«Рыцарь Серафимы». По мотивам первой редакции пьесы М. А. Булгакова «Бег».
Театр «Русская антреприза им. Андрея Миронова».
Режиссер Юрий Цуркану, художник Владимир Фирер

Художник Владимир Фирер, как профессор магии Воланд, раздвинул пространство маленькой сцены «Антрепризы», превратив ее в многоярусную, сложно сконструированную площадку, возможности которой безграничны. Полинявшая, сизая дощатая коробка, напоминающая сарай, товарный вагон, тюремный барак или на скорую руку сколоченный гроб, черные пасти окон, черные же провалы трюмов, черный уголь под ногами, белые веревки, перечеркивающие черноту, и неустойчивые, вздыбленные подмостки. Художник создал образ мира во время катастрофы, когда в любую минуту все может обрушиться, накрениться, исказиться, уйти из-под ног, рухнуть на голову, разверзнуться пропастью. Здесь можно только бежать — перебирать ногами, делать усилие, чтобы не оказаться под обломками. А куда бежать и зачем — не важно. Бег в спектакле — это бег на месте, усилие ради усилия. Потому что сам мир выталкивает, не дает сделать передышки.

В. Матвеев (Корзухин).
Фото М. Дудник

Н. Попова (Корзухина), Д. Астраханцев (Голубков).
Фото М. Дудник

Юрий Цуркану взял для своей постановки раннее название пьесы — «Рыцарь Серафимы», и можно попасться на эту приманку и подумать, что спектакль будет о любви и о женщине. Но это не так. Серафима (Нелли Попова) не стала центром действия, у Булгакова эта героиня написана не подробно и слишком идеалистически, символ и есть символ. В принципе, от назначения актрисы на эту роль ничего измениться не может, мало что зависит в спектакле от этой героини. История завязывается между мужчинами и Люськой, они действуют и меняются, а Серафима только дает им импульс к действию. Но все же был смысл в том, чтобы эту роль играла Попова. Ее Серафима не конкретная женщина, обладающая набором черт и качеств, ради которых мужчины и женщина (потому что Люська тоже — рыцарь Серафимы) могут совершать поступки и подвиги. Ее любят не потому, что молода или хороша собой, не потому, что глаза у нее зеленые, а ресницы длинные, не за хрупкость и женственность, не за чистое сердце, не за благородство помыслов (хотя все это в наличии). Ее спасают и за нее страдают, ибо в ней есть то, что стремительно теряют этот разрушающийся мир и сами герои, — душа. То, что каждый когда-то считал в себе лучшим, а теперь теряет на бегу. И любовь к Серафиме в этом спектакле — это любовь к лучшему в себе, а борьба за нее — это борьба за самого себя. Эта Серафима могла быть прекрасна собой или безобразна, ей могло быть 80 лет или 8, но за нее будут бороться и совершать подвиги.

Первый рыцарь Серафимы, приват-доцент Голубков, в исполнении Андрея Астраханцева настоящий «голубок» — актер нашел нервную пластику, кажется, что он все время пытается вспорхнуть и не может, волнуется, сбивчиво дышит, путает слова, обливается потом, много-много всего чувствует и ничего не может выразить. Полета не получается, только бессмысленное и бессильное трепыхание. Этот голубок с подрезанными крыльями слаб и беспомощен, то главное и лучшее, что любят в Серафиме, он растерял давно, еще не доехав до Северной Таврии, еще до встречи с ней и до начала пьесы. Но настоящий распад начинается после того, как он, по голубиной своей слабости, предает Серафиму. Вот потому она стала для него наваждением, потому ищет он ее много месяцев с упорством маньяка по всему миру: так мужчина не ищет женщину, пусть даже любимую, так он ищет совесть свою, честь свою, душу свою. И не находит. У этого Голубкова нет иллюзий, он не обольщается, и его радость от встречи ли с Серафимой, от нежданного ли богатства, от возвращения ли на родину — это все равно страдание: хочет он радоваться и верить, но не может. Куда бы ни бежал приват-доцент, не убежать ему от себя, и он это знает.

Генерал Хлудов Сергея Дьячкова в самом начале спектакля напоминает машину, в которую заложена разрушительная программа, — он убивает механически, не раздумывая, не сожалея. Но во время долгого бега все изнашивается — износился и железный, казавшийся неуязвимым механизм генерала, он дает сбой, и Хлудов срывается в истерику, в тяжелое и неукротимое бешенство. Он начинает задумываться, а рефлексии допускать нельзя — самое совершенное устройство ломается. В мирном Константинополе генерал живет словно в летаргическом сне: он сосредоточен на той войне, которая теперь идет внутри него, и только Серафима, необходимость защищать ее на короткие мгновения выводят его из этого состояния. Сейчас его родина, которой он когда-то принес присягу, это Серафима. В финале же его ждет полное разрушение: убивать он уже не может, и защищать уже нечего — нет ни родины, ни женщины.

С. Барковский (Чарнота).
Фото М. Дудник

Подлинный рыцарь Серафимы — это неистовый и безудержный генерал Чарнота в исполнении Сергея Барковского. Только на первый взгляд у непутевого, разухабистого, лукавого Чарноты нет ничего святого, на самом деле к началу пьесы в нем сохранилось главное — любовь к Люське. Для Чарноты с Люськой (Инна Волгина) Серафима становится необходимой, борясь за нее, они борются за свое чувство. Это не эфемерная, иллюзорная любовь Серафимы и Голубкова, херувима и голубя, а земная, телесная, жгучая любовь мужчины и женщины. Когда мир вокруг рушится, разверзается пропастями, удастся или нет сохранить ее?

Из всех рыцарей только одному удается реально заботиться о Серафиме и приносить ей жертвы — Люське, которая продает себя, чтобы этого не пришлось делать Серафиме. Момент, когда Серафима уходит на панель, становится катастрофой для Чарноты и Люськи: они не уберегли ее, не уберегли то лучшее, что еще оставалось им от развалившегося мира, не уберегли любовь. Барковский поражает в этой роли сумасшедшей энергией, есть в его Чарноте что-то от фиглярства «маленького человека» (их Барковский переиграл множество), он смешит, прикидывается, заигрывает, кокетничает, но за маской «дурака» — человек, способный на поступок, на самоотверженность, на чувство.

Противопоставлен Чарноте герой Владимира Матвеева, Парамон Корзухин. Появляется устрашающий и серьезный муж-защитник, но при первом же столкновении с Хлудовым он мгновенно отказывается от лучшего, что у него и в нем было, — от жены. Отказывается с легкостью, как от ненужного и обременительного груза, бежать лучше налегке, и потому он единственный смог «добежать», только его бег был продуктивным движением к цели. Матвеев — актер с невероятно богатой фантазией; чтобы показать путь, который проходит его герой от мужа Серафимы до ничтожного «таракана», он придумывает множество приспособлений, трюков, аттракционов. Есть свой трагизм в «тараканьих бегах» опустившегося человека.

С. Дьячков (Хлудов), Л. Елисеев (Крапилин).
Фото М. Дудник

Юрий Цуркану внимательно отнесся к ремарке Булгакова: все происходящее — сны, но в спектакле это не сны Серафимы, это череда снов, которые видят все действующие лица по очереди. Такое ощущение, что из параноидальных снов Хлудова попадаешь в болезненно-восторженные сны Голубкова или в многоцветный бред Чарноты. Каждую сцену как будто смотришь глазами одного из героев. Поэтому нет в спектакле единого приема, который бы давал нам понять, что происходящее — сны, есть калейдоскоп разных, отличных и порой трудно стыкуемых между собой трюков.

Спектакль Цуркану о том, что разруха начинается не в стране и даже не в голове, а в сердцах людей. Поэтому финал безнадежен. Все планы героев кажутся неосуществимыми. Одинокий Чарнота, потерявший и Люську и Серафиму, а вместо них приобретший богатство, обещает окончательно превратиться в фигляра, в «маленького человека», не способного ни на поступок, ни на чувство. А пара «голубков», исступленно мечтающих о возвращении на родину, выглядит обреченной. Им некуда возвращаться, «той страны на карте — нет, в пространстве — нет». Когда идет война и рушится мир, одной человеческой любви оказывается мало, чтобы остановить бег.

Август 2008 г.