М. МакДонах. «Калека с острова Инишмаан». Театр-фестиваль «Балтийский дом», Малая сцена.
Режиссер Борислав Чакринов (Болгария), художник Мария Диманова (Болгария)

Один из переводчиков сетует, что ирландскому драматургу Мартину МакДонаху не дали хотя бы Пулитцеровскую премию. А по-моему, ему надо присвоить звание самого метафорического драматурга начала XXI века.

Русские режиссеры как будто помешались на его драматургии, и скоро его портрет, как некогда портрет Хемингуэя (да еще в ореоле цветных лампочек — см. замечательный спектакль А. Херманиса «Долгая счастливая жизнь»), будет украшать интерьеры российских домов. МакДонаха мы присвоили себе, как некогда Теннесси Уильямса, и уже, наверное, можно писать книгу «Судьба МакДонаха в России»… А что, он в свой в доску, посмотрите на его злую и горестную пленительную улыбку, улыбку «человека-подушки», который уволакивает маленьких детей на тот свет! МакДонах со своими пьесами-страшилками превратился в нашего любимого людоеда-сказочника и одновременно подвергся «психологической атаке» режиссеров. Дескать, он через «плохое» учит «хорошему». Русскому искусству, как известно, свойственна «учительность» (И. Соловьева). И это свойство, невзирая на смену течений, очень живо, я бы сказала, бессмертно.

Прекрасно, но иногда доходит до абсурда.

А. Передков (Калека Билли).
Фото Ю. Богатырева

Именно этому, трагедии восприятия художника и его творений посвящена пьеса МакДонаха «Человек-подушка». Эта пьеса — ключевая в творчестве большого остроумца, уже не надеющегося ни на какое понимание искусства как тотальной метафоры. В ней две кардинальные темы: «трактовка» искусства потребителем, от которой писателю хочется перестать писать. И ответственность искусства перед жизнью. «Человек-подушка» — суд над художником за его творчество, он заканчивается смертью, полицейский кричит подсудимому-писателю: «Он думает, что нам только его гребаная эстетика не нравится!» А что же еще? Конечно она. Ведь именно прочитав рассказы главного героя пьесы писателя Катуряна К. Катуряна про мучительную смерть детишек, его сумасшедший брат идет их резать. Потом выясняется, что на самом деле он никого не резал, это просто воздействие «гребаной эстетики» на эстетически-нежное чувство (искусства на жизнь). Рассказы с неизменно трагическими финалами, за которые Катурян Катурян должен быть расстрелян, — это автопародии МакДонаха: та же эстетика и тот же художественный эффект.

«Человек-подушка», конечно, ироническое выяснение отношений с читателем, с самим собой. Никакой «учительности».

Как известно, МакДонах — автор двух «ирландских» трилогий. (Спасибо ирландскому народу: Беккет, Джойс, Уайльд, Шоу, Йейтс, наконец, МакДонах. Кажется, что в ирландской крови заключен «ген тоски».) «Калека с острова Инишмаан» — пьеса одной из этих трилогий, посвященных ирландскому Западу, захолустью, островам, что перегораживают Ирландии путь в Атлантический океан (см. карту).

МакДонах прославил свою маленькую Ирландию, свой «сиротливый Запад» так же, как «свой Витебск» Шагал. Замечательное название — именно не «тоскливый», как в одном переводе, а «сиротливый».

От МакДонаха мы узнали, что Запад может быть не таким, к которому стремились с шестой части суши от тоталитарного режима, и не таким, где Закон и Порядок. И не таким романтическим (сходная с Ирландией природа), как у Вальтера Скотта, где скачут маленькие пони и на них ездят друг к другу в гости, а вокруг великаны играют на арфах. Запад может быть очень даже сиротливым…

Он смотрит на свою маленькую Ирландию из прекрасного далека большого мира с горькой усмешкой, понимая разницу масштабов этой идиотической жизни и «небесной механики». Единственный спектакль, в котором это удалось воплотить (из тех, что я видела), — это спектакль Пражского Драматического Клуба «Сиротливый Запад», когда, наблюдая на сцене убогую жизнь братьев-дебилов, дерущихся за чипсы, мы не можем не думать о том, что за крашеной дверью их жалкого жилища, а точнее, о том, что за крашеной дверью «крутится планета». Как это сделано — Бог ведает! Я думаю, что в этом и есть истинный макдонаховский ужас. Раскрошенные чипсы из разорванных пакетов, условно говоря, выметаются на заливные луга Ирландии. А дальше… а дальше…

А. Передков (Калека Билли), В. Маркевич (Хелен).
Фото Ю. Богатырева

Пьеса, выбранная Бориславом Чакриновым для постановки в «Балтийском доме», по сюжету одна из самых «сиротливых». Спектаклю в программке предпослан текст режиссера «О дорогах и тропинках». В этом симпатичном лирическом тексте он говорит, например, как трудно найти тропинку к себе. А также утверждает, что пьеса МакДонаха «Калека с острова Инишмаан» — это «рассказ о трудном, утомительном путешествии одного мальчишки к себе». В этом месте невозможно не вспомнить сцену с пыткой писателя электродами в «Человеке-подушке»: режиссер немного уподобился полицейскому, по чьей логике надо либо «смягчить сюжет», либо казнить писателя. О втором у очевидного гуманиста Борислава Чакринова речи нет, но превратить МакДонаха немного в Сэлинджера — вполне возможно. То, что МакДонах очень нежный, как его герой Катурян Катурян, очевидно. Но его нежность парадоксальна, безнадежна и обречена, как обречен герой пьесы «Калека с острова Инишмаан». Не то у Чакринова. Он, видимо, по своей (кстати, очень обаятельной) природе не терпит «отрицательного», и над сценой витают «ангелы положительных эмоций».

Пьеса МакДонаха о маленьком ирландском местечке, где все друг друга знают и где у двух старых дев есть лавочка с чупа-чупсами и хромой подросток Билли.

Режиссер Борислав Чакринов, если перевести все на «русскую почву», рисует нам захолустье примерно 1970-х (хотя в пьесе сказано: год 1934-й и обыгрывается образ Гитлера). С ковриками на стене, с тетками, из которых одна придурковатая, другая — обжора (Мария Рубина и Ирина Конопацкая тщательно держатся этих «амплуа», не заглядывая ни в какие бездны, впрочем, как и сам режиссер).

Спектакль Чакринова — вышитый коврик. Крестиком. Вот сиреневая сирень. Белые лебеди (коровы). Мрачноватая ирландская идиллия с пастушком Билли (хороший артист Александр Передков).

Билли маленького роста, с волочащейся ногой и взглядом юного принца датского или Алеши Карамазова. Он не расстается с книгой. Интересно, что он читает? Библию? Диалоги Кавафиса и Маринетти? На всю суету отвечает спокойно и с достоинством.

Он влюблен в девочку (Эльмира Кадышева), как всегда у МакДонаха — экстремистку. Не такую, как героиня «Лейтенанта с Инишмора», которая уходит в террористическую организацию и на вопрос брата, что сказала на прощанье мама, отвечает: «Просила не убивать детей», но все же достаточно «смелую», с ухватками и жаргоном современной хулиганки.

Р. Лялейките (Айлин), Н. Индейкина (Кейт).
Фото Ю. Богатырева

Режиссер создал на сцене уют и герметичность маленького сообщества людей. Вот они всем поселком собираются в церкви смотреть кино. Сплетник Джонни (Леонид Михайловский) со своей мамашей (смешнейшая работа Натальи Поповой, обаятельная и стильная); доктор, который лечит людей вопреки всему и им самим (маленький шедевр Вадима Яковлева); любитель конфет, очаровательно-безответный Бартли (Антон Багров) и чудовищный в своей цельности пролетарий-правдолюбец Малыш Бобби (Андрей Тенетко).

Они смотрят фильм про поимку акулы. Фильм называется «Человек из Арана», но никакого человека нет. И никакого Арана. Вообще ничего нет.

Мы на туманном, фосфоресцирующем экране видим то плавник, то кусок каната, то туманного моряка без лица, то какие-то тени и фрагменты бытия. Зрители (да и мы) не спускают глаз с экрана. Эта волшебно-художественная сцена — лучшая в спектакле, потому что абсолютно совпадает с абсурдом МакДонаха, для него принципиальным. Это — метафора жизни человеческого духа по МакДонаху. Разъятый мир на экране и заблудшие люди на краю земли, всерьез обсуждающие бредовое зрелище.

Калека Билли уезжает в Америку сниматься в кино и возвращается смертельно больным. Но добрый Борислав Чакринов не может допустить, чтобы мальчик вот так взял да умер, и угощает нас хеппи-эндом, поцелуем с любимой девушкой и торжественной музыкой.

Пьеса эта о попытке жизни, о всплеске свободного движения, обреченного на смерть, которая у МакДонаха носит символический характер (впрочем, как и жизнь), а не о победе человека над собой и окружающей средой.

За дверью этой жизни — мировой океан. И это одно из принципиальных макдонаховских ощущений — лед космоса, чувство не из уютных.

Режиссер очень хорошо, я думаю, показал «кастрюльку» жизни, но без «гудящей путаницы» внешнего мира. Если воспринимать МакДонаха как «столп реализма», то спектакль Чакринова с блестящими актерскими работами — большая удача. Но реализм — лишь небольшая часть мира драматурга, глядящего в бесконечность.

Июнь 2008 г.