньетками — он придает ему дополнительный смысл, выступая в роли «лица от автора» — в данном случае режиссера. На этот раз Ларин доверил хореографическую часть профессионалу, найдя идеального интерпретатора собственного замысла в лице Игоря Кувшинова — внештатного балетмейстера Петрозаводского театра.

Сцена из спектакля. Фото из архива театра

Балетные «инкрустации» Кувшинова изобретательны без претензий на гениальность (что свойственно начинающим) и по-моцартовски изящны. Ему же принадлежат и танцевальные сцены артистов хора и главных героев, решенные просто, но не шаблонно. В финале каждого акта балет присоединяется к основным персонажам как равноправный участник действия, и это воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Помимо достоинств хореографии, такое впечатление складывается благодаря пластической культуре петрозаводских актеров, научившихся в спектаклях оперетты двигаться непринужденно и выразительно. А вот артисты балета (совсем юные, недавно пришедшие в театр) еще несколько скованны и в танцах и в мизансценах, где требуется элемент импровизации. Правда, на втором спектакле уже был заметен прогресс по этой части — опыт, хоть и небольшой, делает свое дело. Эксперимент с балетом себя оправдал. Не в последнюю очередь потому, что режиссер и балетмейстер, как говорится, нашли общий язык (кстати, у них даже имена и отчества совпадают — оба Игори Николаевичи). Первый придумал интересное решение, второй реализовал его умно и красиво. Хрестоматийная опера помолодела, представ в неожиданном, но подлинно поэтическом прочтении. Оперный дебют Игоря Ларина не просто состоялся, он удался по самому большому счету. И как же не заключить тут: Ларин-де повзрослел, успокоился, перестроился внутренне. Возможно, так оно и есть при том, что в главном он себе не изменил. Дух театральной игры, которым одержим Ларин, проник и в его оперный опус, правда, повел себя благопристойно, без надобности не куролеся.

Танец, балет, пантомима — исконные спутники оперы, так что игра велась по закону жанра. К тому же Ларин заботливо подготовил публику, начав розыгрыш еще до поднятия занавеса. Входящих в зрительный зал встречали девушки-«капельдинеры», одетые по моде XVIII века, в белых париках, с канделябрами в руках. Время от времени они собирались стайками и, пошептавшись, запевали вполголоса арии-шлягеры из «Свадьбы Фигаро». Они же пригласили на сцену маэстро, и тот появился, как и следовало ожидать, в завитом парике и белоснежной блузе с кружевами. Почтительно ответив на аплодисменты зрителей, дирижер поднял палочку, зазвучала музыка, плотный занавес вдруг стал прозрачным, и начались чудеса, о которых, надеюсь, читатель уже составил некоторое представление. И хоть завзятого театрала трудно чем-нибудь удивить, нельзя умолчать еще об одном чуде.

Скромный музыкальный театр Петрозаводска показал на двух премьерных спектаклях два разных состава исполнителей, включая роли второго плана. И что самое поразительное — оба состава превосходны.

И. Рабежко (Барбарина), В. Башкиров (Фигаро). Фото из архива театра

Графиня Розина (Нина Болдырева, Лариса Гаврилова) хороша собой и томно-элегична; Сюзанна (Эльмира Ахмет-Зарипова, Марина Жаркевич) — прелестная вострушка, брызжущая энергией и задором; Марселина (Марина Бабкина, Татьяна Чигинцева) — полная жизни особа без возраста; Керубино (Анна Ананьева, Елена Полиенко) — очаровательный проказливый юнец. Эти персонажи похожи друг на друга как вариации на тему. А вот граф Альмавива получился разным: один — властный самодур с глубоко спрятанной душевной тоской (Алексей Пресняков), другой — кичливый, лощеный красавец, считающий любую свою прихоть законом для всех (Александр Холодков). И только Фигаро (Василий Башкиров) — смесь простодушия и плутовства, юмора и грусти — остался единственным и пока не заменимым. Такому колоритному и слаженному актерскому ансамблю (вместе с не названными мной исполнителями остальных ролей, включая садовника Антония) может позавидовать любой театр. И в этом также немалая заслуга режиссера. Что же касается собственно вокала, то на слух среднестатистического зрителя, к каковым относит себя и автор этих строк, пели петрозаводские артисты вполне прилично, а зачастую и просто хорошо (концертмейстеры — Елена Леонтьева, Игорь Пехов и другие, хормейстер — Александр Зорин). Добрых слов заслуживают и музыканты во главе с дирижером и музыкальным руководителем постановки Маратом Ахмет-Зариповым.

Напоследок бросим прощальный взгляд на расшитый лоскутками, но по-праздничному нарядный занавес (сценограф также Игорь Ларин). Присмотримся внимательней и среди завитков орнамента обнаружим слова «Свадьба Фигаро», а в центре наверху на красном фоне — «Моцарт». Эффекты освещения делают буквы подвижными, заставляют их то приближаться, то отступать, и в какой-то момент начинает казаться, что само это слово излучает свет, изнутри озаряя спектакль.

Ноябрь 2001 г.