ДВА ДНЯ В БАВАРСКОЙ ОПЕРЕ

Р. Вагнер. «Лоэнгрин». Баварская опера (Мюнхен).
Дирижер Кент Нагано, режиссер Ричард Джонс, художник Ультц

Р. Штраус. «Ариадна на Наксосе». Баварская опера (Мюнхен).
Дирижер Кент Нагано, режиссер Роберт Карсен, художник Петер Пабст

Когда ты в Мюнхене проездом, и смотришь спектакли не в атмосфере приподнятого настроения фестиваля, и спектакли эти не премьерные, оказывается… Оказывается, что это тоже очень интересно: и то, как поддерживается марка театра, и то, каков в целом исполнительский уровень без премьерного состава, и то, в какой форме находятся постановки текущего репертуара, как их воспринимает публика…

Первым был «Лоэнгрин» (20 января). Спектакль, судя по прессе, и в дни премьеры, состоявшейся в 2009 году, восторгов не вызвал. С тех пор не изменился — впечатления по части постановки не произвел. Режиссер Ричард Джонс, несмотря на солидный послужной список и опыт работы в крупных театрах мира (Ковент-Гарден, например) и на фестивалях вроде Брегенца и Глайнборна, представил продукцию евростандарта. От пролога (человек в комбинезоне стоял у кульмана и работал с чертежом) к кульминации на сцене строился дом (типа коттедж) едва ли не в натуральную величину — как выяснилось, жилище для Эльзы и Лоэнгрина. Строительством постепенно заражались все, кроме Тельрамунда и Ортруды. А потом Лоэнгрин, расставшись с Эльзой, этот дом поджигал, начиная со спальни. Впечатляло то, что огонь был совершенно натуральным, а не из тряпочек или извлеченный из компьютера. Далее торжествовала справедливость: натуральный лебедь, которого наш герой притащил в начале, а затем еще раз в финале, превратился в брата Эльзы (его фотография, похожая на те, что висят у нас на стендах «Их разыскивает милиция», периодически возникала в чьих-то руках и на каких-то стенах). Идея строительства нового мира, когда все ходят с мастерками и тачками, замешивают цемент и кладут кирпичи, отдавала масонством, в чем Вагнер заподозрен прежде не был. Легенды, мифы и прочая поэзия режиссера не интересовали, он строил спектакль столь же прагматично, как его участники — дом. В итоге Ортруда пыталась выстрелить из пистолета в Эльзу с мальчиком, но рука предательски дрожала, и она вкладывала пистолет себе в рот. Шел занавес.

Потом шли овации. Ибо исполнено было все задуманное на очень хорошем уровне. Отсутствовал герой премьеры и любимец публики Йонас Кауфман, и Бен Хепнер ему, естественно, проигрывал не только в красоте и молодости, но и в пении. Однако он старался и переживал искренне. Не подкачал наш Евгений Никитин — ему всегда удавались роли злодеев типа Тельрамунда. Трогательной Гретхен предстала Эльза в исполнении Эльзы Ван ден Хивер, которой сначала предназначалось ходить в комбинезоне с кирпичами под мышкой, а потом было разрешено переодеться в белое платье, что, собственно, и добавило трогательности. Отлично играла и чуть хуже пела Янина Баехле — курпулентная, но неожиданно подвижная Ортруда. Она, может, и выделялась масштабностью фигуры, но все же и силой эмоций, и выразительностью, и харизмой — в не меньшей степени.

Особенные восторги заслужил Кент Нагано — мюнхенская публика знает толк в классе оркестра и умеет ценить дирижеров. В случае с Нагано есть за что — Вагнер, как и Штраус, в числе его любимых авторов. Оркестр здесь полноправный участник действия, его душа, движение, эмоция — сердце спектакля, каким бы он ни был визуально. Благодаря оркестру Нагано и несмотря на любые режиссерские удачи и неудачи, именно за композитором, за музыкой остается последнее слово.

Представляете, как усиливается воздействие музыки, если сценическое решение тоже музыкально, если оно извлечено из музыки и погружено в стихию музыкальных образов и если музыка не занимается наполнением и оправданием режиссерской схемы, а решает общие художественные задачи спектакля? Так было в «Ариадне на Наксосе» — 22 января. В отличие от «Лоэнгрина», это нашумевший спектакль Роберта Карсена, не сходящий с афиши театра с 2008 года. И понятно почему.

Начинается все, как и в «Лоэнгрине», с Пролога: когда публика входит в зал, сцена уже живет своей жизнью — разминаются балетные танцовщики в репетиционных одеждах… Действие собственно оперы Штрауса включается как-то незаметно — свет в зале не гаснет очень долго, а потом гаснет очень постепенно: нам дают понять, что зрители — это участники и сценической, и закулисной жизни единого организма под названием Театр. Дальше замысловатый сюжет Гофмансталя развивается не совсем так, как ему положено. Две труппы, артистов оперы и артистов комедии дель арте, не то чтобы приезжают в дом богатого вельможи и, соперничая друг с другом, играют каждая свой спектакль, написанный многострадальным композитором, решавшим непосильную задачу — совместить два разных жанра — импровизационную комедию и оперу- серия — в одно аудиовизуальное действо. Эти две труппы скорее просто оказываются в одном театре — это и есть их общий (и наш, зрительский) дом. А потом сцена строится не на контрастах — тут комедия, а тут трагедия. Нет. Здесь все в примерно одинаковых черных платьях (сначала комбинация, потом балахон сверху — иногда даже на мужчинах) и все одинаково существуют вне бытового жеста и движения — преображены пластикой (хотя для комедии и для трагедии она разная). И в этой черноте нам показывают не контрасты, не разницу, а, скорее, единство двух сторон жизни — драматической и комической — и, соответственно, единство двух театральных жанров. И показывают как один сюжет — любовный. Сюжет взаимоотношений разных героинь с мужчинами проигрывается в духе «единства противоположностей». Сами исполнители и зрители от души наслаждаются и фривольно комическим вариантом, и пронзительно лирическим. Хотя Зербинетта (пусть и в того же фасона платье, но зато оно короче, плюс ярко красные туфли) кокетничает напропалую с толпами мужчин, а Ариадна откликается на единственного, все же тема любви как Любви главенствует в спектакле. Любовь здесь — чувство, несущее свет (поцелуй Ариадны и Вакха происходит на фоне приближающегося белого экрана, в отличие от всего действия спектакля, погруженного в глухой черный кабинет), чувство объединяющее, преображающее, животворящее… И это подано не умозрительно и схематично, а в отточенной художественной форме, которая сама по себе рождает восторг сродни любовному… Замечательное, гармоничное, насквозь музыкальное получилось зрелище, поддержанное романтически взволнованной, динамичной и легкой (при труднейшей и вполне грузной партитуре) игрой оркестра.

Одну из самых сложных партий оперного репертуара — партию Зербинетты — без всяких видимых усилий исполнила Яна Арчибальд. Она к тому же была обворожительна, игрива, хороша собой и абсолютно непринужденна. На ее долю и выпало наибольшее число оваций. Чуть менее ровно выступила Адриана Пиечонка в паре с Тенором (он же Вакх) Бурхардом Фритцем. В целом состав участников был ровным — показатель уровня труппы (даже если это труппа на один спектакль).

Итог: можно долго спорить про политику того или иного интенданта, можно считать, что есть дирижеры и лучше Нагано, можно видеть спектакли, которые удались в большей или меньшей степени… Но… Есть по- прежнему высокий класс главного театра Мюнхена — и по части музыки, и по части сцены. Баварская опера — барометр современных поисков: что происходит в оперном мире, на то и отзывается. И если в мире кризис, то и… Но… Опять но… Все же Баварская опера — по-прежнему в числе лидеров.

Январь 2011 г.