

«Смертельный номер — любовь без границ», — объявляет о своем «выходе» героиня Ольги Альбановой Памела в спектакле «Оркестр». Эти слова удивительно точно характеризуют все творчество актрисы. Как бесстрашный канатоходец, она демонстрирует в своих ролях в Небольшом драматическом театре все грани того чувства, которое, по мнению Данте, приводит в движение солнце и планеты: от христианской жертвенности до безудержной страсти.
На одном полюсе театральных работ актрисы — глухонемая девочка-подросток Хустина (спектакль «В Мадрид! В Мадрид!»), на другом — возрастная Елизавета Сергеевна (в премьерном спектакле «Ю»). Между ними — героини русской классики: Сарра («Иванов»), Маша («Три сестры»), Василиса («На дне»), Катерина Ивановна («Преступление и наказание»). Актерская природа Альбановой, ее чувственность, глубина неразрывно связаны с народной поэтической культурой. А голос, редчайший, бархатный, низкий, способен увлечь в бездны (счастливы те, кто слышал ее вокал!), но об этом должны писать профессионалы…
17 апреля 1999 года студенты выпускного курса Льва Эренбурга сыграли свой дипломный спектакль «В Мадрид! В Мадрид!». 15-летний юбилей «Мадрида», который остается одним из самых успешных спектаклей в репертуаре НДТ, послужил поводом для встречи с Ольгой Альбановой, в прошлом ученицей Л. Эренбурга, а сегодня — педагогом на его актерском курсе в СПбГАТИ. Работа со студентами, многочасовые репетиции — график у актрисы невероятно напряженный, найти время для интервью было непросто. Мы встретились с Ольгой перед началом рабочего дня в одном из помещений репетиционной базы НДТ на улице Пионерской, где артисты театра и студенты нового набора занимаются и репетируют с осени прошлого года.
Татьяна Булыгина Читала, что вы решили поступать на актерский факультет спонтанно: увидели объявление о наборе, взяли с собой гитару и пошли. Неужели театр возник в вашей жизни стихийно?
Ольга Альбанова Решение действительно было спонтанным, но не случайным. В детстве я постоянно «мучила» родителей — играла в театр, устраивала домашние представления: натягивала простыню, делала кукольные спектакли с игрушками, продавала билеты. Позже я начала ходить в театральные кружки, занималась музыкой, пела. Театр всегда присутствовал и в жизни, и в подсознании, но оформленного желания стать актрисой у меня никогда не было.
Булыгина Вы учились пению у Дмитрия Покровского потому, что вам нравилась фольклорная музыка?
Альбанова Я не выбирала народное пение, так получилось, что этот жанр сам меня выбрал. Я отучилась у Дмитрия Викторовича один год. Специальность называлась «Актер театра музыкальной традиции». В сущности, я не знала, что стоит за этим названием, но, когда началась учеба, мне это бесконечно понравилось. Весь музыкальный материал Покровский и его ученики, артисты собирали в экспедициях, они ездили по деревням, общались с местными жителями и находили песни, которые были невероятно красивы по мелодике и по мысли. Меня они очаровали. И я с большим интересом училась и работала в ансамбле, участвовала в концертах, должна была вводиться в спектакль «Свадебка» и ехать на гастроли в Америку, но не получилось, потому что я в тот момент заболела и не смогла приехать в Москву.
Булыгина Жаль, что ваш музыкальный опыт не используется в театре. Это было бы интересно…
Альбанова Да, не используется, потому что никак не удается его применить к месту, хотя очень хочется и Лев Борисович постоянно говорит об этом. Но мне сложно вписать песню в роль так, чтобы получилось органично, — все время происходит нестыковка с драматургическим материалом.
Булыгина После Покровского вы оказались в Театральной академии, стали студенткой Льва Эренбурга. Вы сразу нашли общий язык с педагогом?
Альбанова Нет, не сразу. Поначалу я его ужасно боялась. Не могу сказать, что он вел себя как тиран и давил на студентов. Нет, этого не было. Но он очень строго и требовательно разбирал актерские работы. И я первые месяцы, когда мы делали этюды на память физических ощущений, вообще не выходила на площадку. Я видела, как другие выполняли задания, получали замечания. Мне же было невероятно страшно. А когда я в первый раз вышла с этюдом, Лев Борисович поступил очень грамотно — он меня похвалил. Он, видимо, понимал, что девочке страшно, она наконец-то после нескольких месяцев выползла на площадку и ее нужно поддержать, поэтому начал с похвалы, которая меня обнадежила. Это был очень верный педагогический ход.
Булыгина После выпуска ваши отношения с Эренбургом изменились? Вы спорите с ним во время репетиций?
Альбанова Мы друг друга полностью понимаем, но все равно в какие-то моменты существуем в полемике, причем он ее культивирует и часто повторяет: «Если не согласны, спорьте!» — потому что именно так, в обсуждениях, в столкновении различных мнений, и рождается нужный вариант сцены.
Булыгина Когда вы впервые почувствовали, что Эренбург — ваш режиссер? После того, как прошел первый страх?
Альбанова Я думаю, это случилось, когда мы пережили совместный успех «Мадрида», потому что успех очень объединяет. Хотя и прежде мне нравилось с ним работать, нравилось, как он провоцирует студента на площадке, как умеет дергать за нитки, чтобы ты в результате нашел ключ к роли и вместе с ним нащупал какую-то логику персонажа и сцены. В этом смысле он невероятно хороший педагог — умеет и понимает, как вывести студента или актера на живое. Так что работать с Львом Борисовичем мне нравилось всегда, а успех «Мадрида» окончательно расставил все на свои места.
Булыгина В репертуаре НДТ этот спектакль уже 15 лет. Изменился ли с тех пор рисунок роли Хустины, ваше понимание героини, отношение к ней?
Альбанова Нет, в целом рисунок не изменился, но добавились нюансы. Мне кажется, эта роль стала более детской. Когда мы выпускали спектакль, мне было 24 года и я играла в чистом виде глухонемоту. Тогда Хустина — это была я, просто глухонемая (смеется). Чем я старше становлюсь, тем больше пытаюсь насытить ее детскими проявлениями. На уровне жестов, микропоступка добавляются детали детского поведения.
Булыгина В первые годы спектакль игрался в небольшом помещении кинотеатра «Аврора». Зрители находились в полуметре от актеров. Эта близость зала помогала?
Альбанова С одной стороны, когда зрители буквально дышали тебе в колени, было очень страшно сфальшивить и приходилось работать точнее, филиграннее, а с другой — это будоражило тем, что мы все — и актеры и зрители — находились в одном пространстве и время от времени возникал эффект хэппенинга. Прошлой осенью мы сыграли спектакль в 91-й комнате «Балтийского дома», и это было здорово, потому что мы как будто вернулись во времена студенчества.
Булыгина Николай Песочинский сравнивал композицию спектаклей НДТ с набором «историй болезней». Если воспользоваться этим сравнением, как бы вы определили «историю болезни» вашей героини Елизаветы Сергеевны в «Ю»?
Альбанова Если говорить о нравственных болячках, то ее история болезни — это жизнь, прожитая без Барсукова, с которым, вероятно, было что-то в юности. Но страсть не изжила себя за много лет и изжить не может, хотя они уже люди в возрасте. Жизнь Елизаветы прошла с другим человеком, и он тоже стал для нее родным. С мужем ее связывает общий бэкграунд и двое детей, проблемных, вероятно, потому что она всю жизнь разрывалась. Но окончательно уйти из семьи — убежать она не может. История Елизаветы — это в первую очередь история болезненной страсти.
Булыгина Ваша роль в «Ю» перекликается с ролью Памелы в спектакле «Оркестр». Сама идея родилась во время репетиций?
Альбанова Нет, для нас в этом не было никакой рифмы. Даже интересно, что она у вас возникла. В отличие от Елизаветы Сергеевны, Памела — бабочка летящая, она бросает ребенка, отправляет его к матери в деревню, как бы устраняет из своей жизни. Памела делает свой выбор в пользу мужчины, он для нее основное. Мне кажется, Елизавета более стержневая.
Булыгина Как обычно у вас протекает работа над ролью? Вы сначала представляете себе образ героини, а потом идете к нему или все собирается в процессе по частям?
Альбанова Бывает по-разному. Не всегда себе четко представляешь образ. Цепляешься за какую-то основную черточку и начинаешь постепенно добавлять одно, другое. Например, сначала тебе слышится голос, манера говорения.
Булыгина Удивительно, но я почему-то так и думала. Казалось, что у вас от голоса, от звуковой партитуры должно все строиться.
Альбанова Ваша правда, я слышу какую-то интонацию, а дальше уже к ней добавляются ассоциации, связанные с внешностью: «Туфли она, вероятно, носит вот на таком каблуке. Прическа, скорее всего, такая»…
Булыгина То есть вначале звук, потом облик, пластика и психология.
Альбанова Да, чаще всего так. Но в случае с Елизаветой Сергеевной мне грезилась моя бабушка. Хотя я не могу сказать, что у меня получился один в один слепок с нее. Но манера поведения, отношение к тем или иным ситуациям, внутренний стержень героини — от нее. Обычно, когда строится роль, сначала что-то берется из воздуха — включается воображение, а потом основа начинает обрастать мясом, на этом этапе сами собой возникают ассоциации, и ты невольно «подтягиваешь» знакомых.
Булыгина А какова степень вашей свободы в работе над ролью?
Альбанова Свобода абсолютная! Мы даже роли выбираем сами. У нас нет распределения. Лев Борисович может сказать: «Это тебе подойдет». И тут же добавляет: «Но я могу ошибаться!» Все выбирают себе персонажей и сочиняют их самостоятельно.
Булыгина Коллективное творчество?
Альбанова Да, безусловно! Происходит совместное выращивание спектакля. Конечно, Лев Борисович может сориентировать в работе над ролью, и как режиссер он — человек, все и всех координирующий, истина в последней инстанции, но актерская свобода у нас абсолютная.
Булыгина Как вы обычно решаете, что будете играть в новом спектакле? Как находите «свою» роль?
Альбанова По первому плану кажется, что тебе подходит одна роль. Но с другой стороны, интересно пойти по пути наибольшего сопротивления и попробовать что-то новое, нехарактерное. После Василисы и Сарры мне захотелось сыграть возрастную роль, потому что я никогда этого не делала. Мне было интересно примерить на себя способ мышления человека, который старше меня. Но чаще всего стараешься выбирать то, что при прочтении сразу в тебя попадает и резонирует.
Булыгина Чем, на ваш взгляд, НДТ отличается от остальных театров?
Альбанова Этюдным способом работы! Эстетикой. Нас часто упрекают в том, что мы бываем излишне физиологичны. Может быть… Со стороны всегда виднее.
Булыгина Для меня это театр контрастов. В нем есть земное и высокое, поэтическое, то есть всегда присутствует вертикаль, и когда смотришь сверху вниз и видишь грязь, физиологию, то ощущаешь высоту!
Альбанова Если это так, то я искренне рада, потому что у нас нет желания показать задницу ради задницы, физиологию ради самой физиологии. Другое дело, если это что-то добавляет к смыслу сцены. Например, в «На дне» Настя в попытке утешить Бубнова начинает приставать к нему. Он убил свою жену, и поэтому возникает невротическая реакция — рвота. Близость женского тела настолько невозможна, что организм срабатывает именно так. Мне это понятно.
Булыгина Вы можете провести параллели с Небольшим драматическим театром в кино? Может быть, это фильмы Кубрика, МакДонаха…
Альбанова Нет, я не вижу прямых ассоциаций с НеБДТ в кино. С чем сравнить не знаю. Затрудняюсь ответить. Но мне очень интересно посмотреть, какое бы кино снял сам Эренбург!
Булыгина Одна из статей о вашем театре называлась «Небольшой театр жестокости» — о том, что жестокость на сцене может впечатлить зрителя… А как вам кажется, чем следует удивлять зрителя?
Альбанова Живыми актерами. Мне кажется, это самое большое удивление. И это, к сожалению, уходит из современного театра. Я слышала истории, что спектакли делаются за два месяца, так как все поставлено на поток. Но в такой ситуации практически невозможно создать на сцене живой процесс, потому что невозможно за столь короткий срок вырастить гомункула, который будет в дальнейшем самостоятельно жить-существовать. Сегодня нужно людей удивлять живым, настоящим, иначе они совсем уйдут из театра.
Булыгина А в кино вам не претит поточный процесс?
Альбанова Мне везло на режиссеров в кино. Я снималась у Кирилла Серебренникова в сериале «Дневник убийцы». Это был мой первый опыт в кино, и мы репетировали, перед тем как выйти в кадр. Кирилл давал такую возможность, я бы даже сказала, непозволительную роскошь.
Булыгина А как проходила работа над фильмом «Нелегал», где вы играете с Алексеем Серебряковым?
Альбанова Снимали неспешно, даже трепетно, нас не гнали, не торопили. С Борисом Фруминым было очень интересно работать, и я ему особенно благодарна за то, что он учил меня держаться перед камерой. Он говорил: «Оля, нужно очаровывать не партнера, нужно очаровывать камеру». Самих репетиций не было, но перед тем, как начать съемку, Борис очень долго разговаривал, мы выясняли, что и как должно происходить в кадре. Сложность кино заключается еще в том, что все снимается вперемешку — проживание роли прерванное. Иногда смотришь отснятый материал и замечаешь, что кое-где не стыкуются реакции. В «Нелегале» была моя третья работа в кино. Что-то не получалось, и требовались дополнительные дубли, но Алексей Серебряков никогда не вставал в позу, не раздражался. Он — великолепный партнер, очень терпеливый, помогающий. Я постоянно ощущала его поддержку.
Булыгина В театре партнерство имеет для вас такое же большое значение?
Альбанова Да! Но мы в этом плане счастливчики. Мы вместе со студенчества, знаем друг и друга и работаем в команде охотно, с удовольствием.
Булыгина В четырех спектаклях («Ю», «Оркестр», «На дне», «Три сестры») ваш партнер — Сергей Уманов. Это случайность или вы совпадаете с ним «по группе крови»?
Альбанова Мы как-то сами притягиваемся. Мы существуем на одной волне уже много лет, поэтому и роли у нас оказываются на одной орбите.
Булыгина Лев Борисович в одном из своих интервью говорил: «Медицина — это медицина, а искусство — это искусство. Оно не исцеляет». А вы верите в психотерапевтическую функцию театра?
Альбанова Если человек переживает катарсис на наших спектаклях, если происходит какой-то момент очищения, то, наверно, в этом и заключается психотерапия. Что же касается актеров, я не думаю, что можно театром решить какую-то проблему. Ты можешь выйти на сцену и забыться, обменяться энергией с залом. Если это хороший спектакль, ты отдаешь зрителям и точно так же от них летит обратно. Для человека, стоящего на сцене, — это терапия. Ты понимаешь, что не зря землю топчешь.
Булыгина Кто вам нравится из современных театральных режиссеров?
Альбанова Кама Гинкас, покойный Петр Наумович Фоменко, Лев Абрамович Додин. Недавно с большим удовольствием пересмотрела телеверсию «Бесов» МДТ. Еще из любимых — Юрий Бутусов, Кирилл Серебренников. Но, к сожалению, не хватает времени на то, чтобы ходить в театр.
Булыгина Вы преподаете на актерском курсе Л. Эренбурга. Людей подбирали под эстетику театра? Чем интересен этот набор, чем он отличается от предыдущих?
Альбанова Нет, мы не подбирали под эстетику. Но помимо способностей и внешних данных для нас был важен ум. Нам хотелось найти людей думающих, иначе с ролевым материалом, например, написанным Достоевским, актеру будет нелегко справиться. Чем они выделяются? Они моложе, но такое ощущение, что у них больше чувственного опыта, знания жизни, чем у предыдущих курсов. Мне было интересно с тем курсом и интересно с этим, потому что я расту вместе с ними и через ребят открываю что-то новое для себя в профессии.
Булыгина Недавно вы ввелись на роль Катерины Ивановны в «Преступлении и наказании». Интересно, что эта роль выстраивается в один ряд с другими вашими героинями, их объединяет мотив «жалеет-любит»…
Альбанова Да, этот мотив, безусловно, присутствует, потому что любила-то Катерина Ивановна своего первого мужа, а Мармеладова жалеет. Я пересмотрела все сцены с ней у Достоевского и зацепилась за текст, который добавила в ее монолог на похоронах Мармеладова: «Он человек хороший, вот он сидит бывало, на меня смотрит из угла, и так мне хочется подойти к нему — приласкать». Она, конечно, его жалеет.
Булыгина Что дает театр вам как человеку?
Альбанова Ты присоединяешься к высокой драматургии и пытаешься ее сценически интерпретировать. Это духовное обогащение и самореализация!
Апрель 2014 г.
Комментарии (0)