Воистину, 1992 год стал легендарным для поклонников оперы, романтических чудаков-фанатиков, правдой и неправдой оказавшихся в Мариинском театре как в феврале — на репетиции и спектакле «Отелло» с участием Пласидо Доминго, так и в ноябре — на концерте Монсеррат Кабалье. Для нас, выключенных из процесса непосредственного восприятия живого искусства великих певцов, эти вечера стали действительно событийными.

Конечно же, привыкнуть к мысли о том, что Кабалье приедет в Петербург, мы не успели. Только в середине октября возникла феерическая идея Владислава Тетерине, президента Центра музыкального искусства «Классика», и начались бурные переговоры с отелями, авиакомпаниями, постоянное балансирование на грани «да» и «нет»; уже 20 ноября мы испытали уколы зависти, что Большой театр первым удостоился чести принимать певицу; и вот — 23 ноября в Петербурге на Московском вокзале военно-морской духовой оркестр маршем из «Аиды» ошеломил несравненную испанку.

Она провела в нашем городе два дня. Видела его впервые и впервые выступила на сцене Мариинского. впервые видели ее и мы — на пресс-конференции, в залах Эрмитажа, на репетиции. Она оказалась вовсе не похожа на монументальную, величественную в нерушимом покое Кабалье, какую мы знали по историческому спектаклю «Норма», показанному Ла Скала в Москве в 1974 году, и по записи концерта в Большом театре в 1989, и по знаменитым видео, аудиозаписям ее спектаклей, концертов в лучших залах мира. Эта невысокого роста уже почтенного возраста сеньора с внушительной фигурой и красивым подвижным лицом озадачила неожиданным сочетанием смешливости и разумной взвешенности в ответах, неподдельным обаянием женственности, искренности и деловитостью, продуманной капризностью поведения примадонны, простотой и едва ли не простодушием в общении с журналистами, работниками театра, но и поразительной цепкостью, железной хваткой в решении проблем, связанных с видеозаписями концерта и видеофильма о ее пребывании в Петербурге.

Однако, Бог с ними, этими житейскими и неромантическими подробностями. Главное началось вечером, во вторник 24 ноября, когда Кабалье вышла на сцену, опираясь на руку пианиста Мануэля Бургераса, и склонилась в несказанно долгом, в лучшем смысле слова театральном поклоне.

Публика ответила ей овацией, встав с кресел. Так начался диалог. Диалог талантливой певицы, умного, опытного Мастера и не менее искушенной Публики, — артистической, художественной интеллигенции Петербурга. Обе высокие стороны понимали реальное положение вещей и как бы условились не требовать невозможного.

Ведь без малого сорок лет минуло со времени дебюта примадонны, и естественно, что наступил горький период ограничений. Публика также волновалась, желая избежать разрушения идеала, столь любовно выпестованного. Разрушение не идеала даже, а зйфории, связанной с этим идеалом, всегда мучительно, и потому есть вещи, которых лучше не касаться. Но «живой» концерт невозможно остановить, это не диск и не видеозапись: переключи, когда больно и неловко слушать — и как будто и не было. Здесь — живой человек и живой голос, они все могут разрушить, но могут и создать! Кабалье начала концерт с ораторий Генделя, протянула трепещущую нить вокальной традиции к Глюку, Паиэиелло, Доницетти, Россини и завершила Вечер музыкой испанских мастеров — Толдры, Обрадорса, Серрано, Чапи, Ньето и Хименеса. Мы услышали наяву — наконец-то! — дивный голос, волнующий то совершенной остраненностью, истаиванием, то гортанной чувственностью; насладились редкой красоты кантиленой — энергичной, упругой, пластичной; покорились опьяняющему многоцветью красок и изумились продуманности и даже скупости их использования; оценили содержательность подобной статуарности, наполненной внутренним борением страстей. Художественное наслаждение, овладевшее зрителями и слушателями, к финалу достигло апогея, адекватного волнению от предвкушения концерта. Все возрастные напластования голоса искупались мастерством и свободой выражения личности, то был величественный взмах крыльями «души, Богу повинующейся».