Г. Бюхнер. «Войцек». Алтайский краевой театр драмы им. В. М. Шукшина.
Режиссер Владимир Золотарь, художник Олег Головко

Первой работой Владимира Золотаря на большой сцене в качестве главного режиссера Алтайского краевого театра драмы был серьезный фарс Фернана Кроммелинка «Великодушный рогоносец». Спектакль стал тогда большим событием для города: он получился непривычно театральным для нетеатрального, в общем-то, Барнаула. До этого город существовал вяло: от редкой интересной премьеры в драме к редкой интересной премьере в ТЮЗе. Великодушный «Рогоносец» открыл Барнаулу двери на фестивали, Золотарь стал автором многих зрелищных, сложных спектаклей. Каждый из них — отдельное событие, но, кажется, ничто не перебило впечатления от «дебюта» режиссера. «Великодушный рогоносец» — спектакль с трагической судьбой, он давно снят с репертуара, но полноправно существует в памяти и вступает в удивительные взаимоотношения с премьерой прошлого сезона, трагедией Георга Бюхнера «Войцек», одной из последних работ главрежа Алтайской драмы. Спектакль получил Гран-при фестиваля «Сибирский транзит» уже после того, как Золотарь уехал в Нижний Новгород.

Сцена из спектакля «Великодушный рогоносец».
Фото из архива театра

Сцена из спектакля «Великодушный рогоносец».
Фото из архива театра

Н. Макарова (Стелла), Д. Мальцев (Брюно).
«Великодушный рогоносец». Фото из архива театра

Даже пьесы эти в чем-то схожи: в обеих одной из движущих сил является мужская ревность (Войцек убивает жену, разумеется, не из ревности, но об этом позже…). «Рифма» и три главных героя: муж, жена и второй мужчина, который становится в первом случае поводом, во втором — причиной раздора. Сравнение спектаклей напрашивается само собой. Если сделать поправку на разницу в мировоззрении и культуре героев, то параллель Мария — Стелла (обеих героинь играла Наталья Макарова) и Тамбурмажор — Петрюс (Эдуард Тимошенко) станет очевидна. Чем Мария — не доведенная ревнивым свихнувшимся мужем до отчаяния Стелла? А Тамбурмажор — чем не «ухудшенная» копия гордого моряка Петрюса?..

Толпа «Рогоносца» (а у Золотаря толпа всегда единый персонаж, с которым он работает мастерски, как с общим характером-телом) превратилась из бродячих музыкантов в военный оркестр, из трагикомической, фарсовой в отчаянно трагическую толпу «Войцека». Карнавал с белыми флагами и венецианскими масками обернулся балаганом с саксофонисткой в дурацком парике и смешных очках, с перевирающим слова «на иностранный манер» Хозяином, рассуждающим на философские темы.

А ведь хозяин балагана в каком-то смысле Хозяин всего происходящего. Он появляется на авансцене и напрямую обращается в зал. Его публика — зрители «Войцека», потому что мир, изображенный Золотарем, в какой-то степени балаган и есть: жутковатый, завораживающий, театральный, жестокий… В «Великодушном рогоносце» все тоже было довольно жестоко, но трагизм карнавалу придавала любовь, сумасшедшая любовь, сумасшествие на почве любви.

«Рогоносец» в свое время поразил в том числе и обилием довольно сложных акробатических трюков: бесконечные кувырки, прыжки, поддержки… В основе пластического решения «Войцека», похоже, лежит контактная импровизация, так что невозможно найти границу между работой балетмейстера (Ирина Ткаченко) и инициативой актеров в реальном времени. Это не отдельные номера или трюки, а почти способ существования.

Жанр спектакля «маленькая немецкая трагедия». Такое определение в соотнесении с масштабом трагедии выглядит, как минимум, ироничным, тем более что по природе «Войцек» спектакль эксцентричный, провоцирующий зрителя на мысли о своем месте в этой солдатской «системе». Эта провокация — сознательный шаг творцов спектакля, но у зрителей остается свобода выбора: искать себя среди персонажей или «ужасаться» отстраненно.

Ужасаться есть чему. Действие происходит в особом мире — в мире военных. Здесь даже священник — гарнизонный. Герои существуют в условиях постоянной нищеты, пьянства и разврата, бесконечных унижений и грязи. Монохромное решение пространства в спектакле нарушается дважды: первый раз по глазам ударяет красный подклад балахона странной старухи, которая появляется вдруг, завораживает детей страшной сказкой и исчезает таинственно (метафора смерти?). Второй раз — голубая материя водоворота, в котором, по воле постановщиков, исчезает Войцек в финале спектакля. Вопиюще голубая, спорящая с общей гаммой настолько, что остается предположить, что это цвет не воды, а, если хотите, цветовой символ девы Марии.

И действительно, разрешение всех проблем Войцек находит в смерти. Смерть, естественно, не искупает грехи, не отменяет их, не очищает души героев. Смерть здесь — единственный способ прекратить череду грехов.

Сцена из спектакля «Войцек».
Фото В. Сотникова

Сцена из спектакля «Войцек».
Фото В. Сотникова

А. Хряков (Войцек), Н. Макарова (Мария).
Фото В. Сотникова

Войцек (Александр Хряков) — герой послушный, кроткий, но подчиняющийся не Богу, а системе. Он, соответственно, не праведник, а исполнительный солдат, поэтому его выбор понятен. Все логично и просто: если бога нет, убить Марию и себя — отличный способ покончить со «злом». Мария не успевает оказать сопротивления Войцеку. В памяти всплывает Стелла, подающая любимому ружье и предлагающая свою жизнь в качестве жертвы как альтернативу той жертве, которой от нее требует Брюно. Она (светлое, духовное существо) предпочитает умереть безгрешной, но не жить в грехе. Мария тоже хотела бы быть такой, но условия жизни не позволяют. Человеческое общество возвело в культ потребности и желания человека, результат — женщина, готовая переступить черту ради того, чтобы порадовать себя золотыми серьгами.

Ушедшие так далеко от морали, люди будто договорились между собой о новых правилах жизни. Блуд и пьянство, например, — не порок, а свободный выбор человека. А вот ребенок, рожденный без благословения церкви, — это грех настоящий, полноценный, потому что так сказал священник.

Бога здесь нет. Может быть, поэтому в пространстве почти нет вертикалей, их отсутствие — отсутствие связи с Богом, которой люди сами лишают себя. Основные элементы сценографии — гора солдатских шинелей, «кишащая» под ногами героев, и огромное балаганное колесо. Оно спускается сверху и медленно крутится, демонстрируя ангелов вперемежку с животными и какими-то неведомыми существами разного рода… Колесо — деталь балагана, модель Земли, которая, по мнению Капитана, напрасно тратит время, крутясь вокруг своей оси. В «Великодушном рогоносце» тоже было колесо — мельничное, в человеческий рост, в котором, как белка, бегал Брюно. В такт происходящему в его голове он каждым шагом увеличивал скорость вращения, загоняя себя… В «Войцеке» колесо другого масштаба, здесь от отдельного человека уже ничего не зависит.

Времена, наверное, все-таки «всегда одинаковые». Золотарь предлагал «Войцека» к постановке еще шесть лет назад, на художественном совете, который закончился решением ставить Кроммелинка.

Что изменилось за шесть лет? Окружающий мир? Восприятие жизни? Я говорю лишь о совпадениях, которые в театре все равно случайными быть не могут. Замкнутый круг.

Ноябрь 2008 г.