Детский спектакль. Ну, вы знаете, как это бывает: учителя загоняют детей в театр, дети скучают, шуршат фантиками, кидаются в актеров бутылками из-под лимонада, немногочисленные родители крепко спят в своих креслах, а знатоки театра задорно скрипят перьями. Или наоборот: критик негодует, а дети радуются…

Бывает, конечно, по-другому: дети увлеченно смотрят спектакль, родители не спят в креслах, а критик, открыв рот, уронил свой блокнот… Очень редко ребенок, театральный эксперт, педагог и родитель разговаривают на одном языке. Стоп. Вот именно. Все дело в языке. При существующей сейчас в театре языковой полифонии даже взрослый образованный человек иногда в растерянности отправляется за словарем, а ребенок и вовсе оказывается в положении островитянина на большой земле. Сплошное «взаимонепонимание» получается.

А что если собраться всем: детям, родителям, режиссерам (опытным и молодым), критикам, педагогам — и попытаться договориться? Встретиться, скажем, в Самаре, под палящим сентябрьским солнцем. И пусть молодые драматурги пишут пьесы, режиссеры привозят и показывают спектакли, дети и критики — оценивают, педагогов тоже можно подключить… Да что мы! Ведь уже встретились, посмотрели, обсудили и даже кое о чем договорились — собрал свой урожай восьмой фестиваль-лаборатория театров для детей и молодежи «Золотая репка». «Репок» оказалось много и на любой вкус: столичные — большие-пребольшие, свежие и зеленые — молодой режиссуры, изящный французский «турнепс», терпкий болгарский корнеплод, а также скороспелые и диковинные плоды из лаборатории. Приехал даже знаменитый пермский агроном Сергей Федотов, первым высадивший на русских полях знаменитый европейский сорт — МакДонаха.

В общем, непростые были репки: например, в легендарном болгарском спектакле-долгожителе «Шинель» о знаменитом петербургском привидении рассказывали два наивных украинца из Диканьки. По их мнению, мечта-шинель превратилась для Акакия Акакиевича в самую настоящую клетку (нельзя давать волю своим мечтам, какими бы они прекрасными ни были). А в спектакле Ульяновского ТЮЗа «Преступление, помощь на дому, наказание, деньги, убийство пенсионерки» пьесу шведского драматурга М. Андерсона, перенесшего сюжет «Преступления и наказания» в современность, пересказали зачем-то языком эстрадной клоунады так, что многие зрители назвали получившееся просто несъедобным.

Фестиваль «Золотая репка» не дает ответа на вопрос, каким должен быть детский театр, но показывает, каким разным он может быть. Для Московского РАМТа это камерный, семейный театр: ребенок вряд ли придет на спектакль один, поэтому необходимо, чтобы и родителям было интересно. В «Сказках на всякий случай» В. Богатырева по Евгению Клюеву двенадцать миниатюр сочетают в себе элементы философской притчи и детской сказки: например, в аквариуме смеются над рыбкой, верящей в существование океана, а два облака, изменив форму, беспокоятся, остались ли они по сути теми же. Актеры превращаются то в «Ужасно скрипучую дверь», то в «Пирожок ни с чем», а то и вовсе в «Ночной горшок с грустным васильком на боку».

Иной подход к разговору с детьми у МТЮЗа: «Необыкновенные приключения Т. С. и Г. Ф. по Марку Твену» играют на большой зал, и спектакль становится независимым от зрителей, а зрители чувствуют себя независимыми от спектакля. Никто не станет отрицать мастерство Генриетты Яновской, но постановки молодых режиссеров, может быть немного наивные и даже несовершенные, гораздо больше нравились детям. Ребенок всегда отождествляет себя с каким-нибудь персонажем: ему интереснее наблюдать за зайцами из «Серой Шейки» Екатерины Гороховской, похожими на подростков из его двора (Екатеринбургский ТЮЗ), чем за Томом Сойером в исполнении актера, давным-давно забывшего о том, что он был ребенком.

Еще один из способов поговорить с детьми — увлечь их загадкой. Например, что может быть любопытнее, чем экскурсия по закулисью? Полина Стружкова в «Походе в Угри-ла-Брек» («рай» в переводе со старошведского) Нижегородского ТЮЗа ведет детей в путешествие по театральному пространству и говорит с ними об очень сложных даже для взрослых вещах — о смерти и о том, как смириться, справиться с потерей близких.

Parlez-vous français? Parlez-vous de langue de théâtre français? Да, на «Почтальоне» театра Velo на «французском театральном» языке говорили все, и взрослые и дети. Сюжет спектакля очень прост: почтальон, увидев, что одна из его посылок дымится, открывает ее и находит там… целый мир. Он то, как ребенок, играет с куклами, оживляя этот микрокосм, то отстраненно любуется делом своих рук, фотографируя его малюсеньким фотоаппаратом, как заправский турист. Он одновременно весел и серьезен, немного ироничен и в то же время очарован своими героями. Наблюдать за игрой Шарло Лемуана в этом мире и в этот мир не надоедает: в нем есть что-то от первооткрывателя, что-то — от получившего новую игрушку мальчика и чуточку — от Бога, но не канонического ветхозаветного, а такого, как у Жана Эффеля.

Древняя Греция в северных широтах? В это еще нужно поверить! Персонажи нехотя снимают с себя шапки-ушанки и валенки — это «русская провинциальная Эллада» на премьере СамАрта «Жил-был Геракл». Спектакль можно было бы назвать философской притчей о парадоксе свободы: раб Геракл оказывается свободнее, чем царь Эврисфей и даже всемогущие греческие боги.

Но главной интригой, изюминкой, настоящим киндерсюрпризом фестиваля стала лаборатория. Сделать спектакль за три дня с нуля — предприятие более чем рисковое. На этот раз в лаборатории приняли участие режиссеры Евгений Зимин, Юрий Алесин, Дмитрий Егоров. Двое первых привлекли себе на помощь драматургов — Анну Богачеву и Нину Беленицкую, Дмитрий Егоров — художника Фемистокла Атмадзаса. К эксперименту также были допущены студенты актерского факультета Самарской академии культуры и искусств. Цель эксперимента — сделать спектакль для маленького зрителя на материале сказки о Курочке Рябе. По желанию руководителей лаборатории Олега Лоевского и Михаила Бартенева «Курочка Ряба» тоже оказалась экспериментальной. За основу для трех разных драматургических и сценических текстов была взята версия сказки Александра Афанасьева, представляющая собой философскую притчу, в которой разбитое яйцо порождает настоящее вселенское бедствие: «старик плачет, старуха возрыдает, в печи пылает, верх на избе шатается, девочка внучка с горя удавилась…». Задача перед участниками лаборатории была поставлена сложная: отягощенный недетскими смыслами афанасьевский сказ сделать интересным и понятным самому маленькому зрителю. В такой непростой ситуации молодые режиссеры стали хитрить, «забывая» какую-нибудь часть условий эксперимента, что неминуемо вызвало погрешности в результатах.

Юрий Алесин сочинил свою версию сказки. Космическая сага, где старуха заменяется роботом «Биобабой — ББ», старик — молодым ученым, выводящим новый вид золотых яиц, курочка-татарушка — космической курицей, клюющей разноцветные капсулы, серая мышка — супермышью, делающей по 15 отжиманий за раз, очень увлекла маленького зрителя. Перед ребенком предстал мир, хорошо знакомый ему по комиксам и мультфильмам. Режиссер выбрал язык, на котором с детьми разговаривают массмедиа. Только нужно ли театру вставать с ними в один ряд? Тем не менее это не было просто красочное преставление для маленького любителя «Звездных войн»: в рамках спектакля режиссер попытался поговорить о ценности человека в мире, где главное — технический прогресс и где золотая скорлупа ценится гораздо больше, чем вылупившийся из нее обыкновенный цыпленок.

Дмитрий Егоров в гротескной пантомиме развил афанасьевскую тему золотого тельца-яйца, выведя на сцену карикатурных персонажей: деда — лысого амбала, все жизненные силы которого сконцентрировались на мечте о золотых зубах, бабку — религиозную фанатичку с трясущейся головой, внучку — помешанную на женихах деревенскую девицу. Весь спектакль малоприятные субъекты все с большим и большим рвением пытаются заполучить неожиданно свалившуюся на них драгоценность. Идет семейная война, рушится мир, и, когда золотое яйцо разбивается, на его месте оказывается обыкновенная крыса… Интересная заявка на спектакль, но спектакль исключительно взрослый, не рассчитанный на маленького зрителя.

Единственными, кто постарался максимально сохранить текст и ритм сказки Афанасьева, стали Евгений Зимин и Анна Богачева. Режиссер поставил спектакль о страданиях матери (Курочки Рябы), дитя которой оказалось золотой побрякушкой в чужих руках. Но эта линия потерялась на фоне экивоков взрослому зрителю (например, поп появлялся с залихватским пением «Аллилуя», танцуя макарену). Пьеса А. Богачевой написана в форме детектива, интрига которого «кто же разбил яйцо?» раскрывается неожиданно: мышь украла его, чтобы вернуть убитой горем курице. Но сценический текст оказался собранием штампов детского театра.

Целью лаборатории было объявлено создание нового языка, понятного детям. Но на спектаклях по «Курочке Рябе» зал был битком набит взрослыми, а детей было всего пятеро. От переизбытка театральных впечатлений они уже смутно понимали, что происходит на сцене, и лаборатория оказалась для них настоящим испытанием. На вопрос, поняли ли они что-нибудь, дети отвечали, что, наверное, «еще слишком маленькие для таких спектаклей». Вот и получилось, что сочиняли «для маленьких», а вышло — «на вырост».

Неизвестно, кто получил от проекта больше пользы — участники, напитавшиеся за три трудовых дня щедрым самарским солнцем и выкупавшиеся в Волге, или детский театр… Экспериментаторы разъехались, удовлетворенные кулуарными обсуждениями, сделав необходимые выводы, приобретя новых друзей. Зритель, правда, не увидел каких-то необыкновенных открытий на показе лабораторных работ и не очень понял, зачем нужно было в столь короткие сроки ставить детский спектакль, отталкиваясь от недетского материала.

На фестивале параллельно показам шли читки и конференции (говорили очень много: о современной драматургии и режиссуре для детей, о проблемах детского театра, о воспитании театром и т. д. и т. п.), а параллельные линии, как известно, не пересекаются. Говорили много — разговора не получилось. Не зря, наверное, так любит повторять Олег Лоевский, что время диалогов прошло. Но даже если и не все услышали друг друга, возможность высказаться была предоставлена каждому.