Концерт в Большом зале Ленинградской филармонии 31 мая 1942 года.
Что привело к этой афише меня в 2005-м? Как всегда в жизни, сошлось многое. Прежде всего, я блокадный ребенок, дочь одной из первых сотрудниц Музея обороны Ленинграда. Практически все «среднее» мое детство — с пяти до десяти лет — прошло в стенах этого музея. Потому я блокадную тему считаю своей, окружающие — моей. Поэтому, видимо, соавтор по энциклопедии «Три века Санкт-Петербурга» Андрей Дмитриевич Булах, автор книги «Каменное убранство Петербурга» (СПб., 1999), как-то спросил, интересны ли мне материалы о жизни и творчестве его дядюшки — артиста Владимира Ростиславовича Гардина, и в частности, о филармоническом вечере 1942 года.
Обширный фонд Гардина находится в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки. Здесь письма, рецензии, дневники и воспоминания (опубликованные и нет) самого актера, его жены, киноактрисы Татьяны Дмитриевны Булах, — автора стихов, рассказов, романсов. Многие документы хранятся также в домашнем архиве племянника Гардиной-Булах А. Г. Булаха. Во время информационного бума перестройки заметки артиста частично опубликовал старший племянник Кирилл Глебович Булах (газета «Вечерний Ленинград», 1990, 5 июля, № 154 и журнал «Ленинградская панорама», 1991, № 3). Не преувеличу, если скажу, что личные, не предназначенные для печати заметки этой четы — открытие для историка.

Мне они помогли проникнуть за скупые строчки афиши вечера 1942 года в Большом зале Филармонии блокадного Ленинграда и заново, остро почувствовать и осмыслить сочетание героического и обычного, человеческого, свойственное участникам этого и подобных вечеров в умирающем городе.
Главное действующее лицо — Владимир Ростиславович Гардин (1877–1965). Известность приобрел как театральный актер невеликую, как актер кино — широкую. Свою дворянскую исконную фамилию — Благонравов — не упоминал. Даже отцу, гусарскому офицеру Ростиславу Федоровичу Благонравову, после революции официально через ЗАКС сумел передать в качестве фамилии свой псевдоним. Вряд ли отец был чем-то виноват перед советской властью, но она, власть, ведь не разбирала… Закончив кадетский корпус и Политехникум в Риге, отслужив положенный срок, Гардин попал на провинциальную сцену, выступал во многих городах. Уже тогда собирал и тщательно хранил рецензии, даже если упомянут в них одной фразой или вовсе не отмечен. Эти рецензии дают огромный материал для изучения творчества малоизвестных артистов или малоизвестных периодов жизни артистов известных. По вырезкам также можно судить, у кого и как учился Гардин — учился всю жизнь. Не получив специального образования, он создал для себя систему овладения пластикой, сценической речью.
На провинциальных перепутьях Гардин встретился с В. Н. Давыдовым, П. Н. Орленевым, Ф. П. Горевым, Л. М. Леонидовым и, наконец, с В. Ф. Комиссаржевской. Эта встреча — из главных в жизни.
Молодой артист был приглашен в Драматический театр Комиссаржевской в 1904 году, где проработал весь первый период существования труппы. Его судьбу определило общение с режиссерами и актерами этого театра. Не приняв руководства В. Э. Мейер хольда, Гардин ушел в 1906 году вместе с Н. А. Поповым в Ново-Василеостровский театр (ошибочно назван им в воспоминаниях просто Василеостровским). Театральный актер Гардин навсегда остался приверженцем реалистического, близкого мхатовскому, психологического направления. И в Петербурге, и в провинции он сыграл большие, серьезные роли: Федора Протасова, Сирано, Де Сантоса («Уриэль Акоста»), Арбенина, чеховского Иванова, Рогожина, ставил спектакли, был антрепренером — летом 1907 года в Териоках содержал театр, именовавшийся Свободным.
С 1913 года Гардин снимался в кино, преимущественно в ролях характерных, чаще всего эпизодических. Но умел сделать из маленькой роли — большое событие. Может быть, потому, что издавна был сам себе режиссером, сам себе педагогом. Гардин придумал приспособление для мастеров эпизода: мысленно написать сценарий, в котором эпизодическое лицо является главным. В отделе рукописей РНБ хранится «Альбом гримов и мимических движений» Гардина, совершенно уникальных, их можно сравнить только с кинофильмом, запечатлевшим мимические уроки старика Давыдова.
Гардин — один из создателей Госкиношколы. Его скрупулезность, дотошность, желание и умение зафиксировать каждый штрих и жест, его практицизм, наконец, — все пригодилось в его педагогической деятельности. Приспособляемость, умение выживать, как сказали бы сейчас, помогло Гардину в войну и блокаду.
Гардины почти всю войну жили на даче в Лисьем Носу (они говорили — на Лисьем Носу), названной в честь Татьяны Дмитриевны Татьянино (как усадьба в его фильме 1914 года «Дворянское гнездо»). Выступали в летной военной части, там базировавшейся, подружились с летчиками, ждали их возвращения с заданий, тяжело переживали гибель невернувшихся. Гардины были частыми гостями и военно-морской транспортной базы, здесь вели кружок самодеятельности, ставили пьесу Б. А. Лавренева «Разлом». Приходили просто поговорить, узнать новости, поиграть в шахматы. Военные тоже бывали у них на даче: в доме, а чаще, когда бомбили, в выкопанном и обустроенном блиндаже.
Второе действующее лицо — Татьяна Дмитриевна Булах (1909–1973). На фотографиях Булах кажется юной красавицей на фоне старого, хотя талантливого и мудрого мужа. Она была не слишком удачливой актрисой. Окончила Школу русской драмы, училась у знаменитых александринцев — Е. П. Карпова, В. А. Мичуриной-Самойловой, застала даже самого В. Н. Давыдова. В стихах промелькнуло: играла Аксюшу в «Лесе». Две ее кинороли — Мариля в фильме «Кастусь Калиновский» (1927) и Аннинька в «Иудушке Головлеве» (1934), — по свидетельству Гардина, не были прямым попаданием. Как ни странно, именно внешность подводила актрису. В первом случае она старательно изучила быт белорусской деревни и манеры крестьянской девушки, но ее изысканная тонкая красота не соответствовала образу — в роли Марили Булах выглядела ряженой барышней. Племянница Иудушки Аннинька в исполнении Булах казалась воплощением загубленной чистоты и невинности. Она играла «даму с камелиями», а не порочное, опустившееся существо. Были еще какието роли советских девушек, но, по-видимому, Булах оставалась героиней мелодрамы немого кино.
Она писала рассказы и выступала с ними в концертах. Один из рассказов 1937 года опубликован в 1991-м: мальчишки сначала издеваются над товарищем, отец которого обвинен в троцкизме, потом жалеют друга. Автор за сочувствие троцкистам, как известно, мог и срок получить. Писала Булах стихи и даже собрала небольшую книжку из них. Гардин собирался после войны эту книжку издать, хотя, конечно, представить себе напечатанными стихи такого «мелкобуржуазного» содержания после 1946 года и доклада А. А. Жданова невозможно. Некоторые строчки удивительно точны и выразительны. Особенно хороши те стихи, что автор называет романсами, поясняя: «Положен на музыку». Обычно это несколько сентиментальный, трогательный текст, но с замечательным ощущением жанра, стиля. Стихи искренни, как дневники. И умны. Самодельный сборник-тетрадь открывают строки:
Какой бы малый след ни провела
На карте нашего огромнейшего века
Жизнь одного лишь человека —
А все же карта без него была
Иной, чем та, что будет жить века!
Редкое для советского времени ощущение ценности каждого человека, любой жизни.
Другими словами, неизвестно, была ли Татьяна Булах хорошей актрисой, но она, бесспорно, была одаренным человеком. Среди ее талантов — талант обаятельной гостеприимной хозяйки, она создавала особую атмосферу дома у залива и дома на Потемкинской. В воспоминаниях Гардин называет жену верной помощницей. Оба с первых дней войны были приписаны к шефской фронтовой бригаде Ленфильма и Всерабиса. Выезжали на фронт, выступали в ленинградском Доме офицеров, в госпиталях. Среди отзывов о работе Т. Д. Булах есть и такой: «Артистке выражает благодарность тяжело раненный, для него одного, персонально, она дала концерт». Дочь военного врача, она выступала в лазаретах еще в Первую мировую войну.
Третий значительный участник концерта — певица Софья Петровна Преображенская. Чета Гардиных — артисты и люди своеобразные, талантливые, интересные. Однако они стали героями и попали в это страшное и тяжкое время только потому, что «времена не выбирают». А Пребражен ская — героиня по предназначению, по характеру творческому и человеческому. Ее необычайной красоты и силы голос — голос трагической героини. Ее любимые партии: Иоанна д’Арк, Рогнеда, Марфа («Хованщина»). «Одной из любимых артисток города-фронта» называет ее А. Н. Крюков. Ее повседневная жизнь матери четырех детей, заботившейся к тому же о сестрах (одна из них, Мария Петровна Преображенская, в войну ее постоянный концертмейстер, аккомпанировала и на вечере Гардина в мае 1942-го), была, верно, такой, как у всех, т. е. вписывалась в подвиг общий, обыденный. Но в сознании ленинградцев-блокадников сложился мифологический образ воительницы Преображенской. По ее собственному признанию, она «ощутила себя мобилизованной». Певица рассказывала об одном выступлении перед артиллеристами: взрывной волной ее, исполнявшую трогательный романс на заменявшем сцену столе, сильно качнуло. Но Преображенская допела, дотянула ноту. И почувствовала реакцию благодарной аудитории, поняла, что «закаленным обстрелянным людям приятно видеть такое спокойствие в женщине-актрисе». Преображенская — один из петербургских мифов, она «этический образец времени, сама жизнь ее — пример для подражания», — написала в сборнике «Актеры — легенды петербургской сцены» Н. А. Ганичева и назвала Софью Преображенскую — «титанической певицей». Для слушателей Большого зала она — воплощение духа сопротивления, сопротивления героического, не пассивного, не страдательного, которое уже само по себе ныне в наших глазах и глазах всего мира — подвиг.
Жизнь, актерские и человеческие индивидуальности участников вечера 31 мая 1942 года создали особую драматургию концерта. Прежде всего, это творческий отчет Гардина как театрального актера и киноартиста. Поэтому в программе и документальный фильм о нем, отрывки из кинокартин: «Ключи счастья» (1913, первая, совместно с Я. А. Протазановым, кинопостановка), «Поэт и царь» (1927, самая значительная из всех поставленных им картин, изображающая личную драму поэта как одну из сторон его конфликта с властью), «Китайский театр», «19-й год» и др. В центре программы любимая киноработа Гардина — «Иудушка Головлев» (1934). Она представлена в двух вариантах: кинематографическом и эстрадном. В программе также концертное исполнение «Интервью» (инсценировка рассказа М. Твена): Гардин — писатель, Булах — интервьюер и «Песни о летчиках» Б. Ласкина (Булах дописала финал пьесы).
Творческий отчет актера и режиссера В. Р. Гардина построен четко и ясно. А вот исполнение лирических песен И. О. Дунаевского С. П. Преображенской выглядит неожиданно. Певица пела их для моряков на фронте, а здесь филармонический слушатель… Но, может быть, лирический вальс из кинофильма «Цирк» прозвучал мощным и страстным гимном простой человечности, обозначил надежды весны 1942 года. Осталась позади страшная зима…
Соединение и контраст героического и обыденного, пафосного и подлинно духовного, свойственные человеку в блокаде и советскому человеку вообще, помогают сегодня понять, где миф об этом человеке и где реальность.
Сентябрь 2005 г.
Снимаю шляпу перед всеми, о ком здесь написано. Вечная им память и вечная им слава!