В дни Володинского фестиваля все пять вечеров выходила газета «Проба пера». Кроме ежедневных отзывов, она содержала и вот такую анкету.

1. Актуальны ли сегодня пьесы Володина?

Вадим Гаевский. Завтра к драматургии Володина вернутся — в этом я убежден. А сегодняшний театр ему чужд — прежде всего своим языком, театральным и литературным: там, где играют Сорокина, и не должны играть Володина.

Николай Коляда. На меня совсем недавно очень сильно воздействовал спектакль «Пять вечеров» в театре «Современник». Давно уже в театре меня не посещало такое «сильное душевное волнение». Наверняка сейчас, после премьеры, многие театральные критики напишут, что и спектакль, и пьеса крайне старомодны, но это — их дело. Я сидел в зрительном зале рядом с замечательным Игорем Владимировичем Квашой, который, как и я, все второе действие вытирал слезы и смеялся. Мы с ним разные люди по возрасту и по восприятию жизни, но понимали все одинаково. И сидевшие вокруг меня совсем молодые люди тоже не сдерживали слез. В финале, когда героиня Елены Яковлевой говорит герою Сергея Гармаша знаменитые слова: «Только бы не было войны», — ты в зрительном зале вначале хочешь рассмеяться, поскольку фраза стала анекдотичной, затасканной, но потом вдруг понимаешь, что сегодня, сейчас эта фраза звучит иначе, не буквально. Она о том, что «будем жить, дядя Ваня, надо жить, надо мучаться и страдать, но любить жизнь, и все будет хорошо, все должно быть хорошо, мы не умрем, мы останемся, мы бессмертны». И когда ты вдруг это понимаешь, то, не стыдясь, смеешься и плачешь вместе с героями Володина. Потому что это — правда. Мы — бессмертны.

Володин всегда был и будет актуален. Потому что он писал про людей, а не про монстров. Он писал про простых, нормальных, человечных человеков и про их простые, нормальные взаимоотношения, про их поиски себя в жизни. А это, мне кажется, самое главное в театре.

Лев Закс. Факты недавних постановок володинских пьес, мне кажется, свидетельствуют о «возвращении Володина», растущей значимости его творчества. Дело здесь, думаю, в том, что наши современные социальные реалии привели (и еще больше приведут в скором будущем) к осознанию растущей ценности частной жизни. Володин был одним из первых, кто заговорил о ней. Заговорил правдиво, психологически точно и тонко и, главное, в очень близких и родных «простому» человеческому сердцу интонациях лиризма, сочувствующего понимания, щемящей и, одновременно, честной человечности. Сегодня к этому добавляется и ностальгия, флер идеализированных воспоминаний. В современной жизни и искусстве трагически недостает поэзии, и пьесы Володина восполняют этот тягостный для любой, особенно русской души дефицит (тут А. М., несомненно, родственен Чехову — именно в восприятии людей).

Григорий Заславский. Думаю, что да. Причем — больше эта проблема касается театра, т. е. режиссеров, актеров, которые еще не нащупали или с трудом нащупывают дистанцию. Ведь ничто не мешало воспринимать Чехова советским зрителям, которые не были помещиками, как Иванов, не продавали вишневых садов и не покупали их, как Раневская и Лопахин. Тут же упоминание про партийную работу или профсоюзное собрание сбивает с толку, как-то отупляет на время внимание… Но ведь, как и Чехов, Володин не про партийную работу пишет. Он — вот еще проблема — не актуален в том смысле, в котором сегодня вообще не актуальны разговоры и рассказы про хороших людей. Сегодняшние герои — по преимуществу бандиты, а у Володина про бандитов ничего не написано, его герои — хорошие люди.

Это — еще одна проблема. Не для меня, а для театрально-художественного мейнстрима. Сегодня не принято думать, а притчевые пьесы Володина располагают к некоторому догадыванию непроговоренного.

2. Несколько определений, характеризующих общее настроение драматургии Володина.

Вадим Гаевский. Самое поражающее для меня в пьесах Володина — чистейший язык этих пьес, возникший, как я думаю, из чистейшей атмосферы послеблокадного, послевоенного и послесталинского Ленинграда, города полуживого, ограбленного и расхищенного, но просветленного, единственно просветленного города в Советском Союзе. Оттуда же, из этой атмосферы, и володинские героини. Самое трудное для театров — глубоко скрытое в этих пьесах чувство вины, вины оставшегося в живых по отношению к тем, кто не вернулся с войны или погиб в ГУЛАГе. А самое очевидное — совершенно пастернаковское (Пастернак — любимый поэт юного Саши), а может быть, и пушкинское обожествление женщины — и в пьесах, и в жизни.

Николай Коляда. Я не театральный критик и вряд ли смогу дать какие-то красивые «определения». Для меня лично вся советская драматургия — и Александр Володин, и Александр Вампилов, и Виктор Розов, и Леонид Зорин, и Алексей Арбузов, и Георгий Полонский, и Людмила Петрушевская — все-все — родные, любимые, потому что они были честными, искренними писателями и для меня — учителями. Были и останутся, что бы о них ни говорили. А об учителях никогда нельзя говорить плохо, даже если ты сам видишь в них что-то, что тебе не нравится. Учителей надо любить всегда, до гробовой доски. Что я и делаю.

Лев Закс. Просветленная душевностью обыденность. Правдивая, нередко остроумная беспощадность наблюдений, художественных «констатаций» о повседневном существовании и человеческих слабостях — и удивительная толерантность к ним, отсутствие малейшего «обвинительного уклона». Авторская деликатность, стыдливость, застенчивость не только в моральных оценках, но и в приятии, любви и сострадании. Предельная органичность, естественность как изображаемой жизни, так и ее переживания (за исключением нескольких придуманных, неволодинских вещей) и, одновременно, легкое, я бы сказал, нежное отстранение их. Идущая от мудрости автора грусть, а порой и горечь, но всегда пронизанные столь же мудрым приятием сущего, светом веры в глубинное благородство человека. Зыбкий, печальный, щемящий и согревающий душу свет.

Григорий Заславский. Люди стремятся к добру, добро составляет суть человеческой природы, человек — существо естественное, оно способно преодолеть неестественные, нечеловеческие обстоятельства жизни. Человек — не зверь по природе. Добро побеждает зло. Должно победить. Мелодраматизм — лишь в той мере, в какой мелодраматичны и пьесы Чехова. Очень деликатный исторический фон, чрезвычайно много сказано об эпохе в двух-трех «случайных» упоминаниях.

3. Ваша любимая пьеса Володина?

Вадим Гаевский. Любимая пьеса — «Пять вечеров», отчасти и потому, что это был лучший спектакль БДТ за всю его историю, самый нежный.

Николай Коляда. Наверное, все-таки «Пять вечеров». «Осенний марафон». И — все-таки «Назначение», жаль, не ставят сегодня, я верю в жизнеустойчивость этой истории.

Григорий Заславский. «Пять вечеров». А впрочем — все.

Лев Закс. Наверное, «Пять вечеров», «С любимыми не расставайтесь» и «Горестная жизнь плута».

Подготовили С. Щагина, Н. Стоева, Л. Зорина