А. Н. Островский. «Таланты и поклонники».
Минусинский драматический театр.
Режиссер-постановщик Павел Зобнин,
художник-постановщик Фемистокл Атмадзас
…Александра Николаевна Негина, актриса провинциального театра, молодая девица, и Домна Пантелевна, мать ее, вдова, совсем простая женщина, снимают угол на товарном складе. Груба жизнь, что еще скажешь. Жизнь на юру, вечно на глазах у посторонних, как на сцене. Посторонние — хозяйничающая на складе бригада грузчиков, повелители ящиков, контейнеров, тележек и самокатов. Веселые молодые люди почтительны (хотя и несколько снисходительно) с матерью, кокетливы с красавицей дочерью и подобострастны с забредающими сюда хозяевами жизни (ради приветствия богача Великатова так просто выстраиваются в торжественную шеренгу). При необходимости пространство, придуманное художником Фемистоклом Атмадзасом, трансформируется в театральное закулисье или вокзальный зал для пассажиров первого класса, а грузчики соответственно перевоплощаются в рабочих сцены или официантов. Прежде чем перейти к «первым сюжетам», я бы все-таки воздал должное этой команде молодых актеров минусинской труппы (Владимир Кадоло, Дмитрий Киреев, Александр Никандров, Денис Целуйко, Артем Лопатин). Быть столь точным и органичным в бессловесной роли, никогда не выпирать на первый план, но свой второй или даже третий отыгрывать с тщанием и любовью, хорошо слушать и содержательно молчать — часто ли встречается такое на современной сцене?
О Негиных. Домну Пантелевну играет Галина Архипенкова. Вот ведь счастье — встреча характера и текста Островского с органичной, сочной, просто созданной для этой роли актрисой. Как всегда в таких случаях, знакомый текст русского Шекспира вдруг открывает новые краски и смыслы. «Да к чему ж эти нежности при нашей бедности?» — Домна Пантелевна Галины Архипенковой произносит эти слова так, что понимаешь: эта женщина знает все и про бедность, и про нежность. Про бедность, конечно, больше, но и про нежность немало. Недаром вырастила такую дочку: тонкую, трепетную, звонкую, прелестную. Вокруг которой водят любовный хоровод вполне штучные мужские особи.
В этом «хороводе» нет карикатурных персонажей (карикатура вообще мало интересует режиссера Павла Зобнина, его стиль — глубокая простота). Хотя как легко было сыграть только карикатуру в старом ловеласе князе Ираклии Стратоновиче Дулебове. Но в персонаже актера Виктора Бубенкова есть и настоящее волнение, и своеобразное благородство, и опыт долгой жизни, и искренняя обида отвергнутого чувства. Этот князь кажется особенно симпатичным на фоне «молодого волка», губернского чиновника на видном месте Григория Антоновича Бакина. Игорь Фадеев играет очень современный тип (именно такие персонажи занимают сейчас ключевые посты в нынешней власти) чиновника с новорусским и полубандитским прошлым. В отличие от князя у него нет желания даже играть в благородство: «Ухаживать, любезничать, воскрешать времена рыцарства — уж это не много ли чести для наших дам!» Рядом с этим волчарой ежится даже Дулебов, а Бакин с князем любезен не без издевки и, что называется, до поры до времени. А в том, что его время придет очень скоро, Бакин этот нисколько не сомневается. В ряду таких же персонажей антрепренер Гаврило Петрович Мигаев (Евгений Клейменов): лощеный, равнодушный, льстивый, себе на уме.
Минусинские «Таланты…» — спектакль редкого актерского ансамбля. Здесь можно подробно писать едва ли не о каждой работе. О Смельской Ольги Смеховой — красавице в цветах и перьях, замечательно играющей абсолютно театральный сюжет. Ее Смельская — лучшая и искренняя подруга Негиной. Но актриса может простить подруге-актрисе все, кроме успеха. Женского, а главное — на сцене. Как эта зависть плющит и корежит хорошенькое личико, как интонации перенасыщаются сладким ядом («Предлагаете коляску и себя, конечно, в провожатые?»)… Очень хороши старые идеалисты, вечные театральные типы: помощник режиссера Мартын Нароков (Николай Кокконен) и пьяный трагик Ераст Громилов (Сергей Быков). Значителен хозяин жизни Великатов (Александр Израэльсон).
В. Бубенков (Дулебов), М. Ковалева (Негина). Фото Л. Третьяковой
Отдельный сюжет — взявшийся «актрису грамматике учить» Петр Мелузов Дениса Энгеля. К счастью, и здесь не играется только карикатура, только предтеча чеховского Пети Трофимова, как это часто бывает в других спектаклях. Человек с чувством собственного достоинства, неглупый, способный постоять за себя и любимую девушку (выпроваживая из дому Негиной зарвавшегося ухажера Бакина, заломит ему руку и макнет в ведро с водой. Зрительный зал устроит овацию). Вот только он человек, что называется, дюжинный, обычный, рядовой. Именно таких часто можно увидеть рядом с большими актрисами. Но эта «роль второго плана», положение в тени должно быть осознанным выбором. Такой выбор не для этого Пети, что понимает эта Негина.
Наконец-то о главной героине. Марина Ковалева играет историю пути на сцену, историю взросления, а если угодно, и старения души («Груба жизнь»). Как прелестна ее Негина в первых сценах! Но при этом «слишком проста» (эта фраза князя Дулебова в данном случае не кажется несправедливой). Путь на сцену, настоящую, большую сцену — как путь прощания с иллюзиями, наивными мечтами, точное понимание, что сцена требует всей жизни, всего человека, а за талант и успех надо платить. Причем это предоплата без гарантий. В ночь после бенефиса, успеха, триумфа эта Негина меньше всего играет безмятежное торжество победителя. Это ночь принятия решений. При сумеречном свете она читает два письма. От Пети: «Да, милая Саша, искусство не вздор…». «Прочти другое, Саша!» — попросит мать. Другое — от Великатова. «…Она вступает на сцену в театре, который совершенно зависит от меня, вступает с полным блеском…». Эти слова Негина Марины Ковалевой перечитает дважды, второй раз они прозвучат как решение, еще не принятое, но уже предугадываемое. Эта внутренняя эволюция, этот путь к себе и путь к призванию замечательно сыграны внешне: в финале, в сцене прощания на вокзале, перед нами просто физически другой человек: не милая барышня в кокетливой шляпке с пером, а зрелая женщина с непокрытой головой, прямыми волосами, в черном пальто. И голос другой. Красивая, страстная, несчастная. Настоящая актриса в ожидании настоящего Театра. И поразительно: пространство сцены, освобожденное к тому времени от складского хлама, вдруг поманит, пригрезится образом именно такого театра, какой-нибудь Александринки.
Надо сказать, что премьера минусинских «Талантов и поклонников» Павла Зобнина была сыграна несколькими месяцами ранее нашумевшей премьеры «Талантов и поклонников» Миндаугаса Карбаускиса в театре имени Маяковского. Так что все совпадения смыслов случайны. Точнее, совершенно не случайны: именно эти смыслы старой пьесы Островского сегодня хочется считывать и в Москве, и в Минусинске. В Минусинске, на мой взгляд, получается точнее: в отличие от Карбаускиса, Зобнин не озабочен необходимостью устраивать персональные бенефисы «первым сюжетам».
Сцена из спектакля. Фото Л. Третьяковой
…Вообще же Минусинск — земля чудес. Прежде всего театральных (хотя как забыть про знаменитые помидоры). Едешь сюда из Красноярска через заснеженные и пустынные хакасские степи (только иногда промелькнет фигурка хакаса в мохнатой шапке на мохнатой лошадке). Идешь к театру по улице деревянных домов с дымящимися трубами. За всем этим как-то забываешь и про президентский грант театру Алексея Песегова, и про гастроли в Японии, и про грядущие гастроли во Франции. Забываешь до третьего звонка. А там видишь — настоящий театр. Сильный не только актерским ансамблем на сцене, но и теми, кто работает на этот ансамбль за кулисами. В какой-то момент герои спектакля вышли в зал, и тогда я (и не только я) бросил слушать текст. Хотелось в деталях разглядеть костюмы: замечательно придуманные (художник по костюмам Ольга Атмадзас) и безукоризненно сшитые. И так не только в костюмах, во всем. Не таежная глушь, а самый настоящий Театр. Достойный Сашеньки Негиной.
Апрель 2012 г.
Комментарии (0)