У Чхеидзе в БДТ получился абсолютно актерский спектакль. Он еще раз демонстрирует сценичность автора, Федора Достоевского (потому-то его можно удачно уложить в пьесу, как это сделал Ю. Лоттин), подводные течения этого авторского театра, любовь Чхеидзе к актеру и боеспособность труппы. Причем ее заслуженного состава и пополнения. Две роли — очевидные события сезона. Это князь Олега Басилашвили и Марья Александровна Алисы Фрейндлих. Одна роль — обещание. Это Зинаида в исполнении Полины Толстун. Неотделимой от режиссуры и актеров в «Дядюшкином сне» является музыка А. Кнайфеля: действие наполнено легкими, прозрачными звучаниями, а сцена с романсом — вообще удивительнейшая гармония музыки и театра. Финал с князем Гаврилой, бродящим в темном пространстве своих снов, точнее, забредшим в юность, где на качелях поднимается в небо юная Зинаида, вдруг напомнил о бергмановском профессоре Борке из «Земляничной поляны», и это трогательно и человечно.
Но даже не об этих названных и неназванных качествах спектакля хочется сказать. Он не идеален, и в композиции видны длинноты и пустоты, а в исполнении — неровности. Хочется сказать об очередном возвращении Достоевского. Пожалуй, только Шекспир в театре так постоянен, как русский автор криминальных романов. И не потому, что криминал — правда и наших, и всегдашних дней, и не потому, что страшное притягивает как магнит. И не потому, что сюжеты Достоевского — залог увлекательного для любой публики зрелища на грани с мелодрамой. Достоевский — это сам театр. Это готовая драматургия или режиссерский сценарий — как угодно. Идеи, философия, мораль — вопросы отдельные. Но в хороших, дельных или великих театральных версиях они так тесно переплетены с убийствами, падениями и возвышениями, болезнями, пересудами, предрассудками, откровениями, что само собой попадают по адресу. Не раз я была свидетелем, как молодежь играет, казалось бы, сверхсложные тексты Достоевского не менее органично (порой более), чем прославленные мастера. Только что мастерская Григория Козлова, режиссера Достоевскому близкого (но разве не близки к нему Товстоногов, Додин, а теперь и Чхеидзе?), показала учебного «Идиота». В этом студенческом спектакле есть такие блестки театральной истины, такие секунды актерского проникновения, что стоят какого-нибудь сценического громоздья. А ведь приготовлены пока что всего четыре первые сцены (именно так их аттестовал писатель) романа. Романы Достоевского созданы человеком, который видит своих персонажей на театре и записывает роли, как будто его рукой водит дотошность кинооператора и чутье психоаналитика. Поэтому слова имеют первостепенное значение для инсценировок Достоевского.
Комментарии (0)