«Окна в мир».
Пьеса Александра А. Вислова по мотивам романа Ф. Бегбедера «Windows on the World».
Красноярский ТЮЗ.
Режиссер Роман Феодори, художник Даниил Ахмедов

У Красноярского ТЮЗа есть большая сцена, большой зал и большой (он же главный) режиссер Роман Феодори. Сочетание всех этих немаленьких величин привело к желанию поставить спектакль большой формы о главной (с точки зрения западного мира, во всяком случае) трагедии XXI века — теракте, уничтожившем Всемирный торговый центр в Нью-Йорке. 11 сентября 2001 года в башни-близнецы на Манхэттене врезались самолеты, захваченные террористами. Небоскребы рухнули меньше, чем через два часа, практически все находившиеся на верхних этажах погибли, в том числе все посетители, пришедшие на завтрак в ресторан «Windows on the World» на 107-м этаже Северной башни.

Сверхмодный французский писатель Фредерик Бегбедер почти сразу же написал роман об этом (он утверждает, что просто не мог писать ни о чем другом). «Windows on the World» — хроника последних часа сорока пяти минут из жизни техасского миллионера и плейбоя Картью Йорстона, приведшего в ресторан двух маленьких сыновей, Джерри и Дэвида, чтобы показать им лучшую панораму Нью-Йорка. Тщетные поиски путей к спасению, иллюзия игры в катастрофу, которой отец пытается успокоить детей, человеческие характеры, столь по-разному проявляющиеся в эти минуты, бездонное отчаяние и смерть, в общем, то самое «сердце ада», которое обещает эпиграф к роману («Задача художника — погрузиться в самое сердце ада», Мерилин Мэнсон).

Сцена из спектакля. Фото Е. Коковой

Надо сказать, что у романа два главных лирических героя-повествователя: кроме придуманного Бегбедером Картью Йорстона сам романист, пишущий свои «Windows on the World» в ресторане на вершине парижской башни «Монпарнас» и перебивающий хронику катастрофы воспоминаниями о своем детстве и юности, прошлых и нынешних возлюбленных, маленькой дочери Хлое, поездках в Америку, нью-йоркских барах, много о чем. Две линии этих монологов переплетаются не вполне органично. Хотя понятно, что Бегбедер пытается искренне и очень эмоционально осмыслить случившееся со своей, что называется, башни, страдания самовлюбленного эгоцентрика, центр мира для которого находится в его пенисе, кажутся слишком декоративными на фоне трагедии, чья безусловность нуждается только в лапидарной хронике и ни в чем другом.

В этом плане пьеса Александра А. Вислова (он больше известен как замечательный театральный критик, но и в драматургии давно не новичок) мне представляется этически более содержательным текстом, чем роман (надеюсь, месье Бегбедер никогда не узнает про это глубоко субъективное суждение). В ней тоже сменяют друг друга в качестве повествователей Картью Йорстон (Анатолий Кобельков) и Фредерик Бегбедер (Вячеслав Ферапонтов). Писатель даже начинает первым со слов о сумасшедших людях «фром Сайбириа», решивших поставить его роман (писателя ждали на премьере, и эти строчки, которые он явно не писал, должны были стать для него особенным сюрпризом. Но Бегбедер не приехал в Красноярск). Драматург Вислов прописывает удивительную эволюцию писателя-рассказчика (в романе в такой мере лично я ее не обнаруживаю): от самовлюбленного нарцисса, сексуально озабоченного пошляка и позера-эгоцентрика — к человеку, всерьез озабоченному судьбами мира, ощущающему персональную ответственность перед ближним и дальним. С темой дочери Хлои входит тема отцовства, очень важная для спектакля (ощущение, что Вислов, идеальный отец, как знают его друзья, привнес в инсценировку много личного, но отнюдь не лишнего). И Картью Йорстон прежде всего отец двоих сыновей, а уж потом бизнесмен, плейбой и техасец (помоему, актера и режиссера все эти составляющие характера героя просто не очень занимают).

Должен сказать, что вообще не вижу в этом спектакле никаких индивидуальных актерских побед. Бегбедер, Картью, Джерри и Дэвид (сыновей играют актрисы Анжелика Золотарева и Лада Исмагилова, их появление предваряет особый монолог Бегбедера, не писателя, но персонажа, о роли травести на русской сцене), ищущие выход из «сердца ада» посетители и служащие ресторана Лурдэс (Лилия Медведева), Энтони (Максим Бутивченко), Джеффри (Анатолий Пузиков) — все это скорее обозначение характеров, чем полнокровные образы. Феодори ставит современную трагедию, про сегодняшних людей в истинно трагической ситуации (рок, отчаяние и мужество перед неизбежным). А в современной трагедии, как известно (вспомним цитату из Бродского, которую, надо полагать, никто и не забывал), гибнет не герой, а хор. Вот этот самый «хор», человеческая масса героев зачастую бессловесных, лишенных имени и реплик, перетекающих по пространству сцены какой-то человеческой лавой, поглощающей персонажей с именами, и становится главным героем спектакля.

Два слова о пространстве сцены. Художник Даниил Ахмедов создает некую систему вертикальных и горизонтальных плоскостей, квадратов и прямоугольников. Много стекла, металла и света. Классический супрематизм и сегодняшний хай-тек, образ современного дизайна, современного пространства вообще, эффектного и функционального. При этом пространства совершенно бесчеловечного, кажется, что эта красота в человеке не нуждается, равнодушна и даже враждебна к нему. Люди здесь лишние.

А что касается «гибнущего хора», то каждому из зрителей спектакля дана возможность ощутить себя его частью самым непосредственным образом. Все начинается с предполетного инструктажа, который проведут вышедшие в проходы зрительного зала элегантные актрисы в образах стюардесс (и не надо иметь чересчур богатое воображение, чтобы ощутить себя в роли пассажиров тех самых «боингов», которым предстоит врезаться в башни-близнецы). Ближе к финалу в эти же зрительские проходы будут выбрасываться задыхающиеся от огня и смога посетители ресторана «Windows on the World». Окна в мир станут окнами в смерть. Между этими эпизодами произойдет многое, фантазия режиссера Феодори, как всегда, прихотлива (хотя и, как всегда в последнее время, порой тороплива и небрежна, особенно это касается музыкального и видеоряда спектакля).

Сцена из спектакля. Фото Е. Коковой

Но финальная овация для части публики окажется не вполне финалом. Немногочисленную избранную аудиторию (человек сорок) провожают в катакомбы циклопических тюзовских подвалов, где их ждет то, что называют режиссерским послесловием к спектаклю (справедливости ради надо признать, что главный автор этого пластического послесловия все же балетмейстер Наталья Шурганова). Среди труб и колонн, известки и пыли героические и необычайно пластичные актеры Красноярского ТЮЗа танцуют то, что хочется назвать (это моя версия) балетом мертвых тел, но живых душ. Башни рухнули, все умерли, но здесь, в небытии, темноте и грязи, в переплетениях тел и касаниях на ощупь продолжается поиск родного существа. Друг друга находит единственная пара. В пространстве большой сцены Елена Кайзер и Александр Князь играют персонажей, обозначенных у Бегбедера как Блондинка в костюме от Ральфа Лорена и Брюнет в тройке от Кеннета Коула, гламурную пару любовников, поглощающих на 107-м этаже гламурный завтрак ценой в сорок долларов на человека (в сентябре 2001-го это было, наверное, очень круто). Но в жизни после смерти уже нет пафоса, есть отчаяние последнего касания. И надо иметь в виду, что пластичности Кайзер могла бы позавидовать Ида Рубинштейн, а красоте Князя — молодой Марчелло Мастроянни (кстати, по отцу Александр — итальянец). Будет и еще один пластический эпилог в другой части подвала со своеобразным парадом главных архетипов американской культуры, но мне он покажется уже лишним. Too much.

«Прости, Хлоя, что привел тебя в пустыню этой земли».

Май 2014 г.