КОМАНДА

БЕСЕДУ С ВЕРОЙ БИРОН ВЕДЕТ ОКСАНА КАРАМАЙКИНА

Вера Сергеевна Бирон — директор «ФМД-Театра». Окончив театроведческий факультет СПбГАТИ, она попала в качестве научного сотрудника в Литературно- мемориальный музей Ф. М. Достоевского и впоследствии стала заместителем директора по экспозиционной и выставочной работе. Здесь же в 1997 году помогла «Белому театру» найти себе сценическую площадку: сначала спектакли игрались в выставочном пространстве музея, но затем пришла идея приспособить для показов помещение кинозала. Путь Веры Бирон, безусловно, интересен и необычен: уйдя из театра в музейное пространство, она привела театр в музей. Сейчас на сцене Музея Достоевского играют и «Такой Театр», и театр «Кукольный формат», созданные в 2002 году, а Вера Бирон стала художественным руководителем «ФМД-Театра» (Театра Музея Достоевского) и соавтором многих его спектаклей — таких, как «Преступление» (2006), «Ибсен-Стриндберг» (2007), «Паника. Мужчины на грани нервного срыва» (2008), «Contrabass. Dance. Mysteries» (2010), а также автором идей спектаклей «Сказки с акцентом» (2009), «В переводе Гоголя» (2009) и разнообразных театральных проектов.

Оксана Карамайкина. С чем связано появление «ФМД-Театра»? Ведь на сцене музея уже играли «Белый театр» и «Такой Театр»?

Вера Бирон. «ФМД-Театр» — это Театр Музея Достоевского. Вместе с «Белым театром» мы начинали нашу деятельность — первый спектакль «Наказание» (о жизни Достоевского до ареста) был пробным, это была реализация идеи «музей плюс театр», такая несколько прямолинейная попытка «оживить» экспозицию. Ощущение, что музею театр нужен, осталось, но повторять неудачный опыт не стали. Следующий спектакль — «Обняться и заплакать» (по повести Достоевского «Вечный муж», режиссер Георгий Васильев) игрался еще не в театральном зале (его тогда не было), а в выставочном, но уже со своей сценографией (художник Эмиль Капелюш). Это было в 2000 году. Потом Комитет по культуре и Правительство Норвегии дали музею средства на реконструкцию. И в 2003 году спектаклем «Нора» (по «Кукольному дому» Ибсена, режиссер Михаил Бычков) открылся наш камерный зал. Какое-то время мы с «Белым театром» создавали совместные проекты, но, поскольку многие из них рождались в музее, финансирование получал музей, стало очевидным, что организационно удобнее выделиться в самостоятельный организм. По сути — это другое название, но почти с прежним составом. А «Такой Театр» — наш партнер, друг и соратник, некоторые спектакли «Такого» создавались на нашей площадке, некоторые его актеры играют в «ФМД», режиссер многих наших спектаклей — Александр Баргман, руководитель «Такого Театра». У нас все как-то творчески перемешано.

В. Кухарешин (Дон Грегорио Кордебоно), А. Новиков (Маркиз Джулио Антиквати). «В переводе Гоголя». Фото Ч. Аббота

Карамайкина. Что объединяет людей в команду в вашем театре?

Бирон. Желание создавать близкие по духу спектакли, единство восприятия современного театра, общность интересов.

Карамайкина. Как это — ставить спектакль в соавторстве? Возможно, в каждом спектакле есть кто-то, кто в итоге берет все на себя и становится автором? И как тогда распределяются роли внутри группы авторов? (Коллективное ли это творчество, где все равны, или все-таки есть лидер?)

Бирон. Это сложный вопрос — все происходит само по себе: рождается идея, подбирается команда, которая равноправно участвует в процессе создания. Но, безусловно, нужен человек, который непосредственно может работать с актерами, и этим лидером в последних спектаклях нашего театра является Александр Баргман.

Карамайкина. Как проходят репетиции спектаклей?

Бирон. Команда — это близкие люди, и даже сами по себе встречи друг с другом — событие. Мы же все живем сейчас постоянно что-то не успевая. Времени на жизнь, на общение почти не остается. Репетиции собирают всех хотя бы на две недели. Наверное, это (само рождение) — лучшее время в жизни спектакля.

Карамайкина. Как формируется репертуар, чем вы руководствуетесь, выбирая материал для новой постановки?

Сцена из спектакля «Дарвалдая мондегрином (Метафизические картины из жизни Ф. М.)». Фото В. Телегина

Бирон. Репертуар формируется продуманно-спонтанно! С одной стороны — есть замыслы, но мы, являясь негосударственным театром, безусловно зависим от финансирования, чаще всего — это конкурсы Комитета по культуре. Иногда мы получаем поддержку европейских друзей — так, при поддержке Генерального консульства Норвегии в Санкт-Петербурге мы поставили четыре спектакля: «Нору» (по «Кукольному дому» Ибсена), «Ибсен- Стриндберг» (о несостоявшейся встре. че двух великих скандинавов), «Сказки с акцентом» (по программе Правительства Санкт-Петербурга «Толерантность») и «В поисках Гамсуна» (по роману Гамсуна «Мистерии»). Помогало нам и Генеральное консульство Финляндии: вот это был чистый случай «спонтанности». Павел Руднев прислал свой перевод финской пьесы «Паника» Мики Мюллюахо. Мне она очень понравилась. Через пару дней у нас в театре оказалась Леэна Лиски, атташе по культуре финского консульства. Между делом она сказала: а почему бы вам не поработать с нами? Я ответила, что мы готовы — только что созданная финская пьеса у нас в руках. Леэна заверила, что найдет поддержку (и действительно нашла: нам помогло консульство Финляндии, Институт Финляндии в Санкт-Петербурге и Информационный центр Финского театра в Хельсинки). Комитет по культуре тоже как-то быстро согласился нас поддержать, и за полгода спектакль был создан. Я, видимо, не очень конкретно ответила на ваш вопрос, но смысл простой: мы ищем хорошие пьесы и — «держим руку на пульсе».

Карамайкина. Расскажите о будущих проектах «ФМД-Театра» и о том, что сейчас репетируется.

Бирон. На следующий год мы хотим сделать спектакль для детей — это для нас будет почти так же инновационно, как ставить спектакль с видеоартом в реальном времени. Стало общим местом говорить о том, что современные дети интересуются только компьютерами, ай-фонами и ай-подами. Вот мы и подумали: нужно приучать детей к театру. Пусть мы заразим любовью к театру двух-трех подростков. Но это лучше, чем вообще об этом не задумываться. А в декабре у нас выпуск спектакля, посвященного европейским скитаниям Достоевского. Следующий год — юбилейный для Достоевского: 190 лет со дня рождения, 130 лет со дня смерти. 40 лет будет Музею Достоевского. Мы решили создать спектакль о его жизни в Европе.

Уличное действо «Смешные и оскорбленные». Фото А. Опочанского

Карамайкина. Что такое современный спектакль?

Бирон. Не знаю, сможет ли кто-нибудь из практиков театра сформулировать, что такое «современный театр». Мы все прекрасно знаем, что спектакль по классической пьесе, в исторических костюмах и с реалистическими декорациями, может оказаться современнее навороченно-авангардного перформанса с видеоартом, стедикамами и параллельными действами. Самое главное, наверное, в современном спектакле — это трактовка поднятой в драматургическом материале проблемы. Конечно, художественный язык имеет значение тоже, но, мне кажется, последовательность такая: сначала нужно понять, о чем будет спектакль, а потом — каким способом это выразить. И если идея и выбранный художественный язык прозвучат актуально — это спектакль (для меня) современный. Средства могут быть любыми: от проекций, камер, компьютеров и абстрактных конструкций — до картонных домиков или отсутствия декораций вообще. Я отношусь к тем, кто главным театральным «средством» считает актера. В этом смысле театр не меняется.

Карамайкина. Есть ли у театра определенные художественные установки, своего рода «манифест»?

Бирон. Манифест, кредо специально вырабатываются, наверное, когда собирается группа единомышленников и они решают что-то такое создать, формулируют задачи и пр. У нас все было по-другому: я посмотрела в «Борее» спектакль «Мрамор» «Белого театра». Подумала, что вот с таким театром было бы прекрасно что-то сделать вместе. Но не успела даже начать поиск контактов — администратор «Белого театра» пришел в музей и спросил, нет ли возможности в каком-то из залов провести репетиции. То есть соединение произошло само по себе, но, в общем, неслучайно — мне казалось, что именно таким театром, каким был «Белый театр» в спектакле «Мрамор», и должен быть театр Музея Достоевского. Теперь осталось только сформулировать, что мне было так близко: высокий профессиональный уровень, гениальные артисты (Сергей Дрейден и Николай Лавров), глубина прочтения сложнейшего текста, ироничность, естественность проживания, философское осмысление жизни, скупая, но выразительная сценография (Эмиль Капелюш), тонкая и точная режиссура (Григорий Дитятковский). Вот к такому театру мы и стремимся.

Карамайкина. Какое направление работы «ФМД-Театра» приоритетно именно для вас?

Бирон. Мне интересны синтетические формы. Может быть, потому, что у нас очень маленькая сценическая площадка и использование видео (если оно органично) расширяет возможности. Мы все время экспериментируем, ищем разные жанры, это видно и по нашему репертуару: у нас есть просто драматические спектакли, есть спектакль-мистификация, спектакль- шоу, музыкально-пластические перформансы. Потребность экспериментировать — это просто поиск других средств. Но эти «другие» средства рождаются сами. Мне, например, очень интересен театр Жолдака. Но вряд ли кто-то из нас будет повторять его язык. Для него — он органичен, но у каждого, как в живописи, в музыке, средства выразительности, интонация — свои. Если использовать что-то найденное, открытое другим — это просто «не приживается», сразу выглядит фальшивым и чужеродным.

Карамайкина. Как вы могли бы обозначить вашу основную роль в работе театра?

Бирон. В театре мне приходится делать столько всего, как, впрочем, и всем у нас, что вычленить особенную роль сложно. Если задумываться, то это, наверное, — идея, концепция проекта, иногда — написание текста (пьесы или какого-то сценического материала), всегда — поиск средств (от написания заявки — до всяких писем в разные организации), участие в создании спектаклей.

Карамайкина. Как меняется театр? В каком направлении идет развитие?

Бирон. Спектакль, который был поставлен 10 лет назад, — «Обняться и заплакать» — остался на том же высоком уровне. И мы надеемся его еще играть. Осенью этого года мы попрощались со спектаклем «Нора», но не потому, что он устарел, а просто стало все сложнее собирать вместе семерых занятых в разных театрах актеров. Всем — и создателям и зрителям — было очень грустно с ним расставаться. Другими словами, нас устраивает то, что происходило и происходит в нашем театре, и менять ничего пока не собираемся. В любом случае каждый спектакль — это путь дальше. Театр меняется вместе с нами. А направление пока то же.

Карамайкина. Давайте поговорим о проблеме маленьких театров: здесь люди работают только ради идеи? Какое место занимают маленькие театры, экспериментальные сцены в жизни Петербурга? Какую роль они играют и какие трудности переживают (насколько тяжело обеспечить их функционирование, есть ли проблемы со зрителями)?

Бирон. Ну конечно, в таких театрах ради денег работать нереально. Маленький зал (у нас — 60 мест) часто не покрывает расходы даже на показ спектакля. А что касается места камерных театров в жизни Петербурга, то оно очень, на мой взгляд, незначительно. Камерных сценических площадок в нашем городе вообще мало (поэтому наш зал у всех маленьких театров пользуется огромной популярностью). То есть выбор — небольшой. Финансирование конкурсное, конкретно на определенный проект, всех нужд театра оно не покрывает. А что такое получение этих «выигранных» по конкурсу денег, может понять только тот, кто когда-нибудь с этим сталкивался. Федеральное законодательство устроено таким образом, что Кафка меркнет. Бесконечные согласования, обоснования, сметы, отчеты. Иногда после этого вообще ничего не хочется делать. Реклама стоит дорого, продавать наши билеты театральным кассам неинтересно, рассчитывать мы можем только на «сарафанное радио» и публикации в прессе.

Карамайкина. Вера Сергеевна, вы — театровед, скажите, какие функции, на ваш взгляд, выполняет театроведение в современном театре?

Сцена из спектакля «Contrabass. Dance. Mysteries». Фото А. Опочанского

Бирон. Самое важное, как мне кажется, сейчас — это формирование мнения, как ни странно это звучит. Зрители у нас стали ленивые, пойти в театр — это целое событие. Если есть мнение, что это стоит смотреть (на сайте или в прессе — главное, чтобы был рейтинг!), то это сильно увеличивает шансы спектакля. В этом есть, конечно, некоторая опасность — отчасти театры зависят от мнения ведущих критиков. С которыми можно не всегда соглашаться. Но главное, чтобы критик писал искренне, тогда в этом есть смысл и для театра, и для зрителя.

Карамайкина. Что вам нравится в современном театре? Какие спектакли последних сезонов особенно запомнились?

Бирон. Чаще бывают разочарования. Иногда даже начинаю понимать тех, кто театр не любит. Из последнего, что произвело впечатление, — швейцарская «Донка» Даниэле Паски — иронически-поэтическое отражение жизни Чехова, цирковой спектакль «Кортео» того же режиссера в «Цирке Дю Солей» и «Женитьба Фигаро» Кристофа Рока в «Комеди Франсез». Вовсе не потому, что мне европейский театр нравится больше, так в этом году получилось. В этих спектаклях были искренность, легкость, ирония, естественность и потрясающая театральность. В них можно видеть недостатки, но они очаровывают, завладевают тобой, и ты, как в детстве, восторгаешься фантазией режиссеров, блистательным мастерством актеров и почти утраченной у нас магией театра.

Ноябрь 2010 г.