Трескучие морозы, похоже, сказались и на творческом тонусе наших ведущих балетных трупп, погрузив их в зимнюю спячку. Сезон в самом разгаре, однако репертуарных новинок пока не видно. Правда, весной Мариинский театр должен показать «Парк» Анжелена Прельжокажа, а Михайловский — три одноактовки Начо Дуато, нового худрука, выписанного из Испании. Заметим, что все сочинения уже опробованы на зарубежных сценах. Только один одноактный опус Дуато предназначается нашей труппе.
Со всей очевидностью повторяется неписаный «сценарий» прошедшего сезона, так же не баловавшего мировыми премьерами. Свет петербургской рампы увидела только «Анна Каренина» Родиона Щедрина — Алексея Ратманского, да и та прибыла к нам из-за границы как дубликат поставленного ранее спектакля. Основные события балетного сезона располагались на двух полюсах — эксперимент и реставрация. К первому можно отнести Вечер современной хореографии, показанный на фестивале «Мариинский» (в частности, первые опыты Юрия Смекалова), одноактный опус «Минорные сонаты» Вячеслава Самодурова — бывшего солиста Мариинского театра, дебютировавшего в качестве хореографа на сцене Михайловского, а также конкурсы молодых хореографов. Благодаря неиссякающему энтузиазму Юрия Петухова, в руководимом им театре имени Леонида Якобсона уже в третий раз состоялся конкурс «Альтернатива». А вслед за ним на большой сцене Консерватории в состязание включились студенты-хореографы. Конкурс, почему-то утративший броское название «Агон», на этот раз (также третий) посвящался Леониду Якобсону. В отличие от «Альтернативы» здесь победителей ожидали солидные денежные призы. Экспериментом можно назвать и открытый экзамен студентов отделения современного танца ИДПИ, вновь состоявшийся под гостеприимным кровом ротонды в театре имени Якобсона. Кстати, именно этот коллектив показал по-настоящему серьезную и по задачам и по выполнению работу — одноактный балет «Перезвоны» на музыку Валерия Гаврилина, сочиненный студентами под руководством преподавателя Марии Большаковой.
Сцена из спектакля «Золушка». Консерватория им. Н. А. Римского-Корсакова. Фото из архива театра
Вообще же, подытоживая впечатления от работ студентов, можно сделать следующие выводы. Мысли почти у всех есть, правда, преобладает довольно мрачный взгляд на мир, что почему-то свойственно людям, вступающим в самостоятельную жизнь. А вот композиционных навыков часто не хватает, что, в общем- то, простительно новичкам. И все же студенты, избравшие столь сложную и редкую профессию, могли бы быть более внимательны и к драматургической логике, и к образности пластики. Большую часть авторов можно упрекнуть в прямо-таки маниакальном пристрастии к так называемой современной пластике в ущерб сценическому танцу, прежде всего — классике в ее разновидностях. Это относится и к структурным формам хореографии, и к собственно лексике. Приходится признать, что выбирается путь наименьшего сопротивления, ведь смастерить нечто из вихляющих движений корпуса и рук в придачу к перекатам и прочим трюкам на полу стократ легче, чем сочинить добротную комбинацию на основе классики.
Повальное увлечение «контемпорари» стремительно вытесняет с балетной сцены танец. Эмоциональной скудостью, смысловой невнятицей страдают и опусы начинающих хореографов для профессиональных трупп. Можно написать в программке целый философский трактат, но бедности танцевального содержания это не восполнит. В последнее время все чаще вспоминается афоризм Игоря Дмитриевича Бельского: «Искусство — это мышление в образах, соответственно, балетное искусство — мышление в танцевальных образах». Тем, кто пробует силы на поприще балетного сочинительства, не стоит пренебрегать ни мышлением, ни образным танцем. Для молодых хореографов прежних поколений это было законом. Подтверждение тому — две ретропремьеры прошлого сезона: «Золушка» Сергея Прокофьева — Олега Виноградова и «Лауренсия» Александра Крейна — Вахтанга Чабукиани.
Свой первый балет — «Золушка» — Виноградов поставил в Новосибирске в 1964 году, когда ему было 25 лет. Удачный спектакль, принесший хореографу известность, позднее был перенесен на многие сцены страны. В нашем городе он шел и в Михайловском, и в Мариинском театрах, а недавно пополнил репертуар балетной труппы Консерватории. Нынешний спектакль немного отличается от первоначального (есть изменения в композиции некоторых танцев), но общее решение осталось прежним. Виноградов свободно обращается с музыкальной партитурой, подчиняя ее логике собственного замысла, который и спустя полвека после премьеры впечатляет неожиданным толкованием популярной сказки. Его героиня получает право на счастье не за смирение и доброту, а за талант, способный создавать сказочный мир из самых обычных вещей.
Сцена из спектакля «Лауренсия». Михайловский театр. Фото из архива театра
Блестящий организатор, Виноградов сумел добыть немалые средства на оформление балета. Феерические декорации и костюмы (Вячеслав Окунев) скрасили некоторую монотонность хореографии. Тяготея к орнаментальной пластике, балетмейстер выстраивает танцы кордебалета на элементарных движениях экзерсиса и повторяет их зачастую с излишней настойчивостью. Впрочем, это отметит разве что глаз профессионала. Рядовые зрители аплодируют красочному зрелищу, волшебству доброй сказки и, конечно же, артистам. Кроме слаженного женского кордебалета труппа предъявила солидный мужской ансамбль и два равноценных состава солистов во главе с прелестными Золушками (Олеся Гапиенко и Нателла Ториашвили) и элегантными Принцами (Андрей Бесов и Илья Заботин). Спектакль получился по-настоящему праздничным — и по масштабу, и по зрелищности, и по звучанию оркестра под управлением Сергея Стадлера.
«Лауренсия» Чабукиани (1939) на четверть века старше «Золушки» Виноградова. В честь столетнего юбилея великого танцовщика и хореографа балет возобновили в Михайловском театре. Постановщик Михаил Мессерер взял за основу более поздние версии балета, осуществленные Чабукиани в московском Большом театре и в Тбилиси. Сценографию Вадима Рындина скрупулезно воспроизвели Олег Молчанов (декорации) и Вячеслав Окунев (костюмы). Восстановить хореографию практически забытого спектакля помогли ветераны из Москвы,Тбилиси, Петербурга, в их числе был даже легендарный исполнитель роли Фрондосо Борис Брегвадзе.
Премьеру готовили долго и тщательно, понимая ответственность задачи. И все же оставались опасения, не покажется ли некогда знаменитый балет архаичным сегодняшней аудитории, замороченной пластическими ребусами авангардистов. Премьера развеяла опасения: музыка Крейна, блистательные танцы Чабукиани по-прежнему обжигают пламенем. Ведущие балерины Екатерина Борченко и Ирина Перрен вылепили образ мятежной героини благодаря виртуозному танцу и сильной драматической игре. Импозантный Командор Михаила Венщикова — классический тип злодея: брутальный, дьявольски коварный, уверенный в собственном превосходстве. Меньше повезло Фрондосо. Если бы обаятельному герою Марата Шамиунова добавить еще и танцевальную форму Антона Плоома, а академичному Плоому актерскую заразительность Шамиунова, в спектакле был бы настоящий Фрондосо.
Но, как и следовало ожидать, не все приняли новую «Лауренсию». Знатоков первоначальной, ленинградской, постановки покоробила по-московски звонкая живопись Рындина и — особенно — изменения, внесенные в хореографию. Согласимся, это в чем-то другой спектакль, приближенный к вкусам сегодняшней аудитории. Но основа его сохранена, и за одно это нужно быть благодарными Михайловскому театру, инициатору и автору возобновления М. Мессереру и всем участникам постановки. Кто мешает Мариинскому взять реванш и показать хотя бы второй акт «Лауренсии» в подлинном виде? Театр может и должен сделать это. Ведь нынче на вызов, брошенный «младшим братом», он ответил не менее значимой работой — возобновлением «Спартака» Леонида Якобсона.
Возглавил постановочно-репетиционный процесс, как и при возобновлении якобсоновского «Шурале», Вячеслав Хомяков. О сложности задачи можно судить уже по тому, что «Спартак» отсутствовал на первой сцене города четверть века. Всем без исключения исполнителям пришлось осваивать необычную пластику, стилизованную под изобразительное искусство античности, что равносильно изучению нового языка. Дополнительная трудность — едва ли не каждое движение у Якобсона имеет образно-смысловой подтекст, передать который нужно через точное воспроизведение рисунка, прочувствованного телом, душой и умом артиста. Справиться с этой задачей оказалось посложней, чем восстановить хореографический текст спектакля. Пока еще ощутим недостаток пластической и актерской выразительности у исполнителей заглавной партии — премьеров труппы Игоря Зеленского и Данилы Корсунцева. Но и Юрию Смекалову, у которого за плечами и репертуар Эйфмана и немалый опыт (это его третий Спартак после спектакля Г. Ковтуна и недавней постановки в театре имени Якобсона), — далековато до создателя роли Аскольда Макарова с его природным благородством, мужественной статью, внутренним огнем. Герой Макарова был крупной, незаурядной личностью. Приходится с грустью констатировать: актера такого масштаба сегодня в театре нет. Иное дело роль сподвижника Спартака Гармодия. Образ пылкого, доверчивого юноши, попавшего в сети куртизанки Эгины, равно удался Константину Звереву, Александру Сергееву, Юрию Смекалову.
Сцена из спектакля «Спартак». Мариинский театр. Фото Н. Разиной
С переменным успехом преодолевают затверженные навыки и наши балерины — Екатерина Терешкина, Софья Гумерова (Фригия), Юлия Махалина, Екатерина Кондаурова (Эгина), но природу образов они поняли и сумели сделать своих героинь интересными. Умением жить в образе, искренностью чувств порадовала чистейшая «классичка» Дарья Васнецова. А настоящий сюрприз преподнесла второй год работающая в театре Юлия Степанова. Ее дебют в роли Эгины явил красивую, технически сильную танцовщицу и думающую актрису. Куртизанке далеких времен она придала нечто узнаваемо современное. Избалованная, жадная до наслаждений, ее юная героиня упивается жизнью, не зная моральных табу. Лишь страшная сцена смерти загубленного ею Гармодия нарушает душевное равновесие красавицы. Но уже через минуту она несется в вихре вакхической пляски, похожей у нее на истерику, топя в угарном веселье мысль о совершенном предательстве.
Актерских удач в спектакле немало. Азартно разыграны всей труппой сцены гладиаторских боев, восстания спартаковцев и их оргии с гетерами. Эта увлеченность — залог дальнейшего совершенствования того, что уже сделано. В целом спектакль состоялся. Под сводами Мариинского вновь звучит грандиозная партитура Хачатуряна. Вновь воскресают столь же грандиозные картины древнего Рима, сотворенные волшебной кистью Валентины Ходасевич. Вновь повергает в изумление неистощимая фантазия Якобсона. За все это — низкий поклон театру, руководству, всем службам. Отдельная благодарность неутомимому и смелому Вячеславу Хомякову, чьи усилия возвращают театру его сокровища.
Возобновление спектаклей, составлявших гордость нашего балета, — святой долг театров и безусловная коммерческая выгода: зрительный зал всегда полон. Да и для актеров спектакли с увлекательным действием, полнокровными образами героев — благодарнейший материал. Значит ли это, что пришло время собирать камни? Ведь в последние десятилетия наши главные академические труппы живут возобновлением прежних спектаклей и дублированием зарубежных. Некоторое оживление вносят традиционные фестивали, конкурсы, выступления гастролеров. Но где собственные премьеры, где спектакли-открытия? Отсутствие таковых принято объяснять отсутствием балетмейстеров. Доказательством служат сомнительные эксперименты неофитов, исчезающие так же стремительно, как появились. Между тем вдали от Петербурга, на сценах Киева, Казани, Перми, Баку (свидетельствую как очевидец), наши питерские мастера создают оригинальные полнометражные балеты, которые становятся крупными театральными событиями. Почему же родные академические театры остаются для них неприступной крепостью?
Октябрь 2010 г.
Комментарии (0)