К. Фрешетт. «Жан и Беатрис». «Такой Театр».
Режиссер Лемер Дело (Франция)
Массу приемов используют завлиты и пресс-секретари театров, чтобы завлечь зрителей на спектакль. Один из самых распространенных — создать интригу вокруг постановки. «Такой Театр» пошел по проторенному пути. В списке интриг спектакля «Жан и Беатрис» насчитывается, как минимум, четыре пункта.
Интрига первая, неразгаданная: режиссер Лемер Дело. Имя неизвестное. Даже вездесущий Яндекс на соответствующий запрос выдает только пресс-релиз о спектакле «Такого Театра». В релизе — лишь пара слов о том, что режиссер Лемер Дело — молодой француз. Вряд ли этот ход обусловлен скромностью дебютанта. Невольно задаешься вопросом: «А был ли мальчик?»
Интрига вторая: пьеса. «Жан и Беатрис» канадки Кароль Фрешетт — произведение малоизвестное и неоднозначное. Обрисуем вкратце сюжет. Живет на тридцать третьем этаже пустого небоскреба без лифта одинокая молодая женщина по имени Беатрис и мечтает познать любовь, а любовь, по ее мнению, — это когда тебя заинтересовали, взволновали и обольстили. Однажды в дождливый день Беатрис развешивает объявления, в которых сулит щедрое вознаграждение тому, кто сумеет сделать это за 15 минут (почти как принцесса Турандот!). По объявлению приходит «ловец наград» Жан. Заинтересовывает, волнует и обольщает. А потом узнает, что вознаграждать его выдававшей себя за дочь мусорного олигарха Беатрис нечем. Все, что есть у Беатрис, — куча отцовских долгов. Единственный способ удержать Жана — потерять ключ от входной двери. Замкнутое пространство, никаких соседей, тридцать третий этаж и двое людей, которым некуда деться друг от друга. Почти некуда.
Такая конструкция (а это именно конструкция, пьеса-схема, которую можно читать сквозь любые жанровые «очки») может стать в умелых режиссерских руках и мелодрамой, и сказкой, и пародией на реалити-шоу, и даже драмой абсурда (чего стоит один монолог Жана о мальчике с пальцем-ножом!..). Ясно, что в замысле своем она не имеет никакого отношения к бытовым «разборкам» между мужчиной и женщиной — ситуация подчеркнуто неправдоподобна, диалоги меньше всего похожи на разговорную речь. Мы имеем дело с художественным исследованием: К. Фрешетт, подобно герою известного фильма, пытается вывести свою «формулу любви»: зарождение, развитие, кульминация, смерть. А также правила игры, в которую начинают играть люди, когда подлинного чувства нет, а есть только желание любить. Поведенческие модели, стереотипы — все это заложено в тексте, и, если есть чувство юмора (чего в «Таком Театре» вполне достаточно), он может стать отличным материалом.
Спектакль «Такого Театра» получился о поисках любви. Его герои — два опустошенных существа. Ничего нет внутри: ни чувств, ни привязанностей. Только потребность любви (истинной ли, искусственной или вообще видимости, роли — все равно) у Беатрис. Так пустыня жаждет воды. Отсюда постоянно мучающая героиню жажда. В ее мрачном доме все напоминает о воде: диван, столики, светильники сооружены из пустых бутылей. В распахнутую дверь вместе с Жаном (Александр Баргман) в квартиру врывается невесть откуда взявшийся шум моря. «Заколдованная принцесса» (Анна Вартаньян) в громадном оранжевом парике и балахоне, странное, почти бесполое существо, вначале холодное и высокомерное, все больше и больше заинтересовывается своим гостем, тянется к нему, как жаждущий к бутылке.
Но все, что нужно Жану, — это свобода и «двадцатки» (денежные купюры). Ради «двадцаток» он пришел к Беатрис и, несолоно хлебавши, в раздражении уходит. Уходит и потому, что, раскрывшись, Беатрис перестает быть для него таинственной незнакомкой, которая рассказывала фантастические истории о своих родителях. Когда три желания «принцессы Турандот» исполнены, загадка исчезает, сказка кончается. Под париком самая заурядная, похожая на сотни других белокурая девушка. Пытаясь удержать Жана, она ведет себя как все: закатывает истерики, требует бесконечных доказательств его страсти, кокетничает и капризничает. И называет свое поведение любовью, не вполне, видимо, понимая, как эту «любовь» выразить, — и оттого пользуясь подсмотренными где-то штампами (непременный массаж плеч, рубашка «возлюбленного» на голое тело и т. д.). А если партнер вдруг отказался играть «по правилам» — нужно силой заставить его продолжать, выбросив ключ в окно…
Интрига третья, главная: актеры. Взглянув на фамилии исполнителей, сразу задаешься вопросами: удастся ли Александру Баргману избавиться от прилепившегося к нему микса из образов Дон Жуана и Ваала? И если нет, то будет ли героиня Анны Вартаньян, актрисы мягкой, «акварельной» техники («тургеневская барышня», как пишет о ней критика), достойной соперницей опытному, циничному мачо?
Оказалось, что именно Анна Вартаньян «ведет» спектакль. В первом действии актриса создает образ женщины не от мира сего — иногда смешной, но при этом цельной, неразгаданной. Во втором — неприятной прилипчивой девицы с пошлыми представлениями о «романтике». Александр Баргман же большую часть спектакля вял, пассивен, его герой крайне неубедителен в приемах обольщения. Актер часто проговаривает текст роли скороговоркой, запинаясь, «как в жизни». Это, видимо, должно создавать эффект некой реальности происходящего, однако лишь вызывает ассоциации с шоуменской болтовней. Но когда Жан и Беатрис меняются местами и уже не он, а она должна «заинтересовывать, волновать и обольщать», Баргман попадает в свою стихию. Он превращается в полюбившегося ему героя — Дон Жуана-Ваала. Безразличного, жестокого, осознающего свою силу мужика. Так что если для Анны Вартаньян роль Беатрис — важная ступень, возможно, новый этап в творчестве, то для Александра Баргмана Жан — не более чем повторение пройденного.
Интрига четвертая, и последняя: жанр. Создатели спектакля определили его как «попытку из двух действий». Получилось две попытки. Первая часть — легкая комедия с шутками, гэгами, репликами, которые вполне могут разойтись на анекдоты. После подобающего комедии хэппи-энда некоторые зрители уже собрались покинуть зал, будучи уверенными, что спектакль окончен. Не тут-то было. Их ждала часть вторая. Нарочито серьезная, нарочито надрывная — пародия на «самую что ни на есть драму». Правда, не все зрители поняли, что это пародия, — виной тому, вероятно, и лишнее педалирование страстей в финале, и провалы в игре Баргмана, и слишком читаемая сценографическая формула спектакля.
Так что получается: интригуй — не интригуй, а оценивать все равно будут результат.
Комментарии (0)