В сумасшедшее время в сумасшедшем городе, где такие странные законодатели, а у людей такие скучные отрешенные лица, лучше не ходить в театр. Там эти лица — наискучнейшие. Сидеть в бархатных креслах не представляется возможным: выходит только ерзать, качаться взад-вперед, трясти ногой и отвечать «извините» на возмущенное «ш-ш-ш» соседей.

И что же делать, когда хочется сумасшествия, но не этого питерского ш-ш-шинельного, тихого, болотного, а такого, которое «ту-ру-руту, ту-ру, тутуруту туру-ту», которое с боем барабанов, с оркестром… Да, да! Сбежать на концерт «Серебряной свадьбы». Там расскажут истории «на азбуке спичечных коробков», там «бесконечно ля-ля-ля-ля», там самые честные женские песни («Я хочу жить с тобою в шалашике, делать борщик тебе и точить для тебя карандашики») и самые жизнеутверждающие («Я знаю, жизнь — вечная, и точка. Спасибо тебе, пищевая цепочка»). Там, не останавливаясь ни на минуту, постоянно приплясывая, распевает-разыгрывает свои песенки-спектакли неистовая Бенька…

Кабаре-бэнд «Серебряная свадьба» — это музыканты Франсуа Де Бош, Джордж Пунш, Франческа-Мария Василевска, Вильям Габс и Вольфганг Туборг, но в первую очередь это Света Бень (или, как она сама себя называет, Бенька) — актриса и режиссер театра кукол, поэтесса-клоунесса, кумир всех чудаков и чудачек.

Так начиналась моя рецензия в блоге «ПТЖ», посвященная гастролям «Серебряной свадьбы» с концертной программой «Laterna Magica». А спустя немногим больше года сбылась мечта: Света Бень со своей командой сыграла концерт уже у нас, на юбилейном фестивале «Пять вечеров»… И близость стихов Беньки и Александра Моисеевича, которая показалась, померещилась тогда, год назад, стала очевидна, а еще оказалось очевидным генетическое родство этих художников из параллельных миров…

По звучанию и по стилю «Серебряная свадьба» — это смесь французского шансона, русского городского романса, немецкого кабаре, хулиганских детских песенок и много еще чего, мной не расслышанного и не распознанного. А еще «Серебряная свадьба» — это множество незабываемых историй и персонажей, которые без спроса забираются тебе прямо за шиворот, чтобы остаться надолго. Мы узнаем об «оркестре маленьких жучков», от тихих колыбельных которых глохнут соседи; знакомимся со «старой падлой», что «видом божий одуванчик, а сердцем дикий альбатрос» (она с вызовом манифестирует: «Никому никакого наследства! Все спущу я в рулетку к чертям!»). Спешим проехаться с привидениями, записавшимися на курсы вождения; и уж точно влюбляемся в плюшевого пса с большой головой и маленьким тельцем, огненными глазами и демоническим обаянием, который «в душе Баскервиль, а ростом не слишком чтоб уж». Все эти герои, попадая в разные тяжелые ситуации, всегда выходят из них победителями. Белые простынки привидений взмывают вверх, когда блюстители порядка отбирают у них права, а злопамятный Баскервиль «презрительно писает в траву», когда сообщают о смерти хозяйки, покинувшей его с бородатым ухажером. «Дурацкие», но драматичные истории перемежаются такой же «дурацкой» лирикой, но именно эта шутовская исповедь честнее любой высокой поэзии: «Наши руки спят врозь, наши ноги спят врозь, а глаза не спят, глаза глядят в потолок, и этот потолок так одинок».

Все эти песенки разыграны с помощью кукол, тряпочек, кастрюль, поварешек, пищиков и погремушек персонажем Бенькой, фриком-супергероем, сумасшедшей, свободной от всяких рамок, рядом с которой и мы немного сумасшедшее и свободнее. Но что объединяет все эти разнообразные истории, странные и не очень, трогательные, абсурдные, веселые? Там мерещится мне протест против нашего глупого мира — белорусского, русского — с его античеловеческими законами, с настоящим сумасшествием и ужасной несправедливостью везде и всюду. Антитезой ему может быть только такой же дурацкий протест, как в песне про жучков, которым сломали инструменты, но их грозное и громкое «ля-ляля» все равно продолжало нервировать соседей. Такой, как в песне «Черная речка», где героиня не готова мириться со смертью Пушкина, не готова, и все тут, а потому твердит: «Саша, Саша, погоди, Саша, Саша, не ходи». О смерти поэта можно написать не одну книгу, поставить спектакль, снять фильм, но это клоунское отчаяние: «Черная речка, черный пистолет, на снегу два человечка, хлоп — и одного уже нет», которое и о Пушкине, и о ранней смерти художника вообще, а значит, о несправедливости нашего мира, — страшнее, пронзительнее. Исполняя эту песню, Бенька просит подняться на сцену родственников Пушкина, если таковые есть в зале (на Володинском, в зале театра «На Литейном» их оказалось достаточно), и присоединиться к ее посланию. И вот целая группа «родственников» поет: «Нет, нет, нет, нет», — нашему неправильному, бессмысленному мирку противопоставляя клоунское, шутовское упрямство.

Оксана Кушляева Света, а как придумывался образ Беньки?..

Света смотрит на меня с недоумением.

Твой сценический образ, он же как-то появился?

Светлана Бень В образе этом нет, мне кажется, чего-то надуманного или специально созданного, он очень органичен. Хотя, конечно, я понимаю, что единый образ есть. Но он для меня как комфортное одеяние, которое, поскольку я интровертный человек, пугающийся, закрытый, стеснительный, позволяет мне чувствовать себя совсем по-другому. У клоунов есть принцип — не придумывать ничего искусственно, а брать присущую тебе черту, странность и доводить ее до предела, до абсурда. Во мне много суетливости, взвинченности, нервозности, и я эти черты педалирую в сценическом образе. Подвижность, скорость переключения реакций, восторженность, которые мне свойственны, также доводятся до предельной степени. Вот так и рождается образ. То есть это то же самое, что и я, только немножечко повернута ручка громкости.

Кушляева То есть ты не смотришь на себя со стороны как режиссер и не сочиняешь образ?

Бень Нет, нет, конечно же нет.

Кушляева Это удивительно, потому что кажется, что он сложен из каких-то ужасно знакомых элементов, и постоянно то тут, то там мерещатся разные любимые литературные и киногерои. Например, кажется, что ты похожа на повзрослевшую Пеппи.

Бень Да, возможно. Безусловно. Пеппи Длинныйчулок оказала на меня очень сильное влияние. Я для себя заново открыла Пеппи, когда начала ставить про нее спектакль. Читала книгу в глубоком детстве, лет в восемь, и после этого не брала в руки. Как оказалось, не помнила про нее ничего, был только размытый образ в сознании, а нашла просто удивительные совпадения в себе и Пеппи. Значит, в детстве на меня эта героиня произвела впечатление и отложилась в подсознании настолько, что я поступала как она, даже не догадываясь об этом. Например, я человек совершенно бесхозяйственный, в том числе не люблю и не умею готовить. Но, естественно, приходится: у меня двое детей и восхитительный муж, которого надо кормить. Однако я очень сильно с детства любила печь что-нибудь праздничное. Потому что, когда печется что-нибудь праздничное, есть повод всех пригласить, собрать вместе. У меня даже было общество чистых тарелок, мы собирались, придумывали концепцию вечера, готовили что-нибудь, в основном пекли — пироги, хлеб, смешные булки… Например, делаешь пражское пирожное, ставишь какую-нибудь пражскую музыку и завариваешь кофе по-пражски. Или ставишь кино — Кустурицу, печешь хлеб, катаешься с горки на санках. Вот в рамках общества чистых тарелок мне очень нравилось печь, потому что это был праздник. И потом я прочитала, что Пеппи делала именно так. Она не была отличным поваром, дома у нее был полный раскардаш, но она тоже любила печь, раскатывая тесто прямо на полу. И я подумала: как здорово, значит, печь и заниматься хозяйством, в общем, возможно, раз Пеппи себе это позволила.

Кушляева А есть еще какие-нибудь персонажи, герои, люди, которые повлияли на Беньку?

Бень Думаю, есть. Я очень внушаемый человек, как шимпанзе, все перенимаю. Увидела — и сразу же хочется повторить. Поговорю с кем-нибудь десять минут и начинаю целый день все делать, как этот человек, а какие-то люди и их черты остаются надолго. Они все и входят в калейдоскоп, которым я являюсь.

Кушляева А рассказчик в спектакле «Домашний Еж» — та самая Бенька?

Бень Я рассказываю эту историю от своего лица, там нет какого-то особенного героя. Да и на сцене, когда выступает «Серебряная свадьба», тоже стою именно я. Это природа моя обезьянья. Интервью с шимпанзе…

Кушляева Вот это да!.. Света, ты совмещаешь сейчас «Серебряную свадьбу» и занятие режиссурой?

Бень Когда я заканчивала академию искусств как режиссер театра кукол, появилась «Серебряная свадьба». И развитие моей режиссерской карьеры и «Серебряной свадьбы» шло параллельно, но в какой-то момент на концертную деятельность стало уходить слишком много времени, заниматься режиссурой не было уже ни возможности, ни сил, получалось, что это какая-то халтура. Так нельзя. И я ушла из театра, а это был минский государственный кукольный театр. Занималась только «Свадьбой». Но интерес к режиссуре не иссякал, и я продолжала следить за тем, что происходит в театральном мире, думала, мечтала о каких-то постановках. И вот возник маленький театр «Картонка». Один спектакль в котором сделан полностью и четыреста начаты.

Кушляева А какой спектакль сделан?

Бень «Был бы у меня дракон». Сказочная история, хулиганская, веселая. Мы с ней сейчас много путешествуем по разным городам и весям. Спектакль малоформатный, разыгрывается на столе. А попутно еще «бродит» и делается много разного. У нас есть такой проект «Спектакль за ночь». Мы собираемся небольшой командой, днем — пишем пьесу, мастерим кукол, ночью — ставим спектакль. Утром на следующий день играем. Вот таких спектаклей есть уже несколько в театре «Картонка», вдохновенных и легкомысленных, но… все-таки хочется их доделать, так чтобы они были не спектаклями одной ночи и одного дня, а делались хотя бы… неделю. И потом хотя бы лет пять шли. А при этом меня пригласили поставить спектакль могилевский и витебский театры кукол. Пока это для меня очень волшебно и удивительно… я еще себя уверенно не чувствую как театральный режиссер. Все-таки такой перерыв в практике опасен.

Кушляева А театр «Картонка» — это кто?

Бень Либо два человека, либо я одна играю.

Кушляева Ты режиссер/драматург своего концерта?

Бень У концерта, безусловно, есть своя драматургия. Я режиссер, но как режиссером я собой всегда недовольна, то есть я самой себе немного не доверяю, кому-то другому могу что-то подсказать, но себе — ничего не могу. И вообще я всегда панически боюсь, страшно колочусь перед концертом, за сценой бегаю, кричу: «Сейчас умру, умру, тогда вы все увидите, вот…». Так вот бегаю. И только приблизительно знаю, что будет происходить на сцене. А потом выхожу, и все это заканчивается, потому что отступать некуда…

Я мечтаю, чтобы пришел сильный режиссер, настоящий, волшебный, и сказал: «Вот это удалите, а вот тут пусть все бегают, а тут пусть лягут на пол, тут уйдут в кулисы, а вот эта песня с этой не идет, не путайте атмосферы, это ужасно грубо, а вот тут, наоборот, на контрасте поставьте». Мне бы хотелось, чтобы был полноценный сюжетный спектакль, чтобы песни входили в виде зонгов, что бы все музыканты участвовали в нем как настоящие актеры.

Пусть скупо, пусть наигрывая, не имея в виду ни Станиславского, ни Мейерхольда, ни Брехта, просто что-то делали на сцене синхронно, слаженно. И я вот так призываю, призываю: придите же кто-нибудь, придите. А ответа из космоса все нет.

Кушляева Так, может, ну его, космос, взять и позвать самим?

Бень У нас коллектив совсем самостоятельный, никем не поддерживается. Мы живем исключительно за счет зрителя, зритель нас и спродюсировал. Поэтому пригласить маститого режиссера, которому заплатим гонорар, мы не можем. И вот я все жду, что кто-то просто придет, тот, у кого «струна заделась», и скажет: «Давайте попробуем сделать это вместе, получится — хорошо, будет у меня гонорар, а не получится, ну тогда… просто чаю попьем вместе». Я так представляю, что это должен быть отчаянно волшебный человек…

А сейчас я, безусловно, для своего коллектива режиссер, но огромное количество идей, сценических фишек, трюков и просто очень толковых советов исходит от всех ребят.

«Серебряная свадьба» — это не проект, это живая группа, она не придумывалась искусственно. Люди приходили, собирались вместе, кто-то привел кого-то, тот услышал нас и сказал: хочу с вами, кого-то искали целенаправленно. Здесь не было продюсерской идеи, были мои песни и люди, которые хотели присоединиться. В какой-то момент понятно стало, например, что не хватает тромбона, он напрашивается в мелодику, в стиль, который выходит, — стали искать. Но группа наша как семья: со своими скелетами в шкафу, восторгом, влюбленностью, изменами… Поэтому и все, что на сцене происходит, это режиссура сообща.

А хотелось бы какого-то прагматичного и совсем нового взгляда. Потому что мне порой кажется, что я уже все из себя вынула, все показала, рассказала, а тут придет человек и даст новый толчок. Другое направление.

Кушляева А твой образ как-то развивался на протяжении времени?

Бень Я думаю, что он развивался и развивается очень сильно. Я вспоминаю, как проходили первые концерты… Сначала два года я пела, сидя на стуле, потому что стеснялась вставать, не могла двигаться по сцене. Потом года три мы шли к тому, что я не просто встала и взяла микрофон в руки, а еще совершала какие-то телодвижения. Сначала меня вдохновлял пригородный шансон, девушка из пригорода с какими-то трогательными историями, с интонацией растерянной провинциалки, приехавшей в большой город с мечтами о красивой жизни, но теперь я вдохновлена и двигаюсь в сторону такого вайлевско-брехтовского кабаре, более брутального, сурового, отчаянного и хулиганского, но и интеллектуального, ироничного.

Кушляева В этих песнях есть публицистические нотки?

Бень Кабаре всегда свойственна интонация на злобу дня. Хотя, наверное, мне не очень нравится определение «на злобу дня». Мне важнее вещи вечные, именно вечные истории меня потрясают. История про маленький городок была написана до Второй мировой войны, про солдата — после Первой мировой. И другая поэзия немецких кабаретистов у нас до сих пор не теряет актуальности. Клишированная фраза, но это так. И не то чтобы это здорово, но значит, эти стихи имеют право звучать сейчас и звучат — неистово, точно. Конечно же, все происходящее в мире меня сильно задевает, не могу удалиться в башню из слоновой кости, это не про меня, но в то же время не люблю прямых призывов, мне кажется, их не должно быть в творчестве. Могу рассказать о чем-то страшном, рассказать, не делая выводов, их каждый сделает сам. Но манифестов я, безусловно, произносить никогда в жизни не буду, и никакая революция мне не близка, кроме внутренней человеческой революции.

Кушляева Как ты выбирала володинские стихи, которые в итоге прочитала на концерте?

Бень Сначала выбрала стихотворение, которое меня просто очаровало и показалось похожим на стихи моего любимого поэта Жака Превера.

Сама я очень долго писала жестко рифмованные стихи, потом в какой-то момент у меня пошел поток белых стихов, и мне казалось, что это ни на кого не похожие стихи, по крайней мере я никому не старалась подражать. А потом я нашла такого прекрасного поэта, как Превер. Поэта с непростой судьбой, бесконечно влюбчивого, ранимого, прошедшего войну… и я прочла его стихи, написанные также в вольной форме, поняла, что наши стихи похожи и что больше писать так не могу, потому что кто-то сделал это гораздо лучше. И сейчас я увидела, что у Володина много стихов, тоже очень похожих на Превера. Похожие они не потому, что вдохновлены Превером (может быть, он и знаком с его поэзией не был), а просто потому, что это какие-то космические собратья.

Кушляева А какие стихи кажутся похожими на стихи Превера?

Бень Безумно похоже стихотворение «Стыдно быть несчастливым». Оно меня настолько очаровало, показалось таким родным, что подумала: вот мог Жак Превер его написать… и я бы тоже могла, наверное. И, когда нашла его, решила: надо его прочесть на концерте, в начале или в конце, оно такое жизнеутверждающее. А потом увидела его в воспоминаниях о Володине, подумала, что, наверное, его уже все читали, и решила не брать. Еще мне очень понравилось стихотворение «Хобби» (посвящение Юрскому), там про выпивание с хорошими людьми. Даже думала, что, может быть, у меня будут шпаргалки со стихами на бутылках, чтобы я их читала, а потом выпивала. Но в воспоминаниях Юрского нашла: «И вот не надо педалировать эту алкоголическую тему, во что был превращен юбилей Венедикта Ерофеева, когда все напились…» И подумала: не, не, не надо, и бутылок не надо, и выпивать… Очень трепетно выбирала…

А вообще, что такое «Выпить с хорошим человеком» как идея? Это же про общение, про особое доверие, про правильное застолье, я очень хорошо это понимаю и люблю.

Кушляева Хочу продолжить тему «космических собратьев» и «хороших людей»… Вдруг ты знаешь кукольника, уже умершего правда, Рея Нюсселяйнена?

Бень Вот ты сейчас начала говорить, и я поняла, что про него спросишь. Еще когда я не занималась театром кукол, читала такой журнал «Кар», нашла там про него статью и поняла, что этот человек мне такой родной. Я искала про него информацию везде-везде и нигде не находила. Но мне так хотелось попасть в этот его немыслимый мир. Такая была у меня несбыточная мечта. Я поняла, что человек может взять и сам сделать театр. Какие-то слезы в коробочку собирать! Какое трогательное название театра «Параплюи» — «Зонтик». Как он начинал спектакли… Я до сих пор это помню: «Вы любите писать письма? Я тоже очень люблю писать письма, но у меня долго не доходят руки пойти купить почтовую марку, чтобы это письмо отправить…». Это такое точное человеческое наблюдение: написал письмо, марки нет, так и не отправил. Я мечтала больше всего на свете его где-нибудь встретить. И вот я оказалась на фестивале в Германии и попала в театр, где все фойе оклеено его афишами. Я вцепилась в женщину-директора и говорю: «Где, где этот Рей Нюсселяйнен? Когда будет его спектакль, я столько лет его искала!» А мне говорят: «Вообще-то это выставка его памяти». Он умер пару лет назад, его укусил, кажется, энцефалитный клещ или что-то в этом роде. Какая неожиданная и нелепая смерть.

Кушляева А я спросила про Рея Нюсселяйнена, потому твой спектакль «Домашний Еж» и некоторые песенки, «Природа чемодана», «Пес Баскервиль», мне напомнили истории, которые Рей рассказывал детям.

Бень Вообще «Домашний Еж» — для взрослых, но мне кажется, что лучший спектакль, который я сыграла, был, когда меня нечаянно поставили на фестивале в детскую программу. Пришли детки маленькие, шестилетние, пятилетние, с бабушками. И все, опять отступать некуда. Я, правда, сначала побежала ругаться с администрацией: «Вы что, с ума сошли? Это спектакль для взрослых…» Но делать нечего — полный зал карапузов. Я стала рассказывать историю так же, но чуть-чуть медленнее и очень спокойно. И это был такой классный спектакль! Раньше история заканчивалась словами: «Ежик спился и сдох под забором». Может быть, и хороша эта безжалостная фраза, но я перед детьми не стала говорить «сдох», сказала «замерз под забором»… Так и оставила после эту человечную версию. Оно, наверное, так лучше, уважительней к ежику…

Февраль 2014 г.