М. Дунаевский. «Алые паруса».
Русский мюзикл в помещении Мюзик-Холла.
Режиссер Дмитрий Белов, художник Глеб Фильштинский

В Петербурге не очень приживаются так называемые проектные мюзиклы — не набирается аудитории, которая бы наполняла зал в течение длительного времени, что позволило бы окупить затраты. Исключение составляет «Бал вампиров» в Театре Музыкальной комедии. Но особенность случая в том, что спектакль идет все же в рамках репертуарного театра. Это не проект специальной компании, которая занимается производством новой продукции или прокатом лицензированных постановок. Если это и проект, то внутритеатральный, нацеленный на привлечение публики, расширение репертуара, развитие труппы — у него другие цели и задачи.

Сцена из спектакля. Фото В. Кузнецова

Тем не менее он же и самый удачный случай — четыре сезона с аншлагами не продержался в нашем городе еще никто. Сей факт еще предстоит изучить со всех сторон. Но уже теперь ясно одно — успех «Вампиров» явился стимулом для других. В город чаще начали наведываться гастролеры с самыми разнообразными вариантами нашумевших мюзиклов, зашевелились и свои постановщики. Публика, приученная за несколько сезонов к тому, что это может быть качественно и содержательно, с бoльшим, чем прежде, энтузиазмом двинулась в Мюзик-Холл и Дворец культуры им. Ленсовета на Петроградской. Эти основные прокатные площадки для такого типа спектаклей в последнее время востребованы как своими, так и чужими. Прошла премьера театра «Карамболь» на музыку Александра Зацепина «31 июня», несколько взбудоражила публику, любящую музыку ABBA, «Mamma mia». Теперь параллельно идет «Пола Негри» и гастролируют «Алые паруса».

Интерес к мюзиклу делается более стойким, мне кажется, еще и потому, что подросло поколение зрителей, которых подобный вид театра способен удовлетворить. Зрелищность и динамика сами по себе уже способны завлечь в зал аудиторию, воспитанную на дайджестах и клипах. Коротко, ритмично, броско сыгранный в пении и танцах сюжет имеет заведомо большее число поклонников, нежели любой другой тип повествования. Все параметры и характеристики — для массового зрителя. А вот чтобы не только для массового… Или чтобы тот же массовый пошел не один раз… Для этого требуется коечто еще. Требуется художественный объем, некоторые слои смыслов, которые бы считывались и разными слоями публики. Система координат мюзикла как такового не очень провоцирует этот самый объем, не очень его обеспечивает или совсем не обеспечивает. Если объем и возникает, то скорее вопреки законам жанра и, конечно, за счет решения вопросов качества музыкального материала, исполнительского класса и в еще большей степени — содержательности режиссуры.

Вот, например, создатели мюзикла «Пола Негри» проблему объема решили просто и буквально — это 3D. Надел очки — есть объем, снял — нет. История рассказывается линейно — биография и биография: сначала будущая актриса была маленькой, потом подросла, влюбилась, начала сниматься в немом кино, еще раз влюбилась, потом состарилась и соединилась с первым возлюбленным на небесах.

Сцена из спектакля. Фото В. Кузнецова

Пронеслись перед глазами эффектные (танец с Рудольфо Валентино и полет на аэроплане) или менее эффектные (все остальное) сцены — и все. Наверное, это могло бы обернуться историей души, историей большой любви, творческой историей, наконец, но не произошло — то ли силы воздействия музыки не хватило, то ли присутствия личности, то ли какого-то над- или сверхсюжета. Иллюстрация фактов чьей-то, пусть даже занимательной, биографии — это еще не драматургия. Показ картинок с дальними планами — еще не образность. Получилось скорее шоу с уклоном в ревю, потому что гэги и трюки оказались важнее человеческой истории и составили основное содержание зрелища. Вывод, который выносит публика вроде автора этих строк, примерно таков — 3D в театре — это почти кино, только хуже… 3D не может быть целью и смыслом, даже если это «впервые в мире», как уверяют авторы проекта. Но ничего другого, нового о себе и мире мы так и не узнали и ничего нового не пережили. Ради этого ведь люди ходят в театр?

Понятно, что так случается далеко не всегда, но ожидаешь, все равно ожидаешь. И от мюзикла тоже — хотя бы эмоции, радости мастерства, наконец. При констатирующем типе высказывания: посмотрите это, потом это — невозможно.

Сцена из спектакля. Фото В. Кузнецова

У «Алых парусов» в этом смысле, кажется, обнаруживаются свои преимущества. Во-первых, мюзикл создавался с большим запасом театральной прочности в отличие от общей практики, когда новое произведение рождается не только как музыкальный, но и как сценический текст. При том, что цель и смысл мюзикла — конкретный спектакль, у «Алых парусов» на сегодня уже десяток сценических версий. Сочинение Максима Дунаевского понравилось театрам музыкальным и драматическим. Оно качественное по музыке, в нем есть свой индивидуальный интонационный строй, оно хитовое — фрагменты тем и мелодий будут звучать в памяти как приятное послевкусие. В нем есть еще и некая драматургическая особенность, которую можно расценить как недостаток, хотя можно и счесть именно особенностью (она есть и у Александра Грина в литературном первоисточнике). Дело в том, что герой мечтаний юной Ассоль — капитан Грей — наделен наименьшим количеством текста, как вербального, так и музыкального, и на сцене появляется крайне редко. В итоге все зависит от режиссера, от его понимания, о чем эта история. Здесь расчет не на музыку, а на сцену, на сценический текст, который можно герою дать или не дать (имеются любые примеры — см. статью Т. Тихоновец в «ПТЖ» № 72).

Версия, показанная в петербургском Мюзик-Холле, сделана постановочной группой в лице режиссера Дмитрия Белова, сценографа Глеба Фильштинского, хореографа Елены Богданович. Ее отличие — в максимальной условности зрелища, подчеркивании его монтажности и метафоричности. Если угодно, здесь сочиняется и играется прежде всего сверхсюжет о столкновении бытового, низменного и надбытового. Конфликт решен визуально. Толпа обитает в нижней части конструкции, похожей на палубу гигантского корабля, а Грей — на верхних площадках и мачтах. Сцена четко поделена: под клепанным металлическими плитами, сделанными как подъемные мосты на корабельных канатах, кроется что-то вроде трюма, где бар с бутылками, где каморка отца Ассоль, где замкнутая обитель священника — все там, в недрах, в чреве, где перемалывается пища духовная и физическая. И есть подиум, ведущий к лестницам и мачтам — наверх, где небо в облаках и дождь. Такой вот ковчег — маленький мир, сосредоточение человеческих пороков и надежд, злобы и мечты о добре и любви. Он раздираем своими драмами, он жесток и некрасив, как одежды толпы, похожей на массу земляных червей, извивающихся в своем глумлении над теми, кто во что-то верит. Действие часто идет параллельно или перебивками, когда акцентируется важный эпизод, — внизу копошатся одни, на боковых и верхних лестницах контрастные эпизоды других (для этого даже есть специальные персонажи — группа, обозначенная в программке как волны и ветер). Ассоль порой оказывается как бы между ними — в светящемся лифте, как в капсуле, которая переносит ее из мира в мир. Это и символ ее одиночества, обособленности, и одновременно знак ее устремленности вверх, и образ света, который она в себе несет… Свои мизансцены у Грея — он среди мачт и лестничных пролетов в открытой, незамкнутой части корабля, как призрак в белых одеждах. Но он точно есть и точно ждет встречи.

Сцена из спектакля. Фото В. Кузнецова

Самая выигрышная роль — Меннерс, избалованный богатенький сын хозяйки таверны, влюбленный в Ассоль с детства. Он фигура драматическая, ибо внутренне конфликтен, борется с собой и обстоятельствами. Он и самый живой. В отличие от других он не знак порока и не образ мечты. Человек. Он занимает центральное место в этой театральной структуре мира.

В финале, конечно, будут алые паруса. Грей принесет красную ткань, неловко скомканную в руках, и окажется, что этого достаточно — дать хотя бы намек. И тут выяснится, что у всех они есть, эти паруса, их много, они повиснут в трюмах и взовьются на мачтах, скорее не как паруса, а как алые дорожки или языки пламени, тянущиеся вверх, чтобы их раздувал ветер.

Спектакль сбит так крепко, что вполне способен вобрать в себя не один состав исполнителей. И, что нетипично для проектного мюзикла, в нем нет манков в виде актерских звезд. Просто все хорошо работают на единое целое, на художественную целостность, на метафору, которая и есть спектакль.

Май 2014 г.