Г. Аполлинер. «Груди Тиресия». Театр «Леле»
(Вильнюс).
Режиссер Гинтарас Варнас,
художник Юлия Скуратова
За переделами Литвы имя Гинтараса Варнаса не столь известно, как имена Эймунтаса Някрошюса, Римаса Туминаса, Оскараса Коршуноваса, хотя его оригинальный почерк, необычные замыслы уже двадцать лет — существенная часть панорамы литовского театра. Эрудит и эстет Г. Варнас, ученик Й. Вайткуса и Р. Туминаса, блестяще работает на драматической, оперной, кукольной сценах. Влюбленный в историю театра, он ставит избранную драматургию: «Жизнь — это сон» П. Кальдерона, «Гедду Габлер» Х. Ибсена, «В стране далекой» Ж-Л. Лагарса, «Когда пройдет пять лет» Ф.-Г. Лорки. Нынче в театре Варнаса «Utopia» стоит увидеть его трагическую сагу «Опустошенная страна» о судьбе идеального государства короля Артура по философской драме Т. Дорста «Мерлин, или Пустынная земля». И полифоническую, загадочную «Публику» — по незавершенной пьесе Лорки. Репертуар вильнюсской Оперы украшает на редкость стильный «Риголетто» Варнаса, поставленный в манере немого кино. Настоящий фурор произвели две мадригальные мини-оперы К. Монтеверди «Поединок Танкреда и Клоринды» и «Танец неблагодарных», остроумно разыгранные в куклах. А известность Варнасу еще в 1988 году принес созданный им кукольный театр политической сатиры «Шепа» (существовал до 1992 года), обыгрывавший перипетии борьбы Литвы за независимость и развала советской империи.
Кому кроме Варнаса могло прийти в голову взяться
за сюрреалистическую пьесу Г. Аполлинера «Груди
Тиресия» (1903), начинить ее манифестами модернистов
Героями спектакля стали Антонен Арто, Андре
Бретон, Тристан Тцара, Сальвадор Дали, Пабло Пикассо,
Франсис Пикабиа, Жан Кокто, Марсель Дюшан,
Рене Магритт, Макс Эрнст, Жан (Ханс) Арп,
Джорджо де Кирико и даже юный Луи Арагон. Соавтор
Варнаса талантливый художник Ю. Скуратова
черпала идеи для кукол и декораций из кубизма,
конструктивизма, сюрреализма, футуризма. Лица
плоских кукол — фотографические, а тела «собраны» из фрагментов картин художников — героев
спектакля. Коллаж — излюбленный прием модернистов
— определил структуру спектакля, связь всех
компонентов. Эпизоды с участием модернистов переплетаются
с эпизодами аполлинеровской пьесы,
а Арто и Бретон даже получили в ней небольшие
роли. Когда модернисты, пританцовывая, шествуют
под резкую музыку Видмантаса Бартулиса (стилизованную
под минималистическую, шумовую, кабаретную
музыку
Сцена из спектакля. Фото из архива автора
Соль и перец в коллаже спектакля — вкрапления политической сатиры в адрес «спящей» родной власти и ее «заслуг» (аукнулась «Шепа»). Можно морщиться, но вполне естественно, что спектакль об эстетической революции столетней давности не нуждается в эзоповом языке в отношениях с днем сегодняшним. В собственных саркастических репликах Варнас не отстает от дерзких текстов модернистов.
Варнасу и Скуратовой удается следовать и другому принципу своих героев — удивлять. Как кролик из шляпы удачливого фокусника, перед нами являются то знаковые произведения модернистов, остроумно вплетенные в ткань спектакля, то все новые, неожиданно разные куклы. Скажем, мы уже разглядели среди небольших кукол фигуру Дали, как вдруг вплывает еще один Дали — громадная голова, рядом с которой остальные художники кажутся карликами. В ироничном сопоставлении — вся суть самомнения Дали: «Сюрреализм — это я». Медленно и выразительно открывая рот, голова изрекает (голосом Д. Стончюса): «Не бойтесь совершенства. Вам его не достичь… Дали сумасшедший?.. Я не сумасшедший. Я — художник».
Арто, визионеру театра будущего, Варнас тоже дарует «крупный план», но совсем иначе решенный. Лицо юного Арто в артистическом берете, потом — лицо состарившееся. Проповедь «театра жестокости» (монологи Арто читает М. Нядзинскас): «Метафизика может проникнуть в наши души только через кожу». «Слепой» взгляд, болезненный голос — изможденный облик мученика. И пронзительное ощущение трагичности, дисгармонии судьбы Арто.
Впечатляет и шаржированная кукла Аполлинера — тыквообразная голова с зелеными огоньками в глазницах, со странным кольцом, сжавшим «мозг» (есть такое фото Аполлинера). Как черт из табакерки, говорящая голова «выскакивает» из-за спины «живого» Директора театра (обе роли играет В. Содейка). Перебивая Директора, автор излагает свое видение театра: «Драматург смело может распоряжаться миражами, какие попадутся ему под руку».
Как раз такими миражами жонглирует пьеса «Груди Тиресия», первая ласточка сюрреалистической драматургии. В греческих мифах рассказывается о слепом прорицателе Тиресии, которого боги превратили в женщину (весьма своеобразное наказание за то, что наступил на спаривающихся змей), а потом вернули ему мужской облик. Двойной опыт Тиресия укрепил его репутацию мудреца и пророка. У Аполлинера феминистка Тереза восстает против рабской доли женщины и решается испытать все возможности, все профессии, какие доступны мужчинам. Тереза избавляется от грудей (в пьесе груди просто улетают в небо — в спектакле их уносят в клювах птицы), превращается в делового мужчину Тиресия и отправляется из Занзибара в Париж. Брошенный муж Терезы, волнуясь за будущее пустеющего Занзибара и «сведя с природными законами знакомство», «к вечеру» сам рожает 4050 детей. Тереза же, соскучившись по любви, возвращается домой вновь в женском теле, только упрямо безгрудая: «Обходились без этого добра / И дальше обойдемся». Финальный хор пьесы: «Однообразье бесплодно, / Любите все что угодно».
Аполлинер напророчил, как античный Тиресий, — в XXI веке перемена пола стала реальностью. Не тратьте время зря и заполняйте землю детьми! Призыв Аполлинера обезоруживает. «Что вы расселись тут, как серьезные устрицы?» — вопрошал публику спектакля идеолог дада Тцара. Чтобы не чувствовать себя такой устрицей, лучше просто наслаждаться увлекательной вязью фантазии Аполлинера, Варнаса и Скуратовой.
Сцена из спектакля. Фото из архива автора
В кукольном театре переменить пол проще простого: как в детской игре в кубики, фигуры распадаются, перемешиваются и собираются в новые сочетания — бородатого Тиресия, женоподобного Мужа в длинном платье. Куклы аполлинеровских персонажей тоже коллажные, только раза в два крупнее кукол-модернистов. Семейным делам Терезы/Тиресия в Занзибаре отведена «земля» сцены, а шумной компании модернистов — «небо». Когда Муж начинает причитать, что Тереза забирает в Париж рояль, скрипку и масленку, — по небу уплывают красный диван-губы Дали, трубка-не трубка Магритта, фонтан-писсуар Дюшана. Свой демографический подвиг Муж совершает на «фабрике детей», устроенной Варнасом и Скуратовой. По конвейеру скользят ряды детских колясок, вырезанных из газет, пестрящих заголовками «ДадаДадаДада», а следующий «кадр» — это уже геометрическая, ажурная конструкция от кулисы до кулисы, заселенная маленькими голыми большеголовыми куколками. Как птицы на птичьей ферме, они щебечут, облепив каркас, механизмы, руки родителя.
Все компоненты сценического коллажа сводятся в эффектные финальные аккорды, объединяющие рождение, смерть, вечность и попытки переиграть судьбу. Последний фрагмент фильма «Антракт»: из катафалка вываливается и открывается гроб, вскакивает живой, игривый «покойник» — voila! Пространство сцены заполняет «фабрика детей», в своем парижском небе выстроились модернисты, а внизу, по углам, обосновались три белых скелета — один уселся, двое обнялись в танце.
«Мы не спим, мы не пьем, мы не курим, мы не нюхаем, мы не колемся — мы грезим», — говорил вождь сюрреалистов Бретон. Присоединяйтесь к грезам Гинтараса Варнаса — не пожалеете.
Апрель 2012 г.
Комментарии (0)