ПАРАД ПЛАНЕТ

Н. Римский-Корсаков. «Снегурочка».
Национальный академический Большой театр оперы и балета республики Беларусь.
Дирижер Виктор Плоскина, режиссер Сусанна Цирюк, художник Кирилл Пискунов

«Снегурочка» — первая после Рождественского форума премьера Большого театра Минска. Задумывалась, естественно, задолго до форума, но получилось, что ответила на высказанные замечания и пожелания почти сразу после его проведения.

Если декабрьские спектакли показали, что сценическая культура певцов и хора не на должной высоте, то январская «Снегурочка» продемонстрировала, что дело поправимо, когда спектакль подчиняется четко явленным художественным законам. И тогда хор не будет подталкивать друг друга в спину «на уход», а музыки «хватит на все». Проблема костюма и грима легко решается, если художник правильно поставил задачи цехам… И актерская игра перестанет быть излишне мелодраматической и даже фальшивой, если ее перевести в пластические образы, соединить пение и хореографию… А если еще все это погрузить в разнообразие цветовых и световых эффектов, в дымы и полутона, смывающие сценическую грязь и открывающие стильную и современную картинку… Тогда есть шанс увидеть постановку высокой театральной культуры, которой пару-тройку недель назад несколько недоставало.

Сцены из спектакля. Фото из архива театра

Впрочем, обо всем по порядку.

Поставить «Снегурочку» так, чтобы годилась не только на детский утренник, сложно. Актуализации она не очень поддается, провоцирует на показ сладких красот зимнего леса и пейзажей пробуждающейся весны, этнографизма Берендеева царства с сусальными избушками, лихих празднеств типа масленицы, свадебных обрядов и хороводов. Всего этого счастливо избежала постановочная бригада под руководством Сусанны Цирюк. Руководство это, судя по результату, заключалось в достижении абсолютного единства всех авторов, кто бы за что ни отвечал. Единомыслия, единодушия и единочувствования, если можно так сказать. Будто спектакль создавал один человек — так органично слились все его компоненты: сценография Кирилла Пискунова, костюмы Татьяны Королевой, хореография Александры Тихомировой, работа художника по свету Ирины Вторниковой и, естественно, дирижера Виктора Плоскины.

Слава богу, обошлось «без лесов, полей и рек». Дело происходило, может, на астероиде, может, на оторвавшейся от берега льдине, может, на скалистом острове посреди земного шара. Читался космос: за островком — еле намеченные дальние планеты, одна из них — плетенная из прутьев, покрытая обрывками холстины (такой же шар крутит перед собой Леший, буквально сливаясь с собственной планетой, с собственной средой обитания). Вблизи — знаки зодиака в руках загадочных персонажей без лиц в темных струящихся одеждах, смело подсвеченные лампочками как в цирке, но цирком не отдававшие — в силу величавой пластики, погружения в необычное пространство, кажущееся бесконечным. Как же это было красиво! В каждую минуту, с каждым преображением — фиксированная красота картинки, момент остановки. И вот вырастали из-под земли, из самых ее глубин Весна и Мороз — исполинские фигуры на постаментах, и маленькими на их фоне казались люди. Соотношение масштабов было не просто правильно рассчитанным техническим ходом — соблюдением пропорций. Это читалось как содержательное соотнесение… А какие красивые костюмы придуманы кордебалету — девушкам Весны — розово-оливковые платья из легких тканевых прядей. Это они, их танцы, их позы, их движения и замирания создавали ощущение и леса, и луга, и речных трав.

Место действия менялось только благодаря свету и костюмам. Слобода — стилизованные русские костюмы с красными вышивками с характерным орнаментом; лесные тропы и луга — другие: с венками из летящих пушистых трав, из желтых колосьев, на которые садятся бабочки (детская группа в очаровательных одеяниях с бабочками на длинных проволоках в руках сопровождала Леля). Вся природа — это люди, природа одушевлена, одухотворена, подана в стиле модерн, в линиях и движениях танцев Фокина или Брониславы Нижинской, например. В изобразительных ассоциациях с тем же «Танцем» Матисса. Культурных слоев, мини-цитат, намеков и ссылок в спектакле великое множество. Он ими полнится, создавая неповторимый, только ему присущий художественный мир. Этот мир отзывался в сердце восторгом чистой эстетической радости. Это мир искусства, наполненный любовью, ради которой можно умереть, растаять, погрузиться в небытие как в негу, как в абсолютную чувственность и эротического и эстетического свойства. Так уходит Снегурочка — на тишайшем пиано, в нежнейшем томлении, уходит в дымку, в ветерок, никак не в смерть. И бросается за ней Мизгирь, может, чтобы еще раз эту вибрацию души и эмоций испытать — там, за чертой, в туманах космоса или рассветных вод.

Сцены из спектакля. Фото из архива театра

Музыкальный театр существует по своим законам: он вне быта, в нем высока мера условности, он — театр поэтический. «Снегурочка» дает возможность это ощутить, этим проникнуться, почувствовать кожей, дать понять, что поэтическая форма и есть содержание. Восславление поэзии жизни и через нее — ее мудрости, ее возвышенности, ее космичности, ее чувственности — вот ход размышлений. В этом театре любовная история Снегурочки не рассказывается как сюжет, основанный на причинно-следственных связях. Здесь все над сюжетом. Самое главное уметь подать все это через актера, найти способ существования. Не в рамках психологического театра, не проживая в реальности свои жизненные невзгоды. Здесь другие требования и задачи и своя история — история изменения душ, история преображения любовью, история поэтического восприятия мира и космоса. Здесь другие, надбытовые сферы переживания — духовные. Здесь тонкая фигурка Снегурочки и ее плавные жесты — не из жизненных ритмов и жизненной пластики. Здесь все живое пластично по законам искусства и его ритмов. И все это — способ усиления чувства, способ демонстрации жизни в других измерениях — космических, дольних, высших. И это постижение законов гармонии. Гармонии человеческой и вселенской жизни. Иначе совершенно невозможно воспринять слова Берендея после сцены таяния: «Снегурочки печальная кончина и страшная погибель Мизгиря тревожить нас не могут»… Тревожить не могут, ибо Землю осветило, наконец, солнце. Прошла вечная зима, возвращаются любовь и жизнь. Восстанавливается нарушенный цикл, прерванный ход бытия. Но остается щемящая печаль…

В «Снегурочке» — красивый текст (Римский- Корсаков знал в этом толк). Он метафоричен, но и довольно изобразителен, нагляден, и сцене легко сбиться на иллюстрацию. Появление Ярилы-Солнца в финале требует вроде бы отчаянного света… Так обычно и бывает. Здесь не то: начинает подсвечиваться планета — та самая, из прутьев и холста — шар, клубок, перекати-поле… А сквозь ледяные торосы, еще недавно светившиеся холодным серым или голубым светом, поднимается золотой столб — каменная глыба с древними рисунками…

Сцены из спектакля. Фото из архива театра

Мир преображается в этом спектакле не только ценой гибели, но и ценой веры в продолжение жизни, ценой сопротивления тьме. Таков поданный как отдельный, важный, кульминационный номер — хор «А мы просо сеяли»… В мгновение ока на сцене весь хор и каждая группа в своей пластике: одна будто месит землю, опуская характерными движениями руки вниз, а другая группа, обращаясь к небу, поднимает руки вверх. И выглядит эта толпа, расположенная на холме, как исполняющая древний ритуал, в котором соединились основы жизни, земля и небо… Хор звучит, и он сыгран как вызов, как колдовство, как воззвание — к продолжению жизни и к принятию смерти — «в нашем полку прибыло… в нашем полку убыло»…

Партитура значительно сокращена, знатоки не услышат много из привычного (например, первой песни Леля). Сделано это дирижером тактично и явно на пользу спектаклю как единому художественному целому. Слово «цельность» ему очень подходит. А еще — единство дыхания, сложная вязь музыкальных и сценических ритмов, ощущение непосредственного творения искусства…

Два состава исполнителей, с которыми удалось познакомиться, имеют свои внутренние неровности, кто-то более убедителен сценически, кому-то не удается снять вибрато в пении… Потом оказывается, что это все не столь важно — спектакль так крепко сбит, так точен по своему рисунку, графике ролей, в нем так спаяны костюмы и пластика, свет и цвет, так понятна логика смены картин, так умело задействованы хоровые и балетные исполнители, что мелкие недостатки остаются мелкими недостатками. И не более того. Спектакль отменного вкуса, в нем много слоев смысла, много движения, работы всех планов сцены, и при этом ничего лишнего. Спектакль высокого класса — по замыслу и реализации. По вдохновению…

Февраль 2011 г.