Петербургский театральный журнал
Блог «ПТЖ» — это отдельное СМИ, живущее в режиме общероссийской театральной газеты. Когда-то один из создателей журнала Леонид Попов делал в «ПТЖ» раздел «Фигаро» (Фигаро здесь, Фигаро там). Лене Попову мы и посвящаем наш блог.
16+

МОСКОВСКИЙ ЗЕФИР

МУЖИКИ, ВЫ ЧЕГО?

В первых числах ноября центр Москвы украсился гигантскими рекламными щитами. Куда ни пойдешь — в самые тебе зрачки пристально глядят четверо жующих мужчин среднего возраста. Давясь кусками торта, на котором кремом выведено: «15». Московский комический театр «Квартет И», прославленный «Днем радио» и «Днем выборов», а также убойными капустниками на корпоративных вечеринках, прислал весть о своем юбилее и сопутствующем праздничном концерте. Бог с ним, с концертом. На последнем по времени спектакле «Квартета» выявилось, что титаны шоу-бизнеса тоже люди. Пятнадцатилетней давности выпускники эстрадного отделения ГИТИСа Леонид Барац, Александр Демидов, Камиль Ларин и Ростислав Хаит вдруг решили сбросить маски и выйти как есть. Чтобы от себя лично чисто по-человечески поведать о настигшем их кризисе среднего возраста. Дескать, «земной свой путь пройдя до половины, я оказался в сумрачном лесу» — в частности, перед тем прискорбным фактом, что театральные эксперты «Квартет И» в упор не видят, а на «Золотую маску» выдвигают каких-то занюханных маргиналов, не пользующихся спросом у публики. Однако юбиляры вошли в тот возраст, когда привычек уже не меняют, поэтому обида подается в приятной, адаптированной для восприятия форме. Так сказать, шуткой-смехом. Жанр заявлен уже в названии — «Разговоры мужчин среднего возраста о женщинах, кино и алюминиевых вилках».

Сцена из спектакля. Фото М. Гутермана

Сцена из спектакля.
Фото М. Гутермана

Представьте, что вы женщина, а может, вам даже и представлять не надо, и вот сидите вы в радостно переполненном оживленном зале (или даже на сцене сидите, там сбоку, как бы за барной стойкой, тоже есть еще мест двадцать) — и четверо приятных таких пацанов лет под сорок в течение двух с половиной часов без антракта говорят и остроумно шутят только про вас. Про вашу женскую логику, про вот эту милую манеру спрашивать «а кто это был?», если муж с кем-то поздоровается, про то, как вы ревнуете, обижаетесь, как что-то кричите из другой комнаты, а доносится только: «…зеленые тапочки!»… Ввернут что-то про «Золотую маску» — и снова про вас. Алюминиевые вилки в названии опять же олицетворяют женщин, мол, запретят вдруг мужику пользоваться вилкой, причем навсегда, казалось бы, можно и обойтись, но почему-то сразу захочется, — так и в браке: не то тяжело, что изменять нельзя, но сама эта мысль гнетет — никогда! навсегда! —  а вилок вокруг полно, и мельхиоровые, и алюминиевые… Ну, в таком духе, жизненно и непринужденно. Так, сидим, разговариваем. По ходу они что-то жуют, немного выпивают, потом чайник ставят, в общем, идет легкий такой треп, почти как в «новой драме», но без мата, уж если скажут про что-нибудь «г…о» — так прямо в точку, оно и есть. Самый пикантный момент — когда про онанизм. Мол, считать его за измену или нет? Если при этом представлять себе другую женщину, один говорит, то да. Второй: «А если жену?» Тот отвечает: «А смысл?»

В общем, смешного много.

Через правильные промежутки времени на двух больших экранах по бокам сцены возникает телесияние: «фрагменты из неснятых фильмов» с сериальными страстями (ссора, разрыв, измена и т. п.) возмещают отсутствие в спектакле сюжета и конфликта. Неплохо снято, и лица все знакомые — М. Ефремов, О. Дроздова, А. Макаров, М. Виторган, А. Белый… При этом «Квартет» буквально ненавидит ТВ за пошлость: сплошной, мол, ледниковый период. Но ненависть, как водится, осложнена любовью. На тех же экранах вперемежку с «фрагментами» являются Гордон, Цекало, Макаревич, Кортнев, Николай Фоменко и другие такие же отборные мужчины среднего возраста, по странному совпадению все, как один, медийные, никто посторонний не затесался. Чем не танцы со звездами? Коротенько пошутят по написанному «Квартетом» тексту — что-то милое, жизненное… но что? Проскакивает. Зато привычно ласкают глаз, ласкают слух.

Сказать, что публика довольна, — ничего не сказать. Публика на седьмом небе. Дело к зиме идет, кризис на дворе, а тут майский день, именины сердца. Ловят каждое слово, за взрывом хохота наступает мертвая тишина: не упустить бы словечко! Мужчин в зале не меньше, чем женщин, кто-то явно не по первому разу. Билеты — 5–15 тысяч рублей за штуку, галерка — от 1000, у спекулянтов, говорят, и по 25 тысяч расходятся. ДК имени Зуева, зал на 600 мест. Раньше играли в малом зале, теперь перешли в большой. Все равно переаншлаг.

Я «Масок» не распределяю, а то бы дала. Ну действительно, поди сумей, вытряси из гражданина 25 тысяч, да чтоб он потом опять прибежал. Тут прямое попадание. «Квартет» ухитрился совместить две взаимоисключающие вещи. С одной стороны — доверительная манера, позаимствованная у Гришковца и неплохо освоенная, этакая подкупающая искренность рефлексии: ну правда, почему нас критики не любят? С другой — шаблоны ТВ-эстетики, намертво впечатанные в массовое сознание и потому бронебойно действующие на публику. Ведь публика, включая нас с вами, давно уже телезритель, можно не включать ящик, но не знать Ксению Собчак нельзя. Телезритель — это диагноз. Мозги уже так приучены, чтоб уколоться и забыться. «Квартет» вроде бы интеллектуально общается с залом — и в то же время осознанно придуривается. Талантливые, остроумные люди творят исключительно для дам-с. Известный ТВ-тренд — казаться дурее, чем есть. Суровые законы рынка, рейтинг, то-се — и тупой, еще тупее по всем каналам.

Однако в театре, в отличие от телевидения, творец сливается со зрителем в прямом контакте. Свободно можно заразиться. Мужчины среднего возраста превращаются в комнатных мужчин. Не они ведут публику, а она их делает, как хочет. Течет вроде бы живая жизнь, живая речь, но где-то к середине спектакля вдруг думаешь — неужели они и за кулисами так разговаривают? «Живая речь» заботливо расфасована в репризы (авторы текста Л. Барац, Р. Хаит и режиссер спектакля Сергей Петрейков), «живая жизнь» усечена, без всяких там лишних крайностей. Кризис среднего возраста в компромиссном варианте. В подарочной упаковке. Непостижимость бытия сводится к вопросам старения организма. Под видом откровений подаются банальности — разжеванное лучше усваивается. В качестве самооправдания, как противоядие, как щит они выставляют самоиронию. Обстебывают, к примеру, театральную рутину, в четыре глотки клянутся: мол, никогда вы не увидите у нас искусственного снега под трогательную музыку — глядь, снежинки запорхали, мелодия понеслась, и свечи, свечи, свечи… Вроде самоирония, а публике приятно.

В самый тонкий, лучший, по-моему, момент спектакля публика попросту не въезжает. Это когда Ростислав Хаит, оставшись один, робея, берет гитару, выходит на самую авансцену и самозабвенно — сбыча юношеских мечт! — отжигает под Цоя. Точно передавая эту манеру отбивать ритм, надменно, выпятив нижнюю губу, задирать подбородок и отворачивать лицо от зала. Словно позабыв, что он уже взрослый, познавший благую силу компромисса дядя с лысиной («начал лысеть в 1991 году, закончил в 1999-м»), он страстно воспроизводит, присваивает это юное мальчишеское высокомерие — не глядеть, наплевать, уйти в глубь себя! Солидный дядя упоенно разевает рот под фонограмму — и сумрачно, сокрушающе гремит «Звезда по имени Солнце». Ух ты, думаешь, как точно, как грустно, но что же делать — не кончать же, блин, с собой по достижении тридцатилетия? А публика, вскормленная пародистами всех мастей, радостно хохочет: узнала! Ну не дура? При чем тут Цой, когда пародия на самого себя!

Подобно античному герою, «Квартет И» раздираем трагическим противоречием. На знамени написано «успех и деньги», а внизу приписка: «мы не такие». Пятнадцать лет как из ГИТИСа, а все сказывается. Осмеивают ТВ — и едут на его популярности. Подражают Гришковцу, но крупные вопросы, которые тот пытается ставить перед собой, сводят к приятной болтовне о своем, о девичьем. С высоты успеха презирают поисковый экспериментальный театр — и тут же проговариваются, обнаруживая застарелый «золотомасочный» комплекс.

«Маску», кстати, они вполне заслужили — за возвращение доверия к говорящему со сцены человеку, практически утраченного в театре. Сегодня ведь куда ни придешь — ну не свои слова люди говорят, болтают там чего-то, ну не верю! А здесь слово звучит, имеет вес, ценность, его слышно. Вот только сказать особенно нечего.

Ноябрь 2008 г.

Комментарии (0)

Добавить комментарий

Добавить комментарий
  • (required)
  • (required) (не будет опубликован)

Чтобы оставить комментарий, введите, пожалуйста,
код, указанный на картинке. Используйте только
латинские буквы и цифры, регистр не важен.