М. Булгаков. «Театральный роман (Записки покойника)». Театр «Мастерская П. Фоменко».
Авторы спектакля Петр Фоменко, Кирилл
Пирогов, художник Владимир Максимов
Спектакль «Театральный роман» вырос из этюдов, которые делали артисты «Мастерской». Петр Фоменко предложил им самим выбрать литературный материал, и в конце концов все сошлись на Булгакове, на произведении о театре, о Голгофе творчества, о взаимоотношениях творца с властью и обществом, со всем миром. Так и просится вывод: у «фоменок» наступил неизбежный момент рефлексии, они ставили и играли про себя самих. Тем более что к Булгакову (более всего к пьесе «Мольер») рано или поздно обращаются едва ли не все зрелые мастера и их постановки выходят своего рода исповедями. Но вот спектакль увидел свет, и распознать в нем автобиографическую составляющую, по чести сказать, почти невозможно.
История о молодом человеке, который принес пьесу в имперское театральное заведение, в это «небывалое государство» с непостижимой иерархией авторитетов и должностей, легенд и традиций, видимых и подковерных процессов; об авторе, который полагал себя новым и нужным искусству, но попал под его жернова, — эта история не сильно проецируется на «Мастерскую П. Фоменко». Ну, разве что в той степени, в какой любой театр — это и интриги, и сшибки амбиций, и непременная смена эстетических векторов, и конфликты поколений. Но так ли все это обострено именно у «фоменок», театра скорее камерного, коллектива, сумевшего, оставив позади студийность, не развести у себя бюрократию; вопреки почету и признанию, не забронзоветь; несмотря на безоговорочный диктат Петра Наумовича, не превратиться в рабское поголовье? Нет, тут, скорее, актуальны были бы рефлексии иного рода: время самой яркой и плодотворной театральной идеи кто-то из знатоков ограничил пятнадцатью годами, а «Мастерская» давно перешагнула такой рубеж. Однако и этой ниткой, как бы ни хотелось, спектакль не прошьешь — стежки пропадают на полпути. Вот декорация Владимира Максимова намечает в глубине сцены некий арочный проход. Зыбкий инфернальный «свет в конце тоннеля» рисует нам два плана этой истории, где реальная московская подворотня «отсвечивает» первым названием и, соответственно, смыслом булгаковского романа, который, как известно, — «Записки покойника». Однако и тут тема не развивается. После разгрома пьесы Максудова «Черный снег», который учиняют старожилы Независимого театра, молодому автору остается только наложить на себя руки. Но фоменки решают иначе, и Максудов читает у рампы бессмертные строки про тьму, накрывшую город Ершалаим. Для тех, кто, как говорится, в материале, утешение, конечно, слабое. А все же утешение, ибо «Черным снегом» дело не закончится, автор еще подарит человечеству «Мастера и Маргариту».
К. Пирогов (Максудов). Фото А. Бессер
Здесь пора прояснить, что драматурга Максудова играет Кирилл Пирогов и он же — один из создателей постановки, его имя стоит в программке после имени Петра Фоменко. Спектакль прилежно идет вслед за автором, и само это обстоятельство для «Мастерской», свято почитающей литературные оригиналы, не является новостью. Новость — то, что на этот раз следование за текстом на удивление иллюстративно, перед нами сценическое «прочтение» чуть ли не в буквальном смысле этого слова. Повествовательный тон, аккуратная разбивка на сценки и сам благородный, вдохновеннорастерянный Максудов, убедительно и точно, но исключительно монотонно совершающий свой путь от эпизода к эпизоду, наводят на мысль об актерской режиссуре. Петр Наумович, вероятно, наметил, благословил и отпустил вожжи. А далее на «автомате» действовал уникальный фоменковский генотип, и где-то он сработал на славу, но это, как сказано у Чехова, были только моменты.
Вот ходит и все — бочком, все мимо — молодой брутальный режиссер Фома Стриж — Иван Вакуленко, которому явно не дождаться постановки в Независимом. Вот невозмутимо загадочные Менажраки — Мадлен Джабраилова и Торопецкая — Галина Тюнина сидят по углам сцены, и ясно, что эти жрицы директората знают много гитик, не ведомых самому Господу Богу. Вот и Максудов вечно прижимает к груди папку с рукописью. Ему бы с ней — на какую-нибудь новодрамовскую лабораторию, но он, бедняга, влюбленный в колонны и поворотные круги, явно ошибся адресом.
Сцена посещения Максудовым Сивцева Вражка, где обитает гуру Иван Васильевич, — истинно фоменковское фирменное блюдо, главный «продукт» которого — тончайшие наблюдения за человеческой природой. Артист Максим Литовченко в чуть намеченном портретном гриме К. С. Станиславского вкусно разыгрывает величие немощи, вдохновенный склероз. В декорациях деликатно воспроизведены и оливковый цвет стен альма матер, что в Камергерском переулке, и соответствующий шрифт в названии «Независимый театр», и не имеющая отношения к прототипу, но победно бутафорская лошадка, венчающая колонну.
Сцена из спектакля. Фото В. Ярошевича
Эпизод, где актеры-основоположники окончательно топят пьесу Максудова «Черный снег», пожалуй, единственно претендует на некую фантасмагорию. Народные и заслуженные небожители здесь превращаются в манекены, идет затяжная немая сцена, отсылающая прямиком к Гоголю, с инсценировками которого Булгаков изрядно намучился в Московском Художественном театре. И все бы хорошо, если бы артисты на сцене не застыли перед зрителями минут эдак на десять. Тут уже не получается считывать никакие метафоры, потому что думаешь только о том, как у бедняг затекли руки-ноги и как им, наверное, тяжко.
«Театральный роман» на самом деле готовит постановщикам так же много коварных ловушек, как любые другие булгаковские сочинения. Блистательный текст, чуть зазеваешься, скатывает спектакль в литературщину. Глубочайшая авторская ирония провоцирует на сценическую карикатуру, социальная злость — на памфлет, а очевидная мистика — на всяческие малопонятные фантазии. Но спектакль «фоменок» лавирует между этими рифами, как интеллигент в третьем поколении, которому чужды императивы и крайности. По большому счету перед нами объяснение в любви милому чудовищу, которым театр является по своей природе. Уж «Независимый театр»-то, этот сколок со сталинского МХАТа, с его непомерно раздутой «конторой», с двумя основателями, один из которых на грани маразма, а другой руководит процессом из экзотической «Индии», с должностями типа «заведующий поворотным кругом», с ареопагом народных артистов-небожителей и т. п., мог бы стать объектом откровенных издевательств. Однако становится предметом изящной актерской иронии.
Ни заглянуть в инфернальные бездны «небывалого государства», ни ощутить всей горечи авторского одиночества на этом спектакле не удается.
Впрочем, многие знания и впрямь умножают скорби.
Молодые люди делового вида кричали по окончании действия в мобильники, что словили в зрительном зале кайф, что текст оказался классный. И не стоит по этому поводу произносить «фи!», уж лучше возрадоваться, что люди таким образом обнаружили, какие есть на свете замечательные писатели и какие они сочинили чудесные книжки.
Апрель 2012 г.
Комментарии (0)