Н. Садур. «Панночка». «Наш театр».
Режиссер Лев Стукалов

Клонирование идет вперед семимильными шагами и, благополучно миновав овец, добралось — кто бы мог подумать! — до театра. Не пугайтесь, в этом нет ничего страшного, просто на петербургской сцене появились спектакли, как две капли воды похожие на своих старших братьев, родившихся несколько лет назад в Омске. В роли ученого-генетика — Лев Стукалов, режиссер и художественный руководитель «Нашего театра». В роли подопытных — труппа этого театра. Клонируемый материал — спектакли, созданные некогда самим Стукаловым в Омском драматическом театре.

То ли ностальгия замучила режиссера, то ли нет настроения на что-то новое (я не забыла про «Липериаду» и «Ту-би-ду», но сейчас не о них речь). А может, прошлые удачные работы в Омске не дают спокойно спать в Петербурге. Ведь, судя по рецензиям, и «Панночка» (1992), и «Дело корнета О-ва» (1994) получили тогда только положительные отзывы. И потом, имея в своем распоряжении такую замечательную, молодую и чрезвычайно активную труппу, как «Наш театр», грех было бы не попробовать. И Стукалов попробовал. Но Петербург — не Омск, что же получилось?

«На сцене — огромный, светлый, наполненный воздухом шатер… Он дышит, за ним чудится какой-то другой, неизвестный мир» (здесь и далее цит. Тропп Е. Путешествие профессионалов // Петербургский театральный журнал. 1993. № 3. С. 116-121). Эти слова, как, впрочем, и вся рецензия, одинаково справедливы по отношению к обеим «Панночкам». Читая статью об омском спектакле, я не верила своим глазам: все, что я увидела на недавней премьере «Нашего театра», уже было описано рецензентом. Мистика! (Или чудеса генетики?!)

Сцена действительно кажется воздушной, светлой от застилающего ее легкого белого шелка. Яркие, неправдоподобных размеров овощи и фрукты, рассыпанные повсюду, откровенно бутафорские, но выглядят очень колоритно. Ощущение солнечного, теплого, щедрого на дары украинского лета возникает при одном взгляде на сцену. Что уж говорить о появлении селян! Удивительная троица казаков и в омском спектакле была названа «колоритнейшей», «ладным трио». Таковыми их сделали и сейчас. Старый и рассудительный, с огромным пузом, подвязанным ярким красным поясом, Явтух (М. Крупский). При всей гиперболизированности этого образа, на мой взгляд, он получился у актера наиболее естественным и органичным из всех троих. Невысокий, в широченных белых шароварах, крикливый и задиристый Спирид (Ю. Тарасов). Играя мышцами, широко шагая по сцене и говоря с нарочитой удалью, актер часто утомляет этой своей деланной «казакщиной», во всяком случае, она не всегда к месту. Длинный, смешной, немного туповатый Дорош (А. Васильев). Набор гримас актера уже довольно хорошо известен публике, хотя здесь мимику Васильева можно назвать даже сдержанной. Хлебосольная хозяйка, простая, босоногая Хвеська (Ю. Молчанова). «Земная женщина» омского спектакля таковой получилась и у нашей молодой актрисы. Беззаботно болтает Хвеська с казаками, подносит им галушки, боится нечисти и мечтает о светлой земной любви. Наконец, главный человек в этой истории — философ Хома Брут (С. Романюк). Внешнее сходство с омским Хомой мистическое. Позволю себе привести еще одну цитату: «Хома Брут — Андрей Никитинских — смешной и симпатичный очкарик, коротко стриженный, взъерошенный, остроносый, как птенец». И это все о нем… чур меня! Философ у Романюка какой-то, извините, придурковатый. После встречи с Панночкой он весь как-то съеживается, нервно корчится, во многом напоминая чудного Гарри Берлина (спектакль «Лав», поставленный Стукаловым тоже, кстати, вторично).

Панночка (М. Семенова) получилась в спектакле, мягко говоря, бледной (бледность Панночкам к лицу, но в данном случае я имею в виду качество исполнения роли). Омские рецензенты почти в каждой статье первым делом восхваляли Панночку — М. Кройтор. Я, увы, не смогу пропеть тут дифирамбы. В нашей Панночке демонического немного. Она, конечно, красива, но не таинственна. Ее бешеные метания вокруг Философа резки и однообразны: много движения, но мало содержания. Но обе Панночки у Стукалова больше женщины, чем ведьмы. Отсюда и конфликт: не вечная борьба добра со злом, а нечто другое. Страсть неземная, обжигающая, рвущаяся из темных уголков души. Ее страшится Философ, ей он не в силах противостоять. Ночная любовная сцена с обнаженными Панночкой и Философом в волнах черного шелка выглядела бы лучше, если бы не была так затянута.

Финал у этой «страшилки» совсем не трагический, а умиротворяющий и светлый. Снова белый шелк, цветы и фрукты, дети, смех… Рай на земле.

Спектакль яркий, зрелищный, колоритный. Так получилось, что в первую очередь приходится говорить о внешней стороне. Оформление красивое, казаки — один выразительнее другого, панночка эффектная. Акцент, понятно, украинский (вспомним «Липериаду», где были медлительность, водка и акцент соответствующий — «финский»). И неудержимое желание смешить. Меж тем серьезные-то сцены, драматические, «хромают».

Все, конечно, не так плохо. Азартная игра молодых, их самоотдача и бесконечная жизнерадостность создают каждому спектаклю «Нашего театра» особое настроение. Но это настроение не всегда идет на пользу пьесе. Невозможно же постоянно играть масками, гримасничать и ломать голос, создавая острую внешнюю характерность. «Панночки» поразительно похожи друг на друга внешне. Быть может, спустя несколько лет в театральных афишах (и не только нашего города) снова появится «Панночка» Льва Стукалова?

И все повторится.