М. Е. Салтыков-Щедрин. «История города Глупова». Новосибирский театр «Красный факел».
Постановка Дмитрия Егорова, сценография Фемистокла Атмадзаса
Я не совсем понимаю, что такое политический театр.
На мой взгляд, это очень размытое понятие. К политическому
театру участники дискуссии в предыдущем
номере журнала относят огромный пласт театральных
явлений — от Театра на Таганке
Как отличить «исторический» спектакль от политического? Только по пафосу высказывания? Получается, что один «Борис Годунов» может быть историческим спектаклем, а другой — политическим. Или: политический — это всегда протестное высказывание? А как быть с «пропагандистским мейнстримом» (по выражению Майи Мамаладзе)? Для меня словосочетание «политический спектакль» всегда связывалось с чем-то ущербным в художественном смысле. Когда театр хочет докричаться до тебя шершавым языком плаката.
Хотя тут же вспомнилось потрясение, испытанное в Берлине на спектакле Хайнера Мюллера «Карьера Артуро Уи». Оно было и художественным, и политическим.
Впечатление уровнем поменьше, но тоже достаточно яркое было от французского спектакля «Наш террор», показанного на пермском «Пространстве режиссуры». Словом, окончательно запутавшись, я решила, что «политический театр» — это театр, требующий от зрителя прямого гражданского действия или хотя бы гражданского переживания.
Совершенно забылось, что есть еще и такая форма политического театра, когда зритель в основном смеется: и гнев его не душит, и бомбы метать не хочется. Старая истина: когда зло выставляют в смешном виде, оно становится как-то ниже ростом, пузырь лопается, уходит сакральность, которой всегда была окутана российская власть. Но режиссеры старшего поколения такие спектакли не ставят. Они либо вообще «про политику» не ставят, либо их душат гнев и злоба. Оба случая понятны. А вот молодой режиссер на это оказался способным. Потому что в России выросло первое «непоротое» поколение.
За несколько дней до мартовских судьбоносных выборов я смотрела в Новосибирском «Красном факеле» «Историю города Глупова» по роману Салтыкова-Щедрина «История одного города» в постановке Дмитрия Егорова. Учитывая все вышесказанное, я решила описать спектакль, перелистывая заодно и страницы романа. Не думаю, чтобы кто-то по доброй воле перечитывал на сон грядущий гневные сатиры Салтыкова-Щедрина. Во-первых, от этого чтения плохо спится. А иногда и вовсе не спится.
Во-вторых, нам кажется, что мы его хорошо помним, поскольку Щедрина часто цитировали во время перестройки. По нему хорошо было гадать. Надо было взять с полки любой том и открыть наугад. Но читать с любого места не стоило. Приходилось продираться через целые страницы гневных обличений, выдающих авторский пафос. А как считал Бергсон, ничего не может быть ужаснее для смеха, чем волнение.
Но зато, если пробежать проповеднические страницы, какие перлы можно было вычитать! Все совпадало с жизнью, и блестящие афоризмы опытнейшего чиновника, побывавшего и в кресле вице-губернатора, ясно и четко отвечали на все вопросы современности. А потом, когда все сбылось, про него стыдливо забыли. В тучные нефтяные годы неистовый обличитель оказался не ко времени.
Сцена из спектакля. Фото Я. Колесинской
Каким образом режиссер Дмитрий Егоров вышел на этот непростой текст — ума не приложу. И главное, что удалось режиссеру в работе с этим романом, — не поддаться скорбному обаянию серьезности, без которой не обходился ни один классический русский писатель.
В романе Щедрина много философии, в которой разобраться довольно трудно. С одной стороны, он клеймит всех градоначальников поголовно. То есть власть плоха как таковая, как институт. С другой стороны, и глуповцы не лучше. Когда «доисторические племена» глуповцев устраивают себе «цивилизацию», становится только хуже, но по-другому. Щедрин все время мечется между своим веселым насмешливым даром, склонным к гротеску, и огромной ответственностью учителя жизни. Поэтому, лучшее и самое безответственное в этом романе — опись двадцати двух градоначальников. Из этой толпы режиссер выбрал шестерых, самых симпатичных ему. Жаль, что обойден вниманием, например, правитель Ламврокакис, без имени-отчества и даже без чина (пойманный графом Кирилою Разумовским на базаре в Нежине), сторонник классического образования, заеденный клопами. Или друг Дидерота, маркиз Санглот, который любил летать по воздуху в городском саду. Словом, если бы немного «поджать» в спектакле рассказы о каждом из шести градоначальников, то еще пару-тройку их можно было бы представить. (Но это — от зрительской пристрастности к маркизу Санглоту.)
За каждым щедринским градоначальником скрывалась определенная личность — это угадывали современники. Но спектакль — не «сатира на лицо», тем более что нам уж теперь все равно, какие реальные деятели монархии спрятаны под личинами Перехват-Залихватского, Прыща или Угрюм-Бурчеева. Режиссер представил архетипы русской верховной власти, хотя в некоторых иной раз угадываются и конкретные современные лица.
Шесть больших лубочных картин без текста. В спектакле никто не разговаривает. Но все наполнено звуками жизни. Народ, которому положено безмолвствовать, то вопит, то причитает, то поет, то молится. Власть иногда бормочет что-то невнятное. В спектакле много песен, но главный идиотизм ситуации передает песня «Совы нежные» в исполнении группы «LES PIRES». Абсолютную немоту хранит только переходящая через все времена группа помощников власти: Опытный (Владимир Лемешонок), Исполнительный (Константин Колесник), Начинающий (Денис Франк) и Секретарша (Ирина Кривонос). Все они придуманы и сыграны превосходно. Это самостоятельный спектакль внутри спектакля, о них можно писать отдельную рецензию. Они все восхитительны и до отвращения точны.
Поначалу общее безгласие напрягает. И первые пятнадцать минут трудно сообразить, что к чему. Но потом, когда включаешься в правила игры, то зрелище захватывает и следить за увлекательной историей Глупова доставляет большое жизненное и художественное удовольствие. В тумане видны неявные очертания некрасивого города, кривые провода, повисшие на косом столбе, конструкция, которая от начальника к начальнику неуклонно растет и напоминает самые разные архитектурные изыски власти — то кажется, что видишь очертания башни будущего, то вдруг забрезжит лагерная вышка, то ее сносят, то ее строят. В общем, в покое местность не оставляют.
Сцена из спектакля. Фото Я. Колесинской
Народ стоит небольшой, но значительной кучкой с лозунгом «Добро пожаловать». Весь спектакль построен по одному принципу. Встреча очередного правителя, потом попытки приспособиться к нему, потом его бурная деятельность, а потом похоронные дроги, на которых сидят мрачные фигуры. Дроги напоминают пушечные лафеты, на которых возят тела почивших вождей. И снова — добро пожаловать, чем угодить и как выжить. А внутри этой довольно жесткой структуры кипят бурные фантазии режиссера, художника и артистов (нельзя не отметить и прекрасную работу художника по костюмам Ольги Атмадзас). Линейного пересказа романа нет и в помине. Только детский голос актерского ребенка Миши Телегина лепечет отдельные фразы из текста. К сожалению, запись сделана плохо, текст разобрать трудно, и это напрягает.
Самая известная фигура, конечно же, Брудастый, в голове у которого был органчик, знавший всего два слова. Брудастого играют артисты-близнецы Александр и Юрий Дроздовы. И этот театральный аттракцион можно смотреть бесконечно. Привозят градоначальника в ящике, как огромную куклу. Жуткое зрелище, когда после порчи органчика по сцене ходит мундир с отвинченной головой, а народный умелец пытается починить голову, вытаскивая из нее всякую дребедень. А голова-то внутри шлема вполне живая. С кляпом во рту! Когда же из ящика взамен испорченного поднимается новый Брудастый, которого подпирают помощники, живо представляешь себе возможную встречу полуживого Сталина со своими двойниками.
Фердыщенко (Сергей Новиков), по роману бывший денщик князя Потемкина, благочестием облика, неудержимой склонностью к тайному греху и необузданностью нрава напоминает многих. Это такой собирательный образ, начиная с костюма, заканчивая поведением. Он открывает эпоху «самодержавия, православия, народности». Народность ходит с иконами, балалайки бренчат, девки цветут, мужики пьянствуют. Увидев крест на тугом брюшке правителя, свита нацепляет ту же бижутерию.
Не может только бывший денщик устоять перед чужим добром. Ну, нравится ему Митькина жена Аленка, и для нее ему ничего не жалко — всё со всех посрывал, даже оклады с икон и те ей отдал. А Митька и Аленка в исполнении Михаила Селезнева и Антонины Кузнецовой становятся избранными представителями народа в борьбе за любовь власти. Ревнующий поначалу Митька быстро понимает, что от Аленки не убудет, а жить как-то надо.
Сцена из спектакля. Фото Я. Колесинской
Сцена с Василиском Бородавкиным (Олег Майборода), который открыл эпоху войн, напоминает и «зримую песню», и спектакли на военные темы, и капустник. Использованы и обыграны все штампы, все смешно и узнаваемо. Сняв кресты, свита надевает военные каски, но немедленно заболевает всем, чем можно, чтобы не участвовать в военных действиях. Население активно военизируется, негодяй Бородавкин не реагирует на поднесенную ему на мужних руках нежную Аленку с городскими ключами. И супруги долго не могут понять, что же не устраивает градоначальника в Аленкиной внешности, пока не догадываются натянуть на нее противогаз. Но зато как полюбил он ее в близком и понятном ему головном уборе!
Не пожалел режиссер и любимые народом военные песни. Под «сотню юных бойцов» хоронят убитого героя. А когда герой не ко времени очнулся, его пристрелили окончательно. Чтобы песню не портил. Война показана смешно и беспощадно. Ничего в ней нет — ни подвига, ни смысла, а один убыток и умаление населения. На такой взгляд способны только люди, не воспитанные на советских мифах. Можно выдохнуть: «Они пришли!»
Следующим градоначальником был поставлен князь Миколадзе, потомок сладострастной княгини Тамары. Его темпераментно сыграл Павел Поляков. Пристроиться к князю оказалось для глуповцев тоже непросто. Уж и в трубы дудели, и карту расстилали, и Аленку в противогазе предлагали. Ничего не радовало Миколадзе — ни взятки, ни любимая песня «Сулико». Зажевал галстук от тоски, да и бросился на секретаршу. Как описать то, что происходило потом? «Глуповский летописец» не очень щедр на подробности. Опустим это и мы. Достаточно сказать, что женское население было очень довольно. Не обиделся даже попавший под горячую кавказскую руку дедок.
Известно, что законов князь не издавал и просвещение прекратил. Но зато избавил глуповцев от испуга и приучил к изящным манерам! Что до законов — их ведь все равно никто не исполняет. А насчет просвещения — надо же народу иногда и отдохнуть. Зато как правильно была выбрана «демографическая» политика. Ведь при Ксаверии Георгиевиче население Глупова увеличилось почти вдвое!
Но князь был наивен в своей естественной любви к противоположному полу. Вот пришедший на смену ему Грустилов сразу же обозначил свои приоритеты: он был изыскан в своих предпочтениях, к тому же либерал. (В спектакле, который я видела, его играл Игорь Белозеров, заменивший недавно ушедшего из жизни Валерия Чумичева.) При нем меньшинства постепенно стали большинствами под горькую песню «Вот она любовь, окаянная», шампанское лилось рекой и исключительно в ванну Грустилова. С девушками он обходился не так примитивно, как его предшественник по спектаклю, все больше стегая их плеточкой по мягким местам.
Растерявшиеся поначалу глуповцы быстро освоили европейские манеры, стали ходить специальными походками, заплетая ногу за ногу и вращая бедрами даже при отсутствии оных, приучились к массажу и полюбили мирную игру в бадминтон. Помощники любезно раздавали народу белые воздушные шарики и эпоха либерализма расцвела. Кому это все мешало? Ну, известно было, что Грустилов довольно ловко утаивал казенные деньги. Намекал летописец и на то, что градоначальник произвел в собственную пользу отчуждение на сумму в несколько миллионов рублей (разумеется, в глуповской валюте). Но зато при нем началось возведение башни до самого неба. И уже почти до этого неба добрались…
Сцена из спектакля. Фото Я. Колесинской
Однако тут появился неизвестно откуда тихий майор с рюкзаком за плечами, в дорожном плаще и френче. И что-то ему не понравилось во всеобщем празднике жизни, когда всем было хорошо: и тем, кто с белыми шариками, и тем, кто с меньшинством в большинстве, и тем, кто родные песни пел, размахивая приобретенными по случаю косами. Это страшное существо по фамилии Угрюм-Бурчеев замочило в ванне ни в чем не повинного Грустилова, привело за собой будущих потомков в лице двух прелестных детей (Саши Кузнецовой и Миши Телегина) и заставило их порезать все шарики. Бадминтон не то чтобы запретили, но играть в него стало некому. Он единственный из всех градоначальников явственно выговаривал слово: «Зачем?» Вопрос дурацкий и риторический. Но внятный! Пока все думали над вопросом, башню разрушили, город срыли и построили в другом месте, назвав Непреклонском. Шпионов в спектакле зримо показать не удалось (уже упоминалось, что пересказ романа не был целью), но зато удалось показать друге: как в бледном призрачном свете пали безмолвными рядами обессилевшие от непосильных задач глуповцы, как вознеслась наверх и размножилась сторожевыми вышками поднебесная башня и как тихо заскрипели, запиликали на чем-то забившиеся в щели помощники. Они будут сидеть в щелях долго, как известные насекомые, которые десятилетиями ждут своего часа. А огромная фигура Угрюм-Бурчеева осталась в одиночестве. Ибо, как гласит летописец, «история прекратила течение свое».
Несколько призадумавшиеся зрители пошли к выходу. Им предложено было проголосовать за кого-то из градоначальников. Бюллетени с их чудными портретами раздавали возле урн для голосования. Не знаю, за кого проголосовали новосибирцы. Но я бы проголосовала за князя Миколадзе. Во-первых, хочется наладить отношения с братским народом. Во-вторых, надо, надо поднимать уровень рождаемости, а отечественные мужчины, чьи органоны отравлены алкоголем, озабоченные то выборами, то собственным положением в обществе, не в должной мере с этим справляются. Ну, и вреда от него меньше, чем от всех остальных. А поскольку большая часть зала представляет собой женскую половину общества, думаю, что у моего кандидата есть все шансы выиграть!
Судите сами, читатели, политический ли это театр? Мне кажется, что да!
Апрель 2012 г.
Комментарии (0)