Попробую набросать портрет мужчины, который сумеет получить удовольствие от спектакля «Развод по-женски».
Ординарный. В пиджачишке и невнятном галстуке. Не умен, не красив, не богат, но глубоко женат. Скорее всего, опасается супруги, однако остаточное количество тайных сексуальных, но скромных грез иной раз нет-нет и затуманит его сознание. Грезы в явь не воплотить. Адюльтеры не залаживаются, внесенное в дом клубничное DVD перехвачено тещей, ну, а о том, чтобы оттянуться в Golden dolls, нет и речи. Ни финансовой, ни моральной.
Именно такой человек из ленсоветовского зала выйдет дозированно взволнованным. Сидя рядом со своей выведенной в свет половиной, он три часа, не таясь, наслаждается лицезрением молодых и не очень женщин почти неглиже, дам с броской внешностью, волнующими ногами, крутыми, обтянутыми небольшим количеством часто прозрачной ткани бедрами, голыми плечами, призывным нижним бельем и иногда качественной грудью, дам с пряной нотой вульгарности и крайней степени (стараниями гримеров) ухоженности. Точнее, напомаженности.
Восемнадцать актрис дома на Владимирском обеспечивают этот визуальный ряд. Без участия мужской части труппы.
Фото Э. Зинатуллина
Не исключено, что, читая старую бульварную пьеску американки Клер Бут Люс на аутентичном английском давно-давно, можно было бы (не без труда) обнаружить в ней некий комический смысл. История эта про нескольких богатых приятельниц с ограниченными умственными способностями, сплетничающих за непрерывным педикюром, маникюром (желательно «тропическим красным») и грязевыми масками про мужей, любовников, ничтожные измены и экстерьерные перемены друг в друге. Человеческий или насмешливо-сострадательный смысл в переводе Виталия Вульфа не прослеживается. К тому же перевод не дает нам повода ни разу хотя бы рассмеяться — позволяет лишь пару раз за три томительных часа кисло улыбнуться. Один раз — на сомнительную по качеству юмора реплику «Девственность — это замороженный вклад». А уж для второго раза — «афоризмУ» не сыскать. Диалоги строятся так. Вопрос: «Что дает грязевая маска?» Ответ: «Восстанавливает мускулы на лице».
И у меня вопрос. Отчего было не увлечь процессом рерайта классных ленсоветовских остроумцев? Уверена, помощь литературно одаренного Александра Новикова немного взбодрила бы старушку Клер. Что до переводчика, так он, судя по телепроекту «Серебряный шар», похоже, проходит кастинг на роль героя «Дядюшкиного сна» и едва бы уловил разночтения. Довести себя до постановочного возбуждения, берясь за Клер без литулучшений, как мне кажется, возможно в том случае, если на корабле (сиречь многонаселенном театре) случился нешуточный бунт.
Восемнадцать разъяренных отсутствием ролей актрис, сомкнув ряды, пошли на режиссера во всей своей великолепной физической форме, сопровождая нашествие темпераментно-угрожающей арией: «Доколе вязать нам в гримерках своих шапчонки избранникам верным?»
Вынужденное трудоустройство женской части труппы происходит на сконструированном художником Александром Липовских натуральном подиуме, залитом кислотным светом Константина Аникина. Каждый выход на него и исход в кулисы производится актрисами по Ахеджаковой: «от бедра». Но навязчивый прием, усугубленный огромным объемом работы художницы Марии Брянцевой, пошившей дамам бесчисленное количество нарядов (шелка, меха, воланы, перья, оборки, стразы, наконец, люрекс), обращает нашу память к показам мод. Доселе не приходилось мне на драматическом спектакле отвлечься от содержания настолько, чтобы начать вспоминать дизайнерские работы Парфеновой, Котеговой, Кисиленко и т. д. И вот тут… ни в чем не повинные, разодетые в пух актрисы, воплотившие и бедром, и танцем живота неприхотливую режиссерскую задумку, стали лихорадочно меркнуть. По причине всплывшего, как его ни отгоняй, образа 17-летних профессиональных моделей. Мелькнуло: быть может, Леваков таким образом борется за мир без гламура? Не похоже. Скорее, откровенно любуется, переполняемый мужской гордостью за своих девочек.
Отцовское сердце слепо. В противном случае Олег Александрович подумал бы о том, что, вверяя собственной дочери (Юлия Левакова) роль разлучницы, а юной дебютантке (Дарья Циберкина) образ покинутой жены, желательно хоть чем-то оправдать такое распределение. Зритель удивлен: по каким причинам (не забываем, что все отношения в спектакле строятся исключительно на внешнем: у кого лак на ногтях гуще) некий муж бросает создание юное, пышущее свежестью, этакий розанчик, и женится на даме предбальзаковского возраста?
Внутренний мир героинь за всеми мыслимыми печатями: представить, что героиня Леваковой в отличие от героини Циберкиной наделена умом, талантом или еще каким достоинством, решительно нет никакого повода.
Недавно из уст Владимира Машкова в «Ликвидации» старинная фраза «картина маслом» зазвучала как-то особенно емко, смачно. Повторять ее вслед за ним хочется беспрестанно. Но на предложенную актрисам картинку-раскраску масло, пусть и по-шиловски нанесенное, не ложится. Акварельные краски, уж не говоря о карандаше, — отняты. Предложено использовать только искусственный краситель — анилин. Его и наносят на подиуме, не экономя: обильно, щедро.
Глядя тем не менее на честно отдающихся подмосткам актрис, я начала бесперспективно грезить. Десантировать бы наших к Франсуа Озону: где восемь женщин, там и восемнадцать…
Комментарии (0)