А. Могучий, С. Носов, С. Щагина. «Алиса». БДТ им. Г. А. Товстоногова.
Режиссер Андрей Могучий, художник Мария Трегубова

Спектакль «Алиса», поставленный Андреем Могучим с артистами БДТ, играется в новеньком, чистеньком и еще не вполне обжитом здании Каменноостровского театра. Зрители, впервые попавшие в эти почти игрушечные вестибюли, лесенки и переходы, чувствуют себя не вполне уверенно: словно оказались то ли в незнакомом музейном пространстве, то ли в каком-то сериале «про прошлую жизнь». Чувство утраты зрительского равновесия обостряет насквозь странный спектакль с подчеркнутой неопределенностью предлагаемых обстоятельств.

Где на самом деле происходит то, что происходит на сцене? Во сне, который снится старой даме, волею случая застрявшей в лифте? Или ей снится сон, что она застряла в лифте? Или ей снится, что она застряла в лифте, заснула и видит сон? А может, это старая актриса, запертая в лифте между четвертым и пятым этажом, пугается замкнутого пространства, теряет сознание от духоты и оказывается во власти видений прошлого, то ли реально бывшего, то ли вычитанного из книг, то ли нафантазированного?

Кто такая Алиса: старая дама, уже прожившая доставшиеся ей девятнадцать временных отрезков из двадцати возможных и напоследок выпавшая из времени? Актриса на возрастные роли, подводящая итоги своей «жизни в искусстве»? Лирическое «я» или alter ego самой Алисы Бруновны Фрейндлих, исполняющей заглавную роль? Сомнений не вызывает одно: явилась она из «Plusquamperfekt» (давнопрошедшего времени) — внутреннее благородство, интеллигентность облика, поведенческая грация, отчетливость фразировки и точность жеста говорят сами за себя. Но ты опять теряешься: это принадлежит самой Алисе или играющей ее актрисе по имени Алиса?

Режиссер-постановщик отказывается идти навстречу театральным «простецам»: фиксировать образ, отображать реальность в трехмерном измерении и давать ход фабульному развитию сценического повествования. Действие базируется на всплывающих образах сознания заглавной героини и развивается по принципу случайных ассоциаций. Так выстроил некогда «Утиную охоту» Александр Вампилов. Так когда-то поставил «Дом на набережной» Юрий Любимов. Так сыграл Нижинского Олег Меньшиков в спектакле Павла Каплевича. Свою версию спектакля-воспоминания дал Анатолий Праудин в мистических «Поющих призраках» с Ириной Соколовой в главной роли. Андрей Могучий выбрал самый радикальный вариант из всех возможных и предложил зрителю катастрофически резкий разворот опасной темы выпадения из времени.

А. Фрейндлих (Алиса). Фото А. Могучего

Первое, что он сделал, — отказался от бенефисного принципа постановки и не предусмотрел зрительские аплодисменты ни на первый выход примы, ни на ее финальный уход. Алиса Фрейндлих появляется в спектакле неожиданно и незаметно — только что ее не было, и вдруг она тут как тут. А как же долгий проход народной любимицы от арьерсцены к линии рампы и длительные приветственные рукоплескания зрителей? А никак: моргнуть не успели — она уже сидит за столиком, потягивает коньяк, досадует на вдруг отказавшую зажигалку и сердито разговаривает с непонятно откуда взявшимся и непонятно чего требующим Кондуктором.

Поблескивают белыми отсветами подвески люстры. Светильники по бельэтажу забраны белым, как и два кресла в ложе бенуара. Две зачехленные приставные лестницы ведут на ярусы. В неглубокой глубине, на заднем плане — рояль с черной поднятой крышкой, закутанный в белый чехол, но отсвечивающий традиционным черным лаком. Рядом с ним — трое музыкантов, что-то негромко наигрывающих под сурдинку (композитор Настасья Хрущева). Над закрытой дверью, ведущей на сцену, — беленькие пухлые амурчики. Где-то сбоку примостился спиной к зрителю Кролик, тихонько поматывающий большой белой головой (только по этому движению мы понимаем, что он, кажется, живой).

В это спящее белое царство, созданное художником-постановщиком Марией Трегубовой, забредает девочка в бирюзовом платьице с оранжевым мишкой в руках — единственное здесь цветное пятно. Укладывает плюшевую игрушку спать, а сама подходит к старенькому черно-белому телевизору и включает его. Какие-то люди в черном неожиданно появляются на ярусах, в бельэтаже, в ложах бенуара. Освещая фонариками ряды кресел и неуклонно повторяя: «Ваш билет», они добираются и до Кролика, и до нашей героини, и до всех остальных. Детский голос из какого-то дальнего далека позвал: «Алиса…». В этот момент маленький театрик, в центре которого оказалась ничего не понимающая Алиса, притворился настоящим, а реальность поплыла неведомо куда.

«Где я?» — допытывается героиня мудреной сказки Льюиса Кэрролла.

«В Зазеркалье!» — отвечает авторфантаст.

«Где я?» — настойчиво вопрошает актриса-реалистка.

«А где мы все?» — отвечает вопросом на вопрос режиссер-модернист.

Сцены из спектакля. Фото из архива театра

Актриса, сбитая с толку, пытается «привезти мозги в порядок» и определиться с большей или меньшей точностью в предлагаемых обстоятельствах автора. Режиссер, в свою очередь, стремится вывести ее на принципиально иной способ существования, где реальность — это плывущее сознание героини, а партнеры — порождения ее сознания, тени прошлого, отражения ее внутреннего мира.

Не только блистательную Алису, но и ее замечательных партнеров Могучий постарался вырвать из объятий рутинного психологизма и погрузить в парадоксы, абсурды, фантазмы и миазмы «измененного сознания». Распределив роли по знаменитостям (сплошь — народным и заслуженным), он заставил их блуждать в лабиринте коллективного бессознательного. Перед записными реалистами, классиками театрального академизма он поставил абсолютно новые актерские задачи, и они взялись за их исполнение с той ответственностью и добросовестностью, которая всегда отличала товстоноговскую труппу. Вероятно, в путешествие по закоулкам общей памяти (социальной, экзистенциальной, творческой) кто-то отправился с опаской, кто-то с решимостью, кто-то отважно, а кто-то — с явным стремлением сохранить независимость собственного «я». Но из разнонаправленных и разнохарактерных намерений возникло подлинное драматическое натяжение между режиссером и артистами. Оно-то и составило настоящий сюжет «безумного чаепития», крайне любопытный для театралов.

Пробежал с грубоватой репликой разбухший от непомерного обаяния Шалтай-Болтай (Андрей Шарков), вернулся, уселся. То там, то сям замелькал печальный Шляпник (Валерий Ивченко), единственный из всех понимающий суть вывернутой наизнанку реальности и желающий только одного: «Вернуться туда, где вступили на ложный путь, и постараться не замутить воду». Появилась в королевской ложе Королева (Ируте Венгалите) и обрушила на недоумевающую Алису лающие, короткие, настойчивые вопросы. Ей охотно, хотя и бестолково подыграл Король (Евгений Чудаков), не вполне понимающий, что, собственно, происходит. Помалкивает до времени Додо (Георгий Штиль) и не выдает себя Гусеница (Сергей Лосев). Где-то сбоку маячит Поросенок, который стал человеком (Геннадий Богачев). Кролик (Анатолий Петров) несет официозный бред о традициях и исторической памяти. Ему внимают сосредоточенно и серьезно, только у Алисы мелькнула скептическая улыбка при словах о «славе и гордости нашей огромной страны». Лица выбелены мукой, кто-то в масках, кто-то в клоунском гриме…

Каждый из них получит свое ролевое соло, но позже, во втором акте, когда они, перейдя со сцены в зрительный зал, расстанутся со своими сказочными амплуа и начнут искать хоть что-то настоящее — действительно сущее и реально бывшее. А пока они все вместе — прислушиваются к лозунгам и рекламным слоганам, ловят летящие сверху капустные головы, пытаются вспомнить, куда и почему они бежали по кругу, куда все делось и почему они всё забыли, в том числе и то, зачем они. Актеры играют так, что вывороченным оказывается не только пространство (зрители сидят на сцене, изображающей зрительный зал), но и время. («Назад не могу и здесь не хочу…») Абсурд нарастает, и Алисино недоумение «Где я?» переходит в другой вопрос, более трудный: «Где я?»

Диалог Шляпника с нею о правдецах и лжецах Валерий Ивченко проводит гениально: он «достал-таки» ее, и на глазах Алисы (впервые!) появились слезы: «Что я тут делаю?..» Он вспомнил наконец: «Мы бегали, потому что Алиса плакала, — мы так сушились». И слезы об утраченной реальности появились у всех — Поросенка, Королевы-Мамы, Шляпника…

Сцены из спектакля. Фото из архива театра

Желание Алисы уйти из игрового мира мнимостей («Господи, где выход?!») переросло в стремление понять, а следом проявилась и потребность вспомнить — таков ее путь в спектакле. Ведомая режиссером, подталкиваемая партнерами, Алиса отбрасывает все страхи и недоумения, перестает задавать зряшные вопросы и наконец-то вспоминает все. Мнимости рассеялись, наваждение кончилось, утраченная реальность обретается заново, правда, не в сегодняшнем дне, а во вчерашнем — в том отжитом и почти забытом времени, когда все было настоящим: «Жизнь была жизнью, смерть — смертью, Бог — Богом, ложь — ложью, а правда — правдой».

Так специфично театральный сюжет теряет свою специфичность и развертывается в общезначимый, кровно затрагивающий каждого, кто выпал из времени, у кого реальность плывет, система координат размывается, верх-низ утерян, право-лево не различаются, а бытийная точка опоры провалилась в тартарары. Благодаря искусству актеров, поверивших в предложенные режиссером зыбкие, неверные, «плывущие» правила игры, абсурдистская театральная поэтика, замешенная на метафизике смыслов, получает глубокие и точные реалистические объяснения, а зрители проходят сквозь спектакль, как сквозь сновидение Алисы.

Андрею Могучему досталась труппа, хранившая и, благодаря Темуру Чхеидзе, сохранившая память о великом Товстоногове. Георгий Александрович, как при жизни «уважать себя заставил», так и теперь, уже оттуда, с театрального Олимпа, продолжает цепко держать артистов своего театра в фарватере классического сценического реализма. И берега обветшали, и течение замедлилось, и вода замутилась, но всетаки это река великая: исток ее столь мощен, а дно настолько глубоко, что не на одно театральное поколение хватит. И каждого, кто в нее входит, ждут нешуточные испытания — на прочность души, на верность памяти, на искренность понимания. Андрею Могучему — веришь. Рискованная прививка ультрасовременных театральных идей к высококультурному актерству старой школы — несомненная творческая победа мастера, освежившая и обогатившая добротный сценический реализм артистов БДТ.

Май 2014 г.