О СОВРЕМЕННОСТИ И СОВРЕМЕННОМ

Случилось так, что минувшей осенью Михайловский театр превратился в центр современной хореографии. В рамках Дней пермской культуры прошли гастроли Балета Евгения Панфилова: станцевали «Вальсы для помутненных рассудком» Панфилова и одну из недавних премьер коллектива, «CASTING-OFF (Отторжение)» Ларисы Александровой. Затем в рамках Гран-при Михайловского театра московский Театр имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко представил балеты Иржи Килиана и Начо Дуато, а хозяева показали недавнюю премьеру — «Минорные сонаты» Вячеслава Самодурова.

Сцена из спектакля «Вальсы для помутненных рассудком». Фото А. Завьялова

«Вальсы для помутненных рассудком» — бесшабашный балетик с позитивным настроем. Нагромождение персонажей, которые беззаботно дурачатся на сцене: здесь и деловитый клоун, и некто в пижаме с забинтованной головой, и барышни в белых платьях, то в вихре вальса смело взлетающие в высоких поддержках, то безучастно позволяющие перетаскивать себя из одного угла сцены в другой, а то шагающие по телам сложившихся штабелями кавалеров. Каждый вносит свою лепту в атмосферу общего безумия, не прекращающейся до занавеса танцевальной клоунады. Даже в мертвого, лежащего в начале под простыней на кушетке, вдыхает жизнь творящееся беспечное сумасбродство.

Поставленный в 1991 году, спектакль выглядит прочно привязанным к времени своего создания. Эстетика танцевального коллажа, переполненного, как определял сам Панфилов в аннотации, «упоительно нелепым оптимизмом», безудержное сценическое веселье под соусом абсурда — плоды российской ситуации начала девяностых, зари отечественного современного танца, когда сладок был вкус свободы делать на сцене то, что хочется, намеренно противоположное тому, к чему привыкли.

«CASTING-OFF (Отторжение)» 2008 года интонационно разнообразнее: здесь можно и погрустить, и повеселиться, и полюбоваться возникающей картинкой. Монтаж эпизодов заставляет не только чувствовать, но и думать, искать смыслы. Хореограф Лариса Александрова наполняет спектакль танцевальными и зрительными образами. Фрагменты танцевальной мозаики соединяют оранжевые нити судьбы. Их обладатель, величественно загадочный персонаж на котурнах, то чинно прохаживается, наблюдая за происходящим, раздавая героиням заветные клубки, соединяя в одну нити мужчины и женщины, а затем наблюдая за их разрывом, то пускается в неистовый пляс. И каждому из зрителей самому решать, кто он, «Судьба или наш сокровенный Страх» (именно так определена его суть в аннотации к спектаклю).

Сцена из спектакля «CASTING-OFF». Фото А. Завьялова

Значительную долю хореографических и визуальных образов автор строит вокруг металлических каркасов — кринолинов, которые становятся то клетками, то спасительными укрытиями-панцирями для женщин в непрекращающейся борьбе полов, а обтянутые белым полотном и усыпанные цветами превращаются в символы абсолютной женственности. Обыгрывание формы кринолина в движении насыщает пластический текст ассоциациями: здесь и тревожные колокола, и силуэт Карсавиной с афиши Дягилевских сезонов, героиня которой стремится за несбыточной мечтой. А в финале спектакля это лишь груда металлолома, на которую под песню Вертинского проецируются кадры — иллюзия счастья. Свет Алексея Хорошева, организующий пространство, обостряет метафоры, погружает зрителя в мир спектакля, в эстетику, совершенно иную в сравнении с панфиловской из «Вальсов». И дело даже не в том, что там — бурлеск и почти буффонада, а здесь — пронзительные рассуждения о судьбе и счастье. В спектакле 2008 года нет той хлесткости и опьянения свободой, которые отличали эпоху рождения российского танцтеатра.

Между «Минорными сонатами» Самодурова (созданными минувшим летом) и балетами Килиана «Маленькая смерть» (поставлен в 1991 году) и «Шесть танцев» (премьера состоялась в 1986 году), показанными в один вечер, временная дистанция не ощущается. И эстетической пропасти между ними нет, они вполне органично смотрятся в соседстве.

Иржи Килиан — хореограф нереволюционного склада. В своих постановках он не эпатирует, не изобретает новый язык, не удивляет, а завораживает. Завораживает почти моцартовской легкостью течения пластической речи. Его дар слагать гармоничные танцевальные фразы и композиции сообщает постановкам цельность и устойчивость, они пронизаны мудростью спокойного творчества. Килиан воздействует на зрителя не броскими красками, а погружением в атмосферу своих в первую очередь танцевальных балетов. Поглощенные красотой и органикой творимого пластического действа зрители боятся на секунду отвлечься от медитативной «Маленькой смерти» и от души смеются в «Шести танцах».

Сцена из спектакля «Минорные сонаты». Фото А. Даничева

Балет Самодурова рядом с этими давно признанными шедеврами ничуть не теряется. Хореограф обратился к музыке Скарлатти, написанной для клавесина, а значит, чуждой понятиям форте и пиано. И Самодуров в хореографии подчеркивает эту чуждость: эмоции рождаются в ритме, в движении, подчиненном его прихотливому развитию. Сцена, освобожденная от кулис и задника, ограниченное светом пространство для танца, рояль на сцене и пианист, играющий Скарлатти, практически не глядя на танцовщиков, не подыгрывая им. Три пары танцующих, соло, дуэты. Неослабевающий темп, насыщенность текста, поддержки, нарушающие монотонность ровного развития, порой агрессивность острых и резких движений и упоительная красота рождающегося танца, а в нем — при желании улавливаемая нежная история о встречах и невстречах, понимании и расставании. В индивидуальном почерке начинающего хореографа ощущается ясность высказывания и уверенность в выбранной стилистике, столь отличной от той, с какой до сих пор у петербуржцев ассоциировался Самодуров, в 1994-м начавший блестящую карьеру классического танцовщика в Мариинском театре.

Декабрь 2010 г.