Л. Ашкенази. «Откуда берутся дети?». Арт-проект
«Двое».
Режиссер Леда Гарина

Спектакль-дуэт молодого режиссера Леды Гариной вырос из творческого показа, представленного на лаборатории «Молодые режиссеры — детям» в рамках VII Всероссийского фестиваля театрального искусства для детей «Арлекин» в апреле 2010 года.
Имя чешского прозаика и поэта Людвика Ашкенази (1921–1986) было практически забыто российскими читателями после событий Пражской весны 1968 года и последовавшей вслед за ними эмиграции писателя в ФРГ. До недавнего времени в России существовал один сборник рассказов писателя «Всюду встречались мне люди: этюды детские и не детские», изданный в СССР в 1967 году. И только в прошлом году, спустя более чем 40 лет, в издательстве «Теревинф» вышел еще один — «Собачья жизнь и другие рассказы».
Режиссер не поленилась «покопаться» и найти забытые тексты, чтобы создать на их основе историю «для пап, которые помнят, что они были детьми, и детей, которые когда-нибудь станут папами и мамами». В основу инсценировки легли рассказы из сборника «Детские этюды», несколько новелл из сборников «Яичко» и «Собачья жизнь». Они объединены мотивом воспоминаний о довоенном детстве Покштефла, главного героя спектакля.
Покштефл (Кирилл Павлов) возвращается домой, в Прагу, весной 1945 года из немецкого концлагеря Маутхаузен в драном сером пальтишке, таких же штанах, в шапке со смешными длинными ушами, не по размеру больших ботинках. А в руках у него огромный, нелепый кожаный чемодан, принадлежавший некогда его отцу, — единственное наследство героя. Покштефл окунается в мир воспоминаний о семье и о своей счастливой жизни до тех пор, пока в 1939 году не посыпались первые бомбы и его не забрали в фашистский лагерь.
«Откуда берутся дети?» — вопрос, который однажды задает своим родителям почти каждый ребенок. «Мой папа рассказывал мне правду», — говорит Покштефл и, как бы перевоплощаясь в своего отца, представляет, как тот в первый раз увидел его в роддоме среди прочих новорожденных. А потом малыш подрос, и началось: то самокат потерял, то несколько раз соврал, а однажды разбил мячом чье-то окно… Герой Кирилла Павлова воображает себя своим собственным отцом и вспоминает, как тот его воспитывал, разговаривал с ним, играл и заставлял есть печенку.
Роль Покштефла в детстве исполняет Ирина Кривчёнок. Она выкатывается на сцену из-за кулис, как пятилетний мальчишка: в кепке а-ля Гаврош, в мешковатых полосатых штанах на лямках, из-под которых торчат жуткие детские колготки с вытянутыми носками и «грязными» пятками. Третье «действующее лицо» в спектакле — чемодан, «посредник» в общении Покштефла-младшего и его отца. При помощи чемодана они играют и фантазируют, и тогда он превращается в пожарную машину, театральную сцену, кабину космического корабля и даже в катафалк. Структура спектакля, в сущности, и определяется чередованием сцен игры и разговоров, серьезных и смешных, между Покштефлом-отцом и Покштефлом- ребенком.
Я бы назвала это диалогом главного героя с собой ребенком, или шире — диалогом со своим детством. Почему режиссер именно так конструирует материал, создает ретроспективную композицию спектакля? Наверное, потому, что детство для героя — это время, когда он был счастлив. «Как узнают счастье?» — спрашивает маленький Покштефл. И только спустя годы понимает: когда они были вместе — он, папа, мама — это и было настоящее счастье.
То же самое ощущают сегодняшние дети в зрительном зале. Но они не осознают пока, что это и есть счастье. Поэтому, когда по окончании первого действия актеры просят их нарисовать на листках бумаги «Счастье», они рисуют — кто будильник, кто торт, кто сердце, пронзенное стрелой.
Молодые актеры существуют на сцене настолько естественно, что без труда увлекают за собой публику в мир детских фантазий и бесшабашной игры. Фантазия ребенка подсказывает ему ответы на самые разные вопросы и даже может помочь не бояться смерти. Как это происходит с маленьким Покштефлом, который рад, что ему, когда он умрет, разрешат «сидеть рядом с шофером» погребальной машины.
«А в общем, мы чудесно провели время», — произносит взрослый Покштефл и снова остается на сцене один. Он счастлив, что выжил и вернулся в родной город. Воспоминания о детстве и об отце, навеянные весенней Прагой, оставляют его на время — возможно, именно они помогли ему пережить войну и концлагерь. И теперь он готов оставить прошлое позади вместе с чудо-чемоданом, прошедшим через ужасы Маутхаузена вместе с ним, и «с пустыми руками побежать навстречу второй половине двадцатого века».
Комментарии (0)