ПОПЫТКА КАК ПЫТКА

М. Равенхилл. «Shopping & f…ing». Театр «Приют Комедианта».
Режиссер Сергей Щипицин, художник Артем Агапов

Негоже это, конечно, писать в «ИНВАЛИД» фельетон на спектакль молодого режиссера, почти дебютанта. Но поговорить хочется не о достоинствах и недостатках режиссуры Сергея Щипицина, а о феномене восприятия пьесы режиссером и спектакля — публикой. Где об этом еще говорить, как не на всетерпеливых страницах «ИНВАЛИДА»? Но не языком фельетона. А языком пламенной агитации.

Потому что в «Shopping&fucking» нет ничего УЖАСНОГО. Честное пионерское. Щипицин, будучи первопроходцем в освоении Марка Равенхилла на петербургской сцене, сделал все, чтобы не прогневать строгих блюстителей нравственности. Не допустил обнаженки, свел к намеку и скрыл за занавесками от нескромных взглядов все гипотетические соития. Еще режиссер старательно убрал любые признаки социальной среды и любой намек на маргинальность героев: ни тебе синяков на руках, ни лихорадочного блеска глаз. Чистенькие мальчики и девочки со свежими лицами, недавние выпускники СПбГАТИ (кое-кто, между прочим, ученики Л. А. Додина), одетые в авторские, псевдомолодежные шмотки от художницы Марины Агаповой, оказались людьми без прошлого, без биографии, без страстей, без теплоты связей и — парадокс — без выраженной сексуальной ориентации. А чтобы было понятно, что конфликт здесь общечеловеческий, режиссер поместил героев в примерочные кабинки, как ассортимент модного бутика.

Вот только текст пьесы режиссер порезать не смог. Запрещено законом об авторском праве. Драматург Равенхилл и так яростно сражался с руководством «Приюта Комедианта» против одного только «запикивания» звездочками второго слова в названии его пьесы, какие уж тут купюры. И потому актерам пришлось выражать свои эмоции с помощью энергичного «fuck you» (переводчики Ольга Субботина и Александр Родионов почему-то не решились заменить их посконно русскими «пошел ты» или «имел я тебя») или предлагать «полизать себе задницу». Именно на последнюю фразу зрители реагируют особенно нервически. И едва услышав ее, дружно покидают зал в трагическом молчании. Заметьте, уходит примерно та же достопочтенная публика, что заполняет зал на «Сладкой лжи» и, возможно, рукоплещет «Перезагрузке».

Итак, в день премьеры чувство стыда окутало зал «Приюта Комедианта», как лондонский смог. Зрители стыдятся нехороших слов. Актриса Екатерина Клеопина — запустить руку в штаны партнера, Сергей Агафонов и Павел Чинарев — заключить друг друга в отнюдь не братские объятия. Режиссер — всего текста. И всем им вместе очень плохо, как под пытками. Ставить бы Сергею Щипицину, дебютировавшему в МДТ «Варшавской мелодией», что-нибудь нежное, чувствительное, акварельное. Тургенева Ивана Сергеевича, Розова Виктора Сергеевича… Но нет, выбрав Равенхилла, режиссер переступил через собственное «я» и повел себя на заклание.

Хотя, честное слово, не так ужасен Марк Равенхилл, как его малюют в релизах. Это гей, уголовник и наркоман Жан Жене 50 лет назад бросал вызов пуританской морали. Равенхилл живет не в ту эпоху и не в той стране, где нужно защищать свою сексуальную ориентацию и доказывать обществу свое право считаться полноценным гражданином, будучи ВИЧ-инфицированным. В «S&F» он ввел эпизоды из собственной жизни и жизни своих друзей, разумеется обобщив сырую фактуру и высказавшись на тему «вещности» человека в «обществе потребления» и рабской зависимости — хоть от наркотиков, хоть от любви. Ну да, в его версии мира живут втроем, продают экстази и зарабатывают телом. Но разве этот опыт — исключительный?

Зато Сергей Щипицин решил защищаться. И как художник оказался не прав. Он спрятал мужские объятия за занавеску не только потому, что побоялся угодить в категорию В, но и потому, что ему кажется: он поставил по меньшей мере soft-порно. Поверьте, я не за эротику на сцене, а за здоровое отношение к ней. Режиссер же парадоксальным образом утвердил зрителей во мнении, что пьеса Равенхилла представляет собой «клубничку» из жизни извращенцев. Потому что любой советский гражданин знает и помнит: вырезанное ножницами цензора — и есть самое важное.

С другой стороны, мне по-человечески понятны опасения молодого режиссера. Вполне вероятно, что однажды в «Приют Комедианта» пожалует Комитет по нравственности с плановой проверкой. Или всесильный Михаил Сергеевич Боярский, который уже запретил Джулиано ди Капуа употреблять слово «вагина» на русском, а юной звезде возрождающегося национального кинематографа Елизавете Михайловне Боярской рекомендовал принимать душ в спектакле «Жизнь и судьба» в ночной рубашке. Так, видимо, достовернее.

Есть у меня одна заветная мечта — увидеть на петербургской сцене страстный гомоэротический поцелуй двух хороших актеров. Поцелуй, на который будет приятно посмотреть. Поцелуй — не как знак протеста, а как выражение чувства — двух любовников, двух мужчин. Еще я хочу видеть гея с человеческим лицом, а не ряженую мартышку с сиплым фальцетом. Доживу ли? Сомневаюсь. Лицемерие нашего общества имеет тенденцию все больше усугубляться. И потому комические геи будут визгливо хихикать на нашей сцене ближайшие 100 лет. А погибать от передозировки будет дозволено лишь в рамках программ по борьбе с наркотической зависимостью и за укрепление семейных ценностей.

Ноябрь 2008 г.