Более двадцати лет назад в первом же своём сезоне на профессиональной сцене молодой актёр сыграл главную роль. Ни одна рецензия на тот спектакль не обошлась без лестных слов в адрес дебютанта. Он запомнился сразу. Небольшого роста, тоненький, подвижный, очень милый и симпатичный, поглядывающий искренними, любопытными глазами — с тех самых пор Корольчук стал идеальным типажом для воплощения чистых и светлых образов молодых людей.

Г. Корольчук (Шут). «Смерть Иоанна Грозного»
Фото Ф. Титова

Мальчики, юноши, «наши современники», «положительные герои» — шлейф этих персонажей тянется за Корольчуком, как ни странно, до сих пор. Но за два десятилетия актёрской биографии очень изменился его облик. Прежний лёгкий и живой взгляд потяжелел. Доверчивость и простодушие в глазах спрятались за холодноватую иронию. Во взгляде, в осанке, в движении появились сдержанность, сосредоточенность. Сегодня его глаза не улыбаются так, как прежде, даже если будет улыбаться лицо.

В театре имени Комиссаржевской не принято играть лучше других. Не принято перезатрачиваться, не принято выбиваться из привычного, неутомительного, ровного течения спектаклей. Многолетняя привычка наступать на горло собственной песне — дабы не выделиться, не затмить, не выскочить вперёд — обернулась горьким зрительским ощущением катастрофической недовоплощённости этого актёра. Порой кажется, что Корольчук сознательно уходит в тень, сдерживает темперамент, убавляет звучание собственной роли и… словно теряет её. Каждая из полусотни сыгранных им ролей — лишь блик в его творческой биографии.

Корольчук кажется «чужим среди своих» в родном театре. Это состояние передаётся и его героям.

Похоже, что в спектакле «Дни Турбиных» бушующие за окном метели и вьюги революции не оставили никаких следов на обитателях уютного, гостеприимного турбинского дома. И только самый младший — смешливый, подвижный, светлый Николка Турбин как будто взвалил на свои плечи весь груз сумасшедшего времени. Сосредоточенный и замкнувшийся, слишком хорошо понимающий, что происходит, к концу спектакля он сидел где-то в отдалении, один, отстранённо наблюдая за неисправимым балагуром Мышлаевским, за всё тем же по-детски наивным Лариосиком, за вновь обретающей счастье Еленой. Никого не видящий — поверх, вдаль, сквозь — взгляд Николки вмещал в себя разорванный, страшный, опрокинувшийся мир. Мальчик, едва ли не подросток — покалеченный, сломленный, безжизненный — смотрел глазами человека, у которого больше не будет ничего.

Ныне этот спектакль снят с репертуара, и у Корольчука осталась, в сущности, лишь одна драматическая роль — царь Фёдор Иоаннович в знаменитой постановке Рубена Агамирзяна по трилогии Алексея Толстого. Все три спектакля в театре долгожители, и Корольчук играл во всех трёх со дня премьеры, но другие роли.

Г. Корольчук (Незнайка). «Незнайка на Луне»
Фото Ф. Титова

«Царь Фёдор Иоаннович» — спектакль, поставленный для другого актёра и блистательно, неподражаемо тем актёром сыгранный. Тот, для кого образ царя Фёдора отныне и навсегда связан с Владимиром Особиком, не найдёт в игре Корольчука ожидаемой нервности, надлома, неповторимой особиковской хрупкости и прозрачности. Особик играл на срыве, Корольчук — актёр гармоничный. Он снял оттенок болезненности, слабости, изначального страдания своего Фёдора. Он играет скорее не страдание, а невыносимую усталость от необходимости разрываться между одинаково близкими ему людьми. Фёдор в исполнении Корольчука — царь хороший и добрый, но не исключительный, не святой. Этот Фёдор не то чтобы хочет в качестве царя творить добро, нo — не хочет быть царём. Сходя с престола, Фёдор делает выбор и обретает покой. В финальной сцене наступившее прозрение Фёдора сыграно актёром не как раскаяние и самоупрёк, а как просветление и очищение. В этой последней минуте сценического времени Фёдор — Корольчук запоминается светлым, мудрым ликом, грустно-ироничной улыбкой, отсутствующим, далёким, но очень спокойным взглядом.

В Фёдоре Корольчука больше мягкого юмора, лукавства, озорства. Возникает даже ощущение, будто актёрская природа Корольчука никак не может примириться с необходимостью выполнять поставленные задачи. Иногда этот беспомощный, «сумасшедщий» царь вдруг посмотрит таким хитрым, насмешливым взглядом, что невольно подумаешь: а не блеф, не притворство, не маскарад ли это? При всей способности к тонкому психологическому обоснованию роли, Корольчуку всегда нужен момент отстранения, его собственного, личностного отношения к своему герою. Театр бытового правдоподобия, театр реальных, конкретных, достоверных персонажей не для него.

Был у него замечательный трагический шут в спектакле «Смерть Иоанна Грозного». Весёлый такой шут с трагическими глазами. Глупости всякие болтал, улыбка с лица не сходила, только голос — громкий, резкий, пронзительный — вдруг тревожно замирал на одной ноте. Вскрикнет, остановится на какой-то высоте, а потом словно покатится по убывающей, зазвучит, постепенно угасая. Этот голос был камертоном всех событий. В горестных и печальных глазах шута отражалась судьба царя и государства.

Г. Корольчук (Царь Фёдор). «Царь Фёдор Иоаннович»
Фото Ф. Титова

Вот смотришь на Корольчука в спектакле «Полоумный Журден», где он играет изобретательного, ловкого, неунывающего слугу Ковьеля, и представляешь, какой великолепный был бы из него Труффальдино. Стихия театральности, масочности, чудесных превращений и невероятных происшествий — это его стихия. Импровизация, пародия, всевозможные выходки, розыгрыши, смешные репризы — всё в его власти. Корольчук — превосходный актёр для детских спектаклей. Ну просто удивительно доступный детям актёр! Его маленький Незнайка под огромной шляпой, большеглазый и с улыбкой в пол-лица сразу становился «своим» и любимым. Физиономия отчаянного выдумщика и фантазёра, неисправимое озорство в хохочущих глазах, всякие смешные проделки и фокусы вызывали неописуемый восторг у маленьких зрителей. Ну а где ещё, как не в роли восхитительного Кота в сапогах, может лучше пригодиться поистине кошачья пластика этого актёра, его плутовская физиономия, его маленькая, гибкая, грациозная фигурка?

После его Горацио в спектакле «Игра в Эльсиноре» не остаётся сомнений, что Корольчук может запросто играть роли авантюристов самого разного уровня и степени изощрённости — от Миши Бальзаминова до Остапа Бендера.

«Игрой в Эльсиноре», вне всяких сомнений, управляет Горацио. И сколько бы ни прислушивались бродячие актёры к тревожным звукам под сводами старинного замка, одного движения руки Горацио — как отрезал, как отрубил, как отпустил гильотину — достаточно для демонстрации его, Горацио, могущества. Незаметно являясь из темноты, проплывая неслышной, скользящей походкой, посматривая умным, насмешливым взглядом, растягиваясь, складываясь, изгибаясь, являя собой царственную невозмутимость и значительность, Горацио ведёт игру умело и уверенно. Он начинает и выигрывает. С лёгкостью. Ибо нет ему в этом спектакле достойных противников. Чёрный, тонкий, изящный Князь Тьмы дирижёрским взмахом рук завершает игру и устремляет свой взгляд в Вечность. Он оставляет за собой последнее слово.

Актёр Георгий Корольчук не зависит от режиссуры. Эту самостоятельность и воспитал в нём за долгие годы театр имени Комиссаржевской. Всё, что делает Корольчук в спектакле «Невеста из Парижа», возникает как будто бы из ничего. Одноимённая пьеса Б. Рацера и В. Константинова — это набор реприз, приправленных анекдотичностью самого сюжета и примитивными социально-политическими аллюзиями. Корольчук играет реакцию, оценку происходящего; больше молчит и смотрит, чем говорит и двигается — и зритель угадывает драму человека, по которому жизнь уже успела проехаться своим немилосердным колесом и в очередной раз сбросила вниз, лишь только он поверил в возможность нарушить её ровное и привычное течение.

Частная история непутёвого великовозрастного жениха становится у Корольчука характерной чертой судьбы поколения.

Г. Корольчук (Горацио). «Игра в Эльсиноре».
Фото Ф. Титовао

…Высшее образование. Интеллигент. Специалист по колхозному праву, объект насмешек «хозяев жизни». Брошен женой по причине материальной несостоятельности. Из тех, кто никогда не сбежит ни в кооперативную лавку, ни за границу. На свою в общем-то бессмысленно прожитую жизнь смотрит трезво и без иллюзий. Ничему не удивляется, особо не смеётся, на шутки отвечает серьёзно. Замкнут, угрюм. Неспешность движений, сосредоточенность на чём-то своём и — вечная усталость на лице, скептическая полуулыбка, с которой воспринимает все начинания своей деятельной мамаши. Дом-работа. Работа-дом. Как заведённая машина, безукоризненно выполняющая заложенную программу. Видит, как сквозь пальцы утекает жизнь, и пальцем не шевельнёт, чтобы что-то изменилось.

С появлением в доме иностранной гостьи он, вероятно, впервые за несколько лет расхохотался — открыто и заразительно. В потеплевших и засветившихся глазах возродился не просто вкус к жизни, но надежда вырваться из опостылевшего существования, где он никогда и никому не был и не будет нужен. Поэтому внезапный отъезд героини за наследством воспринимается не только как предательство любимой женщины, но как очередная насмешка судьбы, которая поманила его за собой и опять обманула.

Холодным, остановившимся взглядом обманутого существа смотрит у Корольчука даже герой детского мюзикла. Кот в сапогах у него — настоящий драматический персонаж. Кот-философ. Кот грустный и печальный. Кот, по-человечески переживающий предательство человека. Кот великодушный, умеющий прощать и бесконечно преданный своему другу и хозяину, несмотря ни на что. Отдельный самостоятельный мир, который создаёт себе Корольчук в спектакле «Клятва маркиза де Карабаса», не вмещается в развесёлую утренниковскую драматургию. Тема обманутых надежд и разочарования возникает у актёра даже там, где она никак драматургически не предполагается.

Вот назовут вам фамилию Корольчук. Кто появится в вашем воображении? Царь Фёдор? Горацио? Ковьель? К сожалению, ни тот, ни другой, ни третий, ни пятый и ни десятый. И всё же воображение мгновенно вам выдаст образ этого актёра. Самого по себе, не в роли. И вы услышите удивительный, певучий, как будто летящий, улетающий смех.