Р. Щедрин. «Не только любовь».
«Санктъ-Петербургъ Опера».
Дирижер Александр Гойхман, режиссер Юрий Александров, художник Вячеслав Окунев

Для Петербурга Родион Щедрин — один из самых репертуарных современных композиторов. Три его оперы идут в Мариинском — «Мертвые души», «Очарованный странник», «Левша». Балеты там же — «Конек-Горбунок», «Анна Каренина», «Кармен-сюита».

И вот теперь в «Санктъ-Петербургъ Опере» премьера спектакля по раннему опусу— «Не только любовь». Это в ситуации, когда отечественные оперные театры авторов, ныне живущих и творящих, не очень жалуют и редко ставят. Оправдывают себя тем, что публика не идет. И публика действительно не ходит на произведения, написанные в двадцатом, тем более в двадцать первом веке. Почему? Да потому, что навыка нет. Привычка не сформировалась. Не оказалось еще это дело — мировые премьеры показывать — делом престижным, обязательным, не обрело оно ранг светского мероприятия. Словом, проблема бумерангом возвращается к театрам — от них во многом зависит воспитание навыка общения с современным искусством.

Сцены из спектакля. Фото И. Волкова

А пока о сложившейся практике питаться прошлым и не заглядывать в будущее можно только сожалеть. Театр без современных произведений — неважно, драматический он или музыкальный, — откатывает назад. Невозможно жить на бесконечном перечитывании классики. Тем более развиваться — не в смысле двигаться только прямо и вперед, а меняться, получать толчки и тычки, пусть даже и утверждаться в том, что классика лучше. Все равно для этого нужны новые сочинения, независимо от того, удачны они или нет, будут пользоваться успехом или наоборот, войдут в репертуар или не задержатся на афише. Это не вопрос обновления или, не дай бог, прогресса в искусстве. Это вопрос жизни, по крайней мере такого эфемерного искусства, как театр. Если уж «здесь, сегодня и сейчас», то как обойтись без новых интонаций, ритмов и гармоний? Или без переиначенных старых, но сегодня переиначенных, услышанных, уловленных…

И вообще, есть, например, разница для оперных артистов фараонов играть и петь или колхозников? Вопрос риторический: очевидно, что есть. Спектакль «СанктъПетербургъ Оперы» доказывает, что колхозников, естественно, дoлжно играть подругому. Но при этом можно еще и с удовольствием, и даже со смаком. И включать наконец понадобившиеся жизненные свидетельства, и проникать в характеры, гораздо более близкие и знакомые, чем фараоньи. И радоваться своей собственной наблюдательности, позволяющей делать персонажей такими узнаваемыми и как-то по-особому близкими и понятными.

Спектакль хорош именно этим — люди в нем живые, атмосфера легкая, не искусственно созданная, частушки, кадрили, ситцы — все наше, все привычное. Непривычно только, что это на оперной сцене. Отвыкли, не успев привыкнуть.

Сцены из спектакля. Фото И. Волкова

Написанная в начале 1960-х, опера Щедрина появилась в 1970-е на подмостках Малого оперного театра, и тогда она тоже казалась непривычной. Удивительно было видеть Юрия Марусина в роли деревенского Дон Жуана Володи Гаврилова, но роль ему шла. Евгения Гороховская очень уместной казалась в виде председательши колхоза Варвары Васильевны и уверенно отплясывала кадриль. А внутренние свои думы и переживания подавала в масштабе Катерины Измайловой, благо музыка Щедрина давала для этого прямо-таки роскошный материал.

Пятьдесят лет спустя она по-прежнему замечательна, эта музыка. В ней все так же ощущаются свежесть, глубина одновременно с лихостью, абсолютная органика в сочетании лирики и народного пляса. Столько в ней ума, ехидства и драматизма — полнокровного, настоящего. Опера ладно скроена, выстроена — театральна. Три акта по 35 минут. Экспозиция — знакомство героев, возвращение Гаврилова в деревню к невесте, встреча с Варварой. Второй акт можно именовать кратко — кадриль. Развитие отношений в танце, частушках, попевках. Третий акт — финал, развязка, отказ Варвары отдаться чувствам, построить свою любовь на разрушении чужой. Лаконично и динамично развивается действие. Не внешнее — внутреннее. Внешне как раз мало что происходит.

В спектакле Юрия Александрова лаконизм и динамика поняты и подчеркнуты.

Сцены из спектакля. Фото И. Волкова

Они есть и в оформлении Вячеслава Окунева: спроецированные на задник хмурое небо и лес словно перечеркнуты объемными стволами деревьев — падающих, наклонившихся, почти закрывающих глубину сцены, горизонт. В этих не рисованных, а будто настоящих, объемных перекрещенных толстых бревнах или стволах — запрет. Прообраз финала. Предчувствие или предупреждение. А на сцене пусто — по необходимости пара пеньков, на которых и сидят, и козла забивают трактористы. Главный герой и возмутитель спокойствия появляется из зала — чужой, приезжий, в безвкусном городском прикиде. И начинается… Полунамеки, полувзгляды и наэлектризованность между двоими. Это трудно поставить и трудно сыграть, это как в жизни — вроде бы и не смотришь на приглянувшегося человека, но всегда знаешь, где он, и понимаешь, что от него такой же посыл идет к тебе. Тонкая вещь в опере играть взглядами, едва заметными реакциями, когда в тексте все совершенно другое — текст прямой, деревенский, народный, хотя и с подковыкой. Но так построен весь спектакль. И особенно хорош второй акт (в спектакле он объединен с первым). Он весь на танце — женском, потом парном, со своими выходами и соло, сменами темпов, паузами, ускорением. За непринужденно придуманной и простроенной пластикой, притопами и прихлопами — вихрь эмоций, перемены отношений, принятие непростых решений, любови и страдания.

Третий акт — это и жаркая, страстная встреча любовников, запретная, мучительная, неловкая, и большая сольная сцена Варвары. Монолог, едва ли не напоминающий финал «Леди Макбет» Шостаковича — «В лесу, в темной чаще, есть озеро»… Ассоциация прямая — темная чаща, темная совесть, трагический разлад. Вот вам и частушки, и плясовая деревенская жизнь, и люди простые. А страсти шекспировские — у Щедрина и в спектакле Александрова они такие. Темные, душные, разрушительные. Впрочем, для кого какие — как в жизни: с кого как с гуся вода, для кого — смерти подобны, у кого иронию вызывают. В спектакле весь этот спектр явлен, разработан, раскрыт, потому он и держит внимание.

И еще хочется, чтобы постановка задержалась в репертуаре. Надолго. В воспитательных целях. Как веский аргумент в пользу современной оперы.

Апрель 2014 г.