ГОРЬКО И СВЕТЛО

Р. Гари. «Обещание на рассвете». ТЮЗ им. А. Брянцева.
Режиссер Владимир Гурфинкель

В книге Ромена Гари «Обещание на рассвете» персонаж исходит словами, пытаясь именно что выговориться, и в то же время прячет за завесой слов невыговариваемое.

У Владимира Гурфинкеля на Малой сцене ТЮЗа получилось воплотить едва ли не само это невыговариваемое. Здесь тот случай, когда не возникает вопроса, зачем театр берется за непростой материал.

В романе автор говорит от первого лица, а главный персонаж — его мать. Личностная нота звучит в спектакле явственно, и далеко не только в устах героя, которого тонко играет Андрей Астраханцев. Роман строится как воспоминание. Театральная рельефность сюжетных ситуаций хорошо прочувствована и в инсценировке Ксении Гашевой, и в постановке. Но главное, перед зрителем предстает театр наслаивающихся друг на друга визионерски отчетливых образов сознания. Это черно-белые, с вкраплением красного цвета, эпизоды-мотивы спектакля.

Жизнь прожита, но душа помнит свой путь. Вновь и вновь в центре лаконичных эпизодов неизбежно оказываются мать и сын. Россия, Польша, Франция, мир и война — все становится неспокойным фоном и условиями игры в театре Ромена Гари, как его понимает режиссер. Это именно театр: буйная фантазия матери героически превозмогает и быт, и катаклизмы истории и воспитывает бесстрашие в сыне. Пророчества о будущем сына — героя Франции — осуществляются. Это почти смешно: когда дело доходит до явления на сцену де Голля, патетика с иронией здесь на равных. Но титаническая самоотдача матери, но ответная любовь и вера сына! Они без обиняков подлинны.

Остальные актеры составляют обобщенный, сознательно более схематичный «второй план», даже когда он принимает активное участие в действии. При всем том «хор» (Игорь Шибанов, Радик Галиуллин, Александр Иванов, Эрик Кения, Виталий Кононов, Юлия Нижельская) выразителен — интонационно, пластически: ведь это яркие вспышки эмоциональной памяти героя.

Наталья Боровкова нашла точную грань, где сходятся эксцентричность персонажа, стихия материнской энергии и интуиции и, наконец, ощутимая явленность ее героини из «страны воспоминаний», говоря по-метерлинковски. Поражают строгая сосредоточенность этой работы, внутренняя психологическая интенсивность и четкий рисунок.

Это и закон спектакля. Каждый из цепочки эпизодов афористичен по рисунку, артистичен, чему способствует и сценографический минимализм (художник Ирэна Ярутис). В распоряжении спектакля ряд обточенных морем камней и подвижная рама с лампочками. Можно сказать, что упомянутый минимализм обратно пропорционален максимализму внутреннего сюжета о взрослении, о «вытачивании» души. Происходящее не реально, это одухотворенное преломление образов прошедшей жизни, отчасти уже мифологизированных в сознании героя.

При том, что каждой ситуации сопутствует солоновато-ироничный комментарий героя, эпизоды подлинно драматичны. Нейтральной окраски тут просто не может быть, ведь играется не что иное, как квинтэссенция истории личности, ее «становления». Спектакль в этом смысле более чем законен на тюзовской сцене. Он укоренен здесь еще и потому, что эстетически родствен памятному тюзовскому «Рождеству 1942-го». Выверенный артистизм эпизодов и щемящая нота — вот качество этого «Обещания на рассвете», с неожиданным и подтвержденным в действии подзаголовком «Личное».