К. Климовски. «Мой папа — Питер Пэн». «Сатирикон».
Режиссер Надя Кубайлат, сценография и костюмы Дениса Сазонова, хореограф Александр Николаев

В лимонно-желтой вытянутой, как вагон, комнате сидит мужчина в лимонно-желтом костюме. Мы слышим унылый звук подъезжающего лифта. В нем мужчина в ярко-красном костюме. На лице первого — страх. На лице второго — безразличие.

Спектакль Нади Кубайлат приговаривает вас к миру, в котором все цвета локальны и лишены оттенков, а способность чувствовать и выражать эмоции дана только одному персонажу, которого пока нет на сцене.

Пьесу Керен Климовски я услышала на «Арлекине-2019» в рамках читок пьес-победителей «Маленькой Ремарки». История человека, не желающего взрослеть, — важный сюжет нашего времени. Раньше о таком человеке говорили enfant terrible, в двухтысячных стали называть кидалтом, выделили синдром Питера Пэна в отдельную категорию психических расстройств. Но вот на сцену вышли тяжело травмированные дети кидалтов. Климовски написала пьесу о сыне такого Питера Пэна.

Главный герой, он же рассказчик — взрослый Даня, который мечтает обладать суперсилой — способностью изменять прошлое, способностью обратиться к себе маленькому, чтобы предупредить — не верь отцу. Суперспособность не ахти какая — чтобы ты взрослый мог поговорить с собой маленьким и этот маленький услышал бы тебя взрослого и поверил. Запутано, да? Вот в том-то все и дело. Взрослому априори нет доверия, но если ребенок вдруг почему-то даст слабину и поверит, то его мир рухнет. Так и получается в пьесе. Даня взрослый усугубляет ситуацию и советует ребенку не верить еще больше. Но, возможно, взрослый Даня должен был посоветовать не подвергать слова отца сомнению, верить ему безоговорочно, тогда и у отца и у сына есть шанс спастись — отец не шагнет с карниза, желая убедить сына, что он настоящий Питер Пэн и умеет летать.

Я. Медведев (Капитан Крюк), К. Новичков (Мальчик, спустя время). Фото А. Иванишина

Дане шесть или семь лет, и папа отводит его в школу, забыв переодеть пижамные штаны. Учительница выговаривает Дане, все смеются, мальчик расстроен и, придя домой, кидается с упреками к безалаберному отцу. А тот признается сыну, что он Питер Пэн и все остальное не имеет никакого значения. Именно поэтому он часто пропадает — улетает на остров, поэтому ругается с мамой — она повзрослела, а он нет, и так далее. Застав отца целующимся с учительницей, разозленный мальчик кричит, что папа не настоящий Питер Пэн, и отец прыгает в окно, желая продемонстрировать, что умеет летать. Мать убеждает сына, что «Питер Пэн» улетел, потому что тело так и не нашли.

Читка на «Арлекине» раскрывала характер псевдо-Питера Пэна — инфантильного, но готового к мгновенной импровизации отца — неудачливого, но амбициозного актера. Не желающего взрослеть, принимать решения и отвечать за свои поступки, но готового играть и веселиться, выдумывать всякие шалости и быть просто обаятельным.

Поэтому с таким опрокинутым лицом встречает нас взрослый Даня (Константин Новичков) в стенах своей желтой комнаты воспоминаний. Все персонажи появляются из лифта, у всех застывшие лица и механистичные движения. Они не ходят по сцене, они двигаются, чаще в такт, их перемещения как минималистичный танец. Хореограф Александр Николаев подчеркивает схематичность этих героев. Все они порождения воспоминаний взрослого Дани и обладают ущербной целостностью, мы видим их его глазами, видим то, что он помнит про них. Сам Даня точно такой же робот, только он испуган, парализован страхом, а почему — мы пока не знаем.

Все персонажи в желтом, кроме двух. Капитан Крюк (Ярослав Медведев), как он обозначен в программке, — в красном. Он ходит за взрослым Даней след в след, прячется за его спиной и часто невидим для него, но он всегда на сцене, всегда рядом. Крюк периодически отдает команды — «Дальше!», он подгоняет действие, отбивая ритм на гитаре, он задает строгую последовательность движений. Все танцуют под его мелодию, все действуют по его указке. Память ненадежна, иногда сбоит, и лампы дневного света вдруг начинают подрагивать, вот тут и нужен Крюк, чтоб крикнуть «Дальше!». Фронтальные мизансцены как для фотографии — всех видно, все прозрачно.

К. Новичков (Мальчик, спустя время), И. Рогов (Папа), А. Доценко (Мальчик). Фото А. Иванишина

Мать, учительница, отец и взрослый Даня — желтая массовка, оттеняющая единственного «живого», естественного и так непохожего на всех персонажа. Он — не в желтом и может позволить себе выйти из ряда вон, пробежать и прыгнуть, обидеться и показать нам, как серьезно он обиделся, но готов простить, если будет и ему поблажка в чем-то. Маленький Даня в исполнении Алины Доценко — персонаж в меховом комбинезоне с ушками. Только его эмоции, чувства и переживания заполняют эту картину мира взрослого Дани. Мимимишный ребенок с трогательно скуксившимся лицом, обаятельный, непосредственный — через него мы понимаем эмоциональный настрой сцены. Вот папа и мама — ругаются с каменными лицами, проговаривая злые слова прямо в зал, а мальчик негодует, топает ногой, наклоняет свою капюшонную голову, не хочет это слышать, видеть, чувствовать. Или отец уткнулся лицом в угол (в котором в этот момент стоит взрослый Даня, то есть отец уткнулся в сына), может, спит стоя или «лежит на диване», не реагирует на слова мальчика. Все сделано легко, в одно касание, одним каким-то поворотом головы или насупленным взглядом, узнавание ситуации помогает достроить картинку. За обостренной реакцией маленького Дани стоит знание, что взрослые врут, им нельзя доверять.

Папа Питер Пэн имеет серьезный взгляд, волевой подбородок, никакой легкости или импровизационной спонтанности (помним, что папа по сюжету — актер) и, казалось бы, ничего детского, кроме прыгающей походки. Его манера ходить сразу выдает всю инфантильность персонажа, его неукоренненость в жизни, его легковесность и безалаберность. Ему уже не позволено разгуливать в меховом комбинезоне, а так хочется, но вместо этого на нем такой же лимонно-желтый костюм, как и у взрослого сына. Такие же, как у всех, механистичные движения. Но встав в ряд со всеми, он оказывается значительно ниже. И это, пожалуй, все, что мы можем про него сказать. Режиссер не попадает под обаяние единственного полноценного персонажа пьесы — отца Дани и нам не дает. Красивая ложь отца заведомо губительна для сына, нечего обольщаться.

Один из эпизодов в пьесе — попытка избавить маленького Даню от страха перед пауками и — шире — от страха вообще: нужно полюбить то, чего боишься, подружиться, а если не помогает, то выпить волшебный напиток или съесть конфет от страха. Режиссер выводит этот эпизод как смыслообразующий, в какой-то момент мы понимаем, что взрослый Даня, рассказывая нам эту историю, хочет избавиться от собственного страха перед случившимся. Даня живет в постоянном оцепенении, в параличе от того, что произошло с ним. Пожалуй, мы ничего и не знаем про взрослого Даню, кроме того, что он боится.

Режиссер решает психологические проблемы героя средствами не психологического театра и сталкивает Даню и его страх буквально, лицом к лицу, вводит персонажа, отсутствующего в пьесе, — капитана Крюка.

А. Самылова (Мама), И. Рогов (Папа). Фото А. Иванишина

Сложно, когда твой страх, доставшийся в наследство от отца, капитан Крюк и он у тебя за спиной. Он режиссирует твои воспоминания, ритмически их поддерживает, контролирует. Крюк готов уйти, но только жертва боится взглянуть своему страху в лицо, пытается не замечать его среди воспоминаний. В какой-то момент все персонажи, кроме взрослого Дани, отходят в сторону, оставляя героя и его страх один на один. Не ожиданно обернувшись, Даня встречается с Крюком глазами и замирает, начинает сползать вниз, пытаясь сжаться в точку. Тут только волшебные конфеты от страха могут помочь. Суетливо запихнув конфету в рот, он наконец сможет посмотреть на Крюка, а тот спокойно уйдет. Сядет в лифт и, думается, навсегда исчезнет из жизни взрослого человека.

Эмоционально обезличив всех персонажей, кроме маленького Дани, режиссер следует за пьесой, где характеры остальных героев лишь намечены, даны схематично. Разделяя взрослого и ребенка на двух актеров — подчеркивает различие этих людей, травмированного и еще нет, режиссер выстраивает конфликт не между маленьким и взрослым Даней, а внутри одного взрослого Дани, не способного признать свой страх, справится с чувством вины. Взрослый Даня хочет понять, виноват он или все-таки нет. Если конфета от страха работает, а она помогает только в мире Питера Пэна, то отец улетел и Даня не виноват. Так и происходит в спектакле, однако вздоха облегчения не получается.

В фильме Спилберга «Капитан Крюк» — история о выросшем Питере Пэне, слишком серьезном и не помнящем, кем был, невозможна без Капитана Крюка — он тот, кто заставлял героя действовать, не только вспомнить себя настоящего, но и никогда не забывать свое детство. Коварный злодей оказывался жизненно необходи мым для того, чтоб Питер мог стать Питером Пэном. Кубайлат идет дальше и делает капитана Крюка — страхом. Не только тем, кого надо победить, не только тем, кто управляет действием, — но и свойством, способностью человека, его инстинктом самосохранения, тем чувством, которое всегда с нами, подавляемое или нет, преодоленное или провоцирующее к бесконечным попыткам спастись.

Сцена из спектакля. Фото А. Иванишина

Есть нюанс: страх в пьесе и страх в спектакле — разные. В спектакле на первый план выходит попытка победить страх. Именно попытка, поскольку мы не можем быть уверены, что через некоторое время страх не вернется. В пьесе Даня больше всего боялся забыть себя маленького и то, каким чудесным выдумщиком был обыкновенной. Драматург позволяет синдрому Питера Пэна быть и радовать, режиссер показывает борьбу с его последствиями.

Октябрь 2019 г.