Когда-то, в середине 50-х, Олег Ефремов ставил спектакли о «розовских мальчиках». Они были молоды, заносчивы и каждый был немножечко Чацким, бунтовавшим против «фамусовской» Москвы. Сегодня во МХАТе имени Чехова О. Ефремов ставит «Горе от ума» не с точки зрения искреннего и пылкого героя, а с точки зрения старика Фамусова, для которого максимализм и дерзость молодости вздорны. В этом спектакле Чацкий предстает перед зрителями инфантильным юнцом, подлинным же героем оказывается консервативный и дидактичный Фамусов (Олег Табаков), более всего ценящий «умеренность и аккуратность». Впрочем, режиссер делает попытки придать действию современное звучание, выводя на сцену войска под предводительством Скалозуба или превращая место действия в Колонный зал Дома Союзов, но все это оказывается сатирой на уже ушедшую эпоху «времен очаковских и покоренья Крыма». Спектакль, словно пенсионер на лавочке, осуждает молодежь вообще и отдельные экземпляры в частности, будто забыв о том, что когда-то и Фамусовы были Чацкими.

Еще несколько лет назад, когда Михаил Ефремов был художественным руководителем театра-студии «Современник-2», он не упускал случая, чтобы заметить разность между самим собой и своим отцом, чтобы подчеркнуть свою полную и решительную независимость во всем. Теперь Михаил Ефремов благополучно существует под крылышком Олега Николаевича, играет главные роли в его спектаклях и ставит сам. Его последняя премьера во МХАТе — «Урок женам» Мольера. Этот спектакль призван быть смешным до коликов и трогательным до слез, благо там есть и стихи, и музыка, и танцы. Он должен быть радостным, легким и открытым. Актеры и режиссер и вправду пытаются позабавить зал, не жалея сил, но, к сожалению, действие оказывается тяжелым, а шутки — слишком натужными, чтобы быть хоть капельку смешными. Когда-то Пушкин на примере Ленского описывал судьбу романтически настроенных юношей — в «Уроке женам» Михаила Ефремова не осталось ничего от былого романтического нигилизма, ничего, кроме апатии благополучия.

Роман Виктюк продолжает свое триумфальное шествие по московским сценам. В ноябре он разродился двойней — один за другим вышли «Мистерия о нерожденном ребенке» по пьесе С. Коковкина и «Лолита» Э. Олби по В. Набокову. «Мистерию» и «Лолиту» можно без тени сомнения назвать спектаклями-близнецами — они похожи друг на друга как две капли воды — абсолютно идентичное пластическое решение в замедленном ритме и статуарных позах, одинаковая декорация, состоящая из огромных пирамидальных конструкций, символизирующих некие архетипические начала жизни. Здесь все загадочно, многозначительно и совершенно непонятно простым смертным. Похоже, Р. Виктюк достиг в своем творчестве таких запредельных философских высот, что ему уже все равно, что происходит в пьесе — он высоко взмывает над сценой и, кажется, все дальше и дальше удаляется от Земли, стремительно приближаясь к инопланетным цивилизациям в розовом шелковом пиджаке.

«По-моему, это что-то декадентское», — произнесла Аркадина, прослушав пьесу Константина Гавриловича Треплева. Спектакль «Зангези» по В. Хлебникову, поставленный А. Пономаревым в студии «Чет-нечет» — что-то очень декадентское и условно-символическое. По сути дела, перед зрителями разворачивается прекрасно знакомая и всем известная история о Мировой Душе, которая живет на Земле совершенно одна и общается только с «отцом вечной материи» — Дьяволом. В спектакле А. Пономарева Мировая Душа появляется в образе пророка Зангези, который бродит по сцене в сопровождении людей, львов, орлов и куропаток, рогатых оленей, гусей и пауков. «Зангези» — словно калька с того представления, которое почти век назад разыгрывалось в пьесе А. П. Чехова «Чайка», и пусть первый кинет в меня камнем тот, кто скажет, что это «новые формы».

Гюстав Флобер сказал: «Эмма Бовари — это я!» Поставив в театре «Эрмитаж» спектакль под названием «Дон Жуан», Михаил Левитин утверждает, что Дон Жуан — это он. Из чередующихся эпизодов пьес Мольера, Тирсо де Молины и собственных воспоминаний М. Левитин сконструировал мозаичное действо, постепенно складывающееся в его собственный портрет. В спектакле три героя — молодой, среднего возраста и постарше. Конечно же, самым-самым Дон Жуаном оказывается сам режиссер. Все происходящее на сцене М. Левитин представил как свой внутренний мир и, реально воплотив тезис о том, что надо любить не себя в искусстве, а искусство в себе, инсценировал собственное «Я».

Когда-то Марк Захаров выступал в роли Волшебника, способного из ничего творить «обыкновенные чудеса». Сегодня он все больше и больше напоминает не волшебника, а фокусника-иллюзиониста, для которого все — есть лишь результат ловкости рук. Премьера театра «Ленком» «Женитьба фигаро» Бомарше поражает прежде всего сложностью и хитроумием технического исполнения — на сцене все летает, стреляет, взрывается, искрится фейерверками, выдвигается из пола и взмывает под колосники. Отлаженный механизм спектакля работает на славу, подобно аппаратуре Игоря Кио на цирковой арене. Все оглушительно громко и ослепительно ярко. Но в веренице самых удивительных трюков и аттракционов нить действия пропадает, теряются герои — и сам Фигаро, и его возлюбленная, и Керубино, и графиня Розина. Не первый план выходят золотые портьеры, ни одна складка которых не колыхнулась, малахитовый клавесин, на котором не было взято ни одной ноты, и ткацкий станок, на котором не было сделано ни одного стежка. Здесь все оказывается бутафорией — красивой, эффектной, но пустой изнутри. И если раньше Марк Захаров приоткрывал для зрителей некую поистине «волшебную» удивительную страну, где исполнялись желания, то «Женитьба Фигаро» предстает своеобразным Диснейлендом — искусной и дорогой подделкой.