ПАМЯТИ ВЛАДИМИРА ЧЕРНЯВСКОГО

В. Чернявский (Автор). «Щелкунчик и Мышиный король». Фото из архива театра

Седьмого марта 2006 года погиб актер Владимир Чернявский, проработавший в Санкт-Петербургском государственном кукольном театре сказки более 20 лет…

Пластичный и музыкальный, изысканный и наивный, он создавал роли от трагических до фарсовых. Он был блистательным актером и очень нежным человеком. Он играл для маленьких и взрослых — рассказывал им сказки, без которых наша жизнь была бы скучной и пустой. И в этих сказках все всегда заканчивалось хорошо. Жизнь устроена по другим законам, она жестока и равнодушна, она рассказывает только одну сказку, имя которой — Реальность. Но как бы она ни была беспощадна, ей никогда не стереть светлый след, который оставил в душах детей и взрослых этот человек.

За несколько дней до гибели Володя вернулся в один из спектаклей театра, в котором, по разным причинам, давно не играл. Наша художница по гриму сказала ему: «Володя, как здорово, что ты снова играешь эту роль! Я так люблю твоего дурацкого, наивного рыжего кота!» И он расплылся в счастливой улыбке: «Правда, Светка, тебе понравилось?»

Мы живем словно на какой-то бесконечной стройке, где ревущие машины реального мира выворачивают землю, плющат деревца, чтоб заложить фундамент очередного дома или завода из серого бетона. Мы цепляемся изо всех сил за маленькую зеленую полянку, чудом сохранившуюся в эпицентре этой бесконечной стройки. Маленький островок жизни и радости, где, не сознавая нависшей над ними опасности, ползают муравьи, растет трава и вездесущие желтые одуванчики тянутся к солнцу. Мы, как можем, стараемся сохранить эту поляну, где за шумом и ревом бодрой и тупой «настоящей» жизни можно услышать, как где-то в траве смеются эльфы из сказок нашего детства…

Володя был редким актером — из тех, что «держат спектакль». Он играл не только свою роль, он, ощущая звучание пространства, выстраивал, как в джазовой импровизации, его единственно возможную в данный момент мелодию. Когда по каким-нибудь причинам его кто-то заменял (что бывало чрезвычайно редко), в спектакле внешне почти ничего не менялось — менялось внутренне.

Он существовал в выдуманных мирах и говорил о невыдуманных чувствах. О смешном и грустном, о прекрасном и радостном, о том, что живет в наших душах.

Один раз к нам за кулисы пришла растерянная молодая женщина со своим ребенком: тот плакал и просил, чтобы Володя стал его папой. Володя сидел и о чем-то с ним тихонько разговаривал, а рядом шмыгала носом его мать. Такие дела — как говаривал Курт Воннегут, опасные штуки, эти сказки.

И еще. Володя говорил, что мы не играем спектакли, а делаем прививки. Прививки от пошлости, равнодушия и жестокости.

При всей своей нежности и какой-то беззащитности, он был вовсе не ангелом в сахарной глазури. Красивый, обаятельный, остроумный, он любил женщин, из которых редко какая не отвечала ему взаимностью, любил всех своих многочисленных жен, а напоследок влюбился по-настоящему в свою последнюю жену Люсю. Он трогательно опекал и пестовал свое семейство, разрывался между театром и многочисленными халтурами — ведь на актерскую зарплату не прожить. Возвращаясь с одной из этих халтур, он и погиб в автомобильной катастрофе. Это было седьмого марта, на восьмое он задумывал какой-то праздничный сюрприз для своих девочек — дочки и жены. Сюрприз, который он изо всех сил старался сохранить в тайне…

Его имя вряд ли известно многочисленной театральной публике, ведь он был актером кукольного театра — театра «непрестижного», театра «для детей». Что же касается самих детей — то они актерских имен не запоминают, к чему им это? Разве так уж важно знать, как зовут того, кто рассказывал тебе чудесные сказки, кто открывал для тебя удивительные миры, «где, если только у тебя есть глаза, ты всюду увидишь сверкающие леденцовые рощи, прекрасные марципановые замки, словом, всякие чудеса и диковинки»…