Незавершенная книга Булгакова дает возможность увидеть в истории взаимоотношений Максудова с Независимым театром блуждание по кругам ада, в самом драматурге — жертву системы, в театральных деятелях — жутковатых монстров, в Булгакове — Кафку (примерно так был решен замечательный телевизионный спектакль «Записки покойника» режиссера Юрия Гольдина с хорошо знакомым петербургской публике Игорем Лариным в роли Максудова). Можно проследовать этим путем дальше и вогнать в «Записки покойника» пьесу «Батум» — нынче это модно. Но театр Фоменко — прекрасно немоден. В начале спектакля дана цитата из последней главы «Белой гвардии», а в финале — из «Мастера и Маргариты», но играют не «всего Булгакова», а именно «Театральный роман». Спектакль Фоменко — объяснение в любви к театру. «Горькие чувства охватывали меня, когда кончалось представление и нужно было уходить на улицу… Ни до этого, ни после этого никогда в жизни не было ничего у меня такого, что вызывало бы наслаждение больше этого». Театр совершенно бесстрашно иронизирует над собой. Молодые артисты поддразнивают старших, то есть «фоменок-основоположников», копируют их манеры и интонации. Подтрунивая над Станиславским, посмеиваются над Фоменко (вернее, он сам над собой посмеивается). О Станиславском говорят, как о старике, которого надо «уламывать и переупрямить». Возможно, так говорят и о Петре Наумовиче. В театр Иван Васильевич ходит дважды в год на генеральные репетиции, а так — все по очереди ходят к нему на Сивцев Вражек. Петр Наумович теперь реже бывает в театре (неважно себя чувствует), и актеры ходят репетировать к нему домой. Как и в Независимом театре, основу репертуара театра Фоменко составляет мировая классика, и современному драматургу пробиться сюда сложнее, чем Максудову. И когда Людмила Максакова (тетушка Ивана Васильевича) мечтательно пропоет: «„Плоды просвещения“ — какая хорошая пьеса», — зал отзовется радостным смехом, ведь Фоменко ставил эту пьесу Толстого.
Театр Фоменко не подражает жизни, он ее изображает, показывает. В нем есть место и переживанию, и представлению. За «переживание» в этом спектакле отвечает Кирилл Пирогов — Максудов, все остальные существуют в его представлении и актерами «представлены».
Спектакль сыгран в исторических костюмах, но легко размыкается в современность. В нем, как и в романе, вынесены на обсуждение проблемы, которые продолжают занимать театральную общественность. Деверь из Тетюшей, за которым следует записывать его истории, — это случайно не Театр.doc? Сколько еще лет театры будут эмигрировать в классику, высокомерно поглядывая на «молодых» 40-летних драматургов? Жизнеспособна ли «система» Станиславского, можно ли, основываясь на его теории, воспитать выдающегося артиста? Ответ Булгакова-Максудова известен: «И никакая те… теория ничего не поможет! А вот там маленький, курносый, чиновничка играет, руки у него белые, голос сиплый, но теория ему не нужна, и этот, играющий убийцу в черных перчатках… не нужна ему теория!»
Теперь в моде так называемое интеллектуальное искусство. Интеллектуальная поэзия — голову сломаешь, пробуя понять, о чем написано стихотворение, может, даже и разберешься, но самого стихотворения ни за что не выучишь. Интеллектуальное ИЗО — смысл изображения или инсталляции открывается только по прочтении подписи.
Интеллектуальный театр — когда решаешь бесконечные шарады и мобилизуешь все теоретические знания, дабы уразуметь, что вообще происходит на сцене.
Читаем признание молодого режиссера: «Эмоция блокирует мозг, и, чувствуя (особенно чувствуя остро), человек не способен думать, рассуждать и анализировать». Возможно, в жизни оно и так, но в театре — в идеале — должно быть иначе.
Булгаков испытывал наслаждение, когда талантливые артисты играли понятные и сердечные истории. Ему нравился чувственный театр, как и Петру Наумовичу Фоменко, как и мне.
Апрель 2012 г.
Комментарии (0)