Петербургский театральный журнал
Блог «ПТЖ» — это отдельное СМИ, живущее в режиме общероссийской театральной газеты. Когда-то один из создателей журнала Леонид Попов делал в «ПТЖ» раздел «Фигаро» (Фигаро здесь, Фигаро там). Лене Попову мы и посвящаем наш блог.
16+

ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ПЕТЕРБУРГА И ОБРАТНО

КАК В СТАРЫЕ ВРЕМЕНА, КАК В НОВЫЕ ВРЕМЕНА

М. МакДонах. «Палачи». БДТ им. Г. А. Товстоногова.
Режиссер Николай Пинигин, художник-постановщик и художник по костюмам Максим Обрезков

М. МакДонах. «Палачи». Гоголь-центр.
Режиссер-постановщик, художник, автор сценической версии Кирилл Серебренников

След в след вышли две российские премьеры пьесы МакДонаха «Палачи», и можно было бы объяснить это событие актуальностью для России как содержания, так и самого названия. Однако это будет поверхностное объяснение. Честнее было бы признать, что у каждого из театров были в этом деле свои собственные резоны, которые сошлись в точке одной и той же пьесы.

Актуальность, конечно же, услышал Кирилл Серебренников, более того, он перенес сюжет из Англии середины 60-х годов прошлого века на российскую почву 90-х и создал, таким образом, опираясь на свежий перевод Павла Шишина, совершенно новый сценический текст. Действие пьесы МакДонаха разворачивается вокруг преступлений и пенитенциарной системы, и нет ничего удивительного в том, что режиссер, сам попавший сейчас в чудовищный театр абсурда, связанный с отечественным правосудием, решил высказаться напрямую. Он давно не делал прямых сценических ходов, а тут — сделал и имел на это полное право. Однако не надо забывать, что первая встреча режиссера Серебренникова с драматическим писателем МакДонахом произошла более десяти лет назад, когда он поставил в МХТ «Человека-подушку». Уже тогда ирландский автор широко шел на наших сценах, оказавшись по ряду ментальных обстоятельств и тематических причин совершенно нам родным и близким. И все же «Человек-подушка» стоял особняком, ибо уже тогда Серебренников почувствовал в этом авторе не только местную актуальность, но совершенно особый художественный мир, только кажущийся принадлежностью бытового, психологического театра, — мир с вывихнутой человеческой психикой и имморализмом, который трудно вынести без убийственной авторской иронии; с темными захолустными уголками, где зло впиталось в почву и в поры обитателей (а мы тем временем уже смотрели и фильмы Квентина Тарантино, и сериал «Твин Пикс» Дэвида Линча); со свободной игрой в натуральную жизнь и одновременно зловещую мистику. Серебренников увидел весь спектр этих авторских свойств и нашел художественный инструментарий для их яркого воплощения. И теперь, в «Палачах» режиссер не забывает тех, чисто эстетических открытий, что сделал в 2007 году. Так что дело далеко не только в актуальности событий или в автобиографичности мотивов — все гораздо интереснее.

О. Басилашвили (Гарри Уэйд), А. Шарков (Сид Армфилд). БДТ им. Г. А. Товстоногова. Фото С. Левшина

В БДТ выбору этого названия способствовал совсем другой сюжет. «Палачи» — хорошая пьеса, а выдающийся артист Олег Басилашвили подбирал роль, которую сыграет в юбилейном для себя спектакле. Интуиция его не обманула — роль вышедшего в тираж палача (т. к. смертную казнь в Англии в начале 60-х годов отменили), психология человека, чья государственная служба заключалась в умерщвлении сотен людей, безусловно, интересный феномен для актерского исследования. Граждански обеспокоенный, генетически совестливый артист Басилашвили, конечно же, считал в пьесе и актуальный акцент: «пепел» тысяч невинно уничтоженных «Клаасов» стучал и продолжает стучать в честное российское сердце. Но перенести действие из Англии в Россию, сменить Норфолк на Туапсе, а имя Гарри на Геннадича, как это сделали в Гоголь-центре, актер старой классической школы вовсе не помышлял. Да и зачем так буквально трактовать и без того содержательную в общечеловеческом смысле пьесу? Вот и режиссер Николай Пинигин, выбранный актером для постановки «Палачей», не собирался ничего «приближать» или «пересаживать».

«Палачи». Сцена из спектакля. Гоголь-центр. Фото из архива театра

«Палачи». Сцена из спектакля. Гоголь-центр. Фото из архива театра

Признаться, автору этих строк после сильного, но прямолинейного хода, осуществленного в московском спектакле, очень хотелось посмотреть пьесу без изменений. В некоторой степени это ведь куда ценнее, когда происходящее в другое время и в другой точке земного шара воплощено в театре так, что прицельно попадает и в тебя, и в окружающую лично тебя действительность.

Спектакль Серебренникова погружен в достоверную среду дрянного российского питейного заведения 90-х годов (у нас смертную казнь отменили именно тогда), где хозяином теперь бывший заслуженный каратель: столы с нечистыми клеенками, ящики с плохим пивом, кружки на цепях, чтоб не украли. Спектакль же Пинигина обитает в чистом, среднестатистическом пространстве некоего западного бара. Артисты Гоголь-центра одеты в российскую милицейскую форму, в нашенские нескладные костюмы и майки. Артисты БДТ — в небрежно-цивильных «американских» одежках. Палач — Владимир Майзингер (в другом составе — Олег Гущин), крепкий, еще нестарый и по-своему импозантный мужчина, напоминает обыкновенного «братка». Палач — Олег Басилашвили, который по возрасту значительно старше героя пьесы, одет в какой-то диковинный узорчатый жилет и выглядит зловеще артистично, к нему так и просится определение «артист своего дела».

В спектакле Серебренникова изменены имена: подручный Сид здесь Сидоров, прозванный Пидоров (Антон Васильев), казненный по ошибке в начале пьесы Хенесси — Харитонов (Евгений Харитонов), жена палача Элис — Валентина (Анна Гуляренко), дочка Ширли — Света (Ольга Добрина) и т. п. Но это только четверть дела, ибо каждый сантиметр сценического пространства здесь напитан удушливым воздухом полукриминальной, поганой и с ходу узнаваемой жизни. В таком воздухе не живут не то что прекрасные порывы, а даже обычные нормы сосуществования. В то же время здесь сколачивается до боли знакомое общество круговой поруки, где все, включая бывших подельников Геннадича и милиционера, одним миром мазаны. Они ведь могут и солидарность проявить, и даже плечо подставить — например, чтобы вынести в укромное место тело убитого тут же, в пивной да, как говорится, без суда и следствия загадочного Каца (у МакДонаха он Муни).

«Палачи». Сцена из спектакля. Гоголь-центр. Фото из архива театра

«Палачи». Сцена из спектакля. Гоголь-центр. Фото из архива театра

«Палачи». Сцена из спектакля. Гоголь-центр. Фото из архива театра

«Палачи». Сцена из спектакля. Гоголь-центр. Фото из архива театра

Дело в том, что вязкая, болотистая атмосфера дурной отечественной окраины передана, в первую очередь, точной, подробной в деталях психологической актерской игрой. Однако одновременно идет и смысловая игра с художественным миром автора. Вот ведь парадокс — все эти Сидоровы-Харитоновы, а не Сиды-Хенесси оказываются выписанными именно МакДонахом, никем другим, потому что практически каждый персонаж здесь страшновато и вместе с тем смешно искривлен, доведен до края, за которым реальность уступает место фантасмагории. Деловито расстрелянный Геннадичем в прологе Харитонов, который не насиловал и не убивал, но был приговорен к смерти, окровавленный, заявляется, подобно зомби, прямо в заведение бывшего палача. Сколько еще таких же приговоров по ошибочным обвинениям привел в исполнение Геннадич? На верхний экран крупным планом проецируется симпатичное лицо Владимира Майзингера, чей герой твердо уверяет журналиста в том, что это государственная служба и профессиональный долг, а приговоры, дескать, выносит не он. Но тем временем макабр уже тут как тут, и это далеко не только материализовавшийся мертвец Харитонов. Появляется дочь палача, подросток Света, некрасивое, крайне неловкое, с замедленной речью и неоформленными мыслями существо, которое наводит на нечаянную мысль о родительском возмездии. Возникает Сидоров, незаменимый «ассистент» Геннадича и в прошлой жизни, и в нынешней. У него заторможенная пластика и речь дебила, однако этот тип вовсе не так прост, как кажется, есть в нем и здравый смысл, и необходимая отставному палачу, оставшемуся в душе убийцей, сноровка. Люди в спектакле Гоголь-центра, с одной стороны, абсолютно узнаваемы, а с другой — не те, кем кажутся, и это чисто макдонаховское свойство драматургического письма, в котором происходят постоянные «съезжания» с понятного и привычного в иронию и психологический триллер. Самым интересным в этой связи персонажем становится некто Кац в блестящем исполнении Семена Штейнберга. Этот Кац, то обаятельно интеллигентный, то нехорошо подозрительный, действует непостижимо. Может, хочет напомнить палачу о невинно убиенном Харитонове, пробудить, так сказать, совесть, а может, он и есть тот маньяк-насильник, вместо которого казнен несчастный Харитонов? Штейнберг завораживает мягкой пластикой, мелодичной вкрадчивой речью, чуть-чуть пугает и явно озадачивает — словом, совершает те самые перевертыши, которые обязательны, когда играют пьесу МакДонаха. Вокруг его героя к тому же завязывается интрига с дочкой Светой, которую он ласково склоняет бежать из гнусного отцовского дома. Дочь пропала, и, подозревая Каца в самом ужасном, палач со товарищи совершают над ним самосуд. Подвешенное тело с приходом в пивную неожиданного посетителя спешно закрывают скатертями, пришедший же не замечает у себя под носом очевидного, ибо этот визитер — старший коллега Геннадича по профессии, матерый палач Батя. Этот момент становится пиком иронического триллера, сцена смешна и страшна одновременно, как может быть смешон и страшен самый жесткий абсурд. Батя-то — старая развалина и маразматик, исполненный пафоса в связи со своими заслугами, а дергающееся рядом тело — что ж? Привычное зрелище, может, он видит его, а может, и нет. Сергей Сосновский в этой роли выдает откровенный гротеск, почти карикатуру на какого-нибудь сталинского сокола, до гробовой доски не ведающего сомнений. Вот этот-то Батя (в другом составе его играет Александр Филиппенко), при всей своей откровенной театральности, в конечном счете и переводит глумливую макабрическую историю в разряд прямого социального высказывания.

«Палачи». Сцена из спектакля. БДТ им. Г. А. Товстоногова. Фото С. Левшина

Спектакль Николая Пинигина в БДТ, напротив, вовсе на такое высказывание не нацелен. И все бы хорошо и даже правильно, т. к. Мартин МакДонах — драматург вовсе не остросоциальный. Он пишет о социуме как таковом, где обитает хтоническое зло, а конкретные скверные условия лишь способствуют его пышному произрастанию. Так что конкретные исторические и географические привязки ему вроде бы и не очень нужны. Но на какое высказывание нацелен режиссер Пинигин, так и остается неясным, спектакль зависает в неопределенном времени и пространстве.

«Палачи». Сцена из спектакля. БДТ им. Г. А. Товстоногова. Фото С. Левшина

«Палачи». Сцена из спектакля. БДТ им. Г. А. Товстоногова. Фото С. Левшина

«Палачи». Сцена из спектакля. БДТ им. Г. А. Товстоногова. Фото С. Левшина

«Палачи». Сцена из спектакля.
БДТ им. Г. А. Товстоногова. Фото С. Левшина

Отличные артисты играют драматургический текст, достаточно жесткий в лексическом смысле, особенно для старой гвардии БДТ, которую просто видеть на сцене — уже удовольствие. В спектакле заняты ветераны: Евгений Чудаков — Артур, Евгений Соляков — Чарли, Екатерина Толубеева — жена Гарри, Геннадий Богачев — старший палач Пьерпойнт. Да, собственно, и Александра Магелатова, играющая дочку палача Ширли, талантливая актриса, и Андрей Шарков, играющий извращенца, деловитого подручного Гарри, прекрасный актер, и Руслан Барабанов (Муни) обычно бывает хорош. Но в спектакле Пинигина им предложено всего лишь окрашивать своих персонажей лежащими на поверхности эмоциями и двигать сюжет вперед. Пьеса грамотно разведена по аккуратным мизансценам, и, если бы не специфическая лексика, ее можно было бы приписать любому англоязычному автору, хоть Олби, хоть Агате Кристи. С одинаковым «успехом» подобные спектакли про западную жизнь шли на наших сценах десятилетия назад, с тем же результатом идут и сейчас. Бессмертная же особенность подобных постановок заключается в том, что при бережном отношении к тексту драматургическому в них решительно отсутствует авторский сценический текст, тот самый, что делает любую пьесу современным, волнующим сегодняшнего человека театральным высказыванием.

«Палачи». Сцена из спектакля. БДТ им. Г. А. Товстоногова. Фото С. Левшина

Однако прекрасный Олег Басилашвили сделал своего палача страшной и притягательной фигурой. Тему «бывших палачей не бывает» он отыграл, вложив в нее одновременно горечь и злость неравнодушного российского гражданина и весь свой до миллиметра отточенный артистизм. У его Гарри застывший, мертвый взгляд, резкий немелодичный голос, намертво заученная пластика человека, привыкшего вершить и расправляться. Эта пластика, эти властные взмахи сухих рук особенно впечатляют: дело всей, как говорится, жизни упразднено, но моторика-то осталась, и она уже даже не пугает, а вызывает отвращение. На экран, так же как в спектакле Серебренникова, проецируется лицо Гарри, дающего свое программное палаческое интервью, и это лицо похоже на застывшую маску: ни малейших признаков совести или раскаяния, очень узнаваемый образ. Олег Басилашвили, при всей своей психологической точности, играет героя фантасмагорического, но, скорее, не из Мартина МакДонаха, а из Михаила Булгакова. Однако сам факт того, что его роль не только по-человечески убедительна, но и ярко стилистически окрашена, говорит о том, что большие артисты органически не умеют просто ходить по сцене и носить свои пиджаки, не в состоянии что-либо играть приблизительно, как бы ни способствовала этому занятию усредненная окружающая среда. Большой артист Басилашвили в спектакле БДТ сам себе отзывается и авторским, сугубо сценическим, театральным текстом, и острым личностным высказыванием. И когда в финале его герой бесстрастно произносит: «Да, как в старые времена! Я буду по ним скучать…», — нам становится по-настоящему страшно.

Октябрь 2019 г.

Комментарии (0)

Добавить комментарий

Добавить комментарий
  • (required)
  • (required) (не будет опубликован)

Чтобы оставить комментарий, введите, пожалуйста,
код, указанный на картинке. Используйте только
латинские буквы и цифры, регистр не важен.