Это был первый звонок в 2011 году. 1 января: «Вчера умер Владимир Александрович». Склярский. Директор «Бродячей собаки». Человек, который очень помог «Петербургскому театральному журналу». То есть больше всех помог. Хотя мы не были близки, не дружили. Странность вот такая…
3 января на Смоленском кладбище мы прощались с ним. Ему было всего 64 года.
Когда же вообще мы впервые встретились?
Кажется, это был конец
Ему это удалось, он мечтал отпраздновать в апреле
2011 года ее
Когда возник «Петербургский театральный журнал» и надо было где-то жить, я вспомнила, что во дворе «Бродячей собаки», процесс творческой и территориальной реанимации которой только начинался, есть черная лестница, а на ней — какое-то помещение, которое чуть раньше В. А. готов был дать приехавшему из горевшей Грузии Резо Габриадзе. Словом, я знала, что есть какая-то каморка с краном и туалетом. И вот поздней осенью 1991 года я пришла к директорам «Собаки», малознакомым В. А. Склярскому и Е. Е. Колчину, уж они-то точно понимали, что великому городу, родине «Драматического вестника», кризисной зимой 1991/92 не хватает только нас, — и реальная история «Петербургского театрального журнала» началась. Именно здесь. Мы отремонтировали стенки, залатали дырки в полу и поселились на «чердаке» — самом счастливом (потому что первом) нашем пристанище. «Бродячая собака» стала соучредителем журнала. И до сих пор так есть. Потому что никто больше, чем Владимир Александрович, нам не помог.
Все в жизни связано. Именно потому, что мы поселились в «Собаке», Э. С. Кочергин назвал свою персональную рубрику в «ПТЖ» «Рассказы Бродячей собаки», а я привела его в подвал к Склярскому — и он стал автором дизайнерской концепции. Мы считали, что творческий воздух «чердака» спускается вниз, отапливая нежилой подвал и возвращая его к жизни, а неисчезнувшая энергия старой «Собаки» поднимается вверх, к нам — и питает нас связями с той, прежней, художественной действительностью… Счастье, что журнал начался в таком месте.
Склярский приходил редко, никогда не мешал, но как будто охранял. И в тот тяжелый год, когда распалась первая редакция, сгорел склад, вообще все стояло на краю, журнал уберегли от гибели именно «собачьи директора» и в первую очередь Владимир Александрович. И тогда, когда дом пошел на капремонт, а для нас начался период настоящего бродяжничества, и в те годы, когда мы ютились по разным комнатам города и все время ждали возвращения на пл. Искусств, а оно бесконечно отодвигалось, на помощь всегда приходил только один человек — В. А. Склярский: он вселял редакцию в какие-то временные подвалы — и мы работали. Он уговаривал потерпеть до «собачьего открытия» — и мы дотерпели и первые (!) въехали в сам подвал. Еще не было ни одного посетителя… Кайф. Редакционная каморка явно не вмещала всех сотрудников и авторов, позже нам приходилось сливаться со штатом официантов и читать рукописи под музыку, в самом зале. Весь первый год возрожденной «Собаки» мы приводили туда своих театральных друзей, заставляли их полюбить подвал, обжить его. Вместе с ними мы «надыхивали» в новое помещение атмосферу и считали, что «собачье сердце есть уже — ему названье „ПТЖ“».
Довольно скоро В. А. начал говорить, что в такой тесноте мы долго не протянем — умрем от духоты, что надо обретать наконец собственный дом. Нет, он не выгнал и не бросил нас, он объяснил, что такое КУГИ, научил меня взять в руки каталог, а когда я увидела адрес Моховая, 30, повез смотреть это подвал. Не было ни электропроводки, ни дверей, мы (Склярский, Женя Тропп и я) ходили с факелами из зажженной бумаги, а В. А. говорил: «Надо брать. Подвал сухой. Разберетесь. Глаза боятся — руки делают». Он был прав.
Наша «собачья» жизнь кончилась, но в теперешнем редакционном подвале стоит тяжелая табуретка из «Собаки». Внимательный В. А. прислал ее в позапрошлом году на день рождения «ПТЖ». Чтобы не забывали место своего рождения.
Еще я почему-то хорошо помню ночь, проведенную в новой «Собаке»: охрана случайно заперла меня там, как Фирса, и несколько ночных часов я была хозяйкой и владелицей запертого подвала. Хотела даже выпить стакан вина в его честь, но подумала, что утром недостачу напитка спросят с официанток. Поэтому подняла бокал за «Собаку» только мысленно. Но со мной чокнулись многочисленные тени — и те, старые, и те, которые появились тут в последнее десятилетие…
Теперь к этим теням присоединится еще одна. Владимир Александрович Склярский. Большой, немногословный, добродушный, по-своему даже застенчивый. Уже скоро он встретится с первым «собачьим» директором Прониным, и вместе они будут хранить подвал на пл. Искусств, 5.
Светлая память.
Комментарии (0)